– Правильно, – быстро подключился Сэм. – Мы ведь здесь люди новые. С нами пока никто не разговаривал. Если бы кто-то из таких людей, как вы, нам что-нибудь рассказал, хотя бы что-нибудь, мы бы знали, с чего начать.

Сжимая и разжимая руки на коленях, Израэль отрицательно покачал головой:

– Ничего не знаю. Ничего не могу вам сказать. Вы лучше найдите моего парнишку и поговорите с ним. Попробуйте убедить его держать рот на замке.

Тревис коротко спросил:

– А этот Мейсон, о котором вы говорите, он один из ночных всадников?

Израэль вдруг весь подался вперед, словно подстреленный.

– Ничего я не знаю ни про каких всадников, – хрипло закричал он. – Они носят белые капюшоны с вырезом у глаз, чтобы видеть, и у рта, чтобы говорить. Но никто никогда не видел их лиц.

– Но ведь наверняка, Израэль, ваши люди об этом говорят, – настойчиво убеждал старика Тревис. – У вас должны быть какие-то соображения, кто именно носит эти капюшоны.

Израэль умоляюще поднял на Тревиса полные слез глаза:

– Прошу вас, отпустите меня, шериф! Меня не должны здесь видеть. Пожалуйста, отпустите!

Тревис и Сэм тяжко вздохнули. Потом Тревис кивнул:

– Хорошо. Можете идти. Но если вы нам не подскажете, где найти вашего сына, мы с ним поговорить не сможем. Верно?

Израэль встал, ноги у него дрожали.

– Он скрывается в горах вместе с некоторыми своими друзьями. Точно где, я не знаю. Слышал что-то про Синюю Птицу. Но сказать наверняка не могу. А теперь можно мне идти?

– Конечно, конечно, можете. Только, пожалуйста, скажите своим людям, что, если кто-либо из них захочет с нами поговорить, они могут на нас положиться. Мы здесь как раз для того, чтобы все это прекратить, Израэль. Вы нам здорово помогли. Мы теперь знаем, с чего начать. – Тревис первым прошел к двери, вгляделся в пустую аллею и только потом кивнул старику.

Израэль зашаркал к двери, двигаясь со всей скоростью, на какую были способны его слабые ноги. Он очень внимательно всмотрелся в темную аллею и лишь после этого положил на ручку двери свою огрубевшую от тяжкого труда руку. Обернувшись, он в последний раз испуганно взглянул на обоих шерифов и исчез в глубине аллеи.

Стоя на пороге, Тревис молча смотрел на пустую аллею. Потом, не поворачивая головы, через плечо сказал Сэму:

– Давай пройдемся по городу. Надо узнать что можно про эту Синюю Птицу. И еще надо кое-что поспрашивать о Мейсоне.

Сэм поднялся, чтобы пойти вместе с Колтрейном. Он решил, что даже если им ничего узнать не удастся, все равно это лучше, чем разбирать бумаги.

Утренний воздух приятно холодил. Шерифы вступили на Главную улицу города. При виде их негры спешили побыстрее перейти дорогу. Горожане с явным недоверием посматривали на них.

– Мы уже прошлись по всем салунам, но безрезультатно, – заметил Тревис, когда друзья оказались у единственной в городе гостиницы. – Давай зайдем сюда. Здесь у них кафе-кондитерская, и мы непременно встретим людей совсем другого круга.

Сэм засмеялся:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что нам могут что-то сообщить те, кто занимает высокое положение? Спорю, что именно они и платят негодяям, которые творят грязные дела.

– Нет, Сэм, вовсе не все в этом городе одобряют то, что здесь происходит. Наверняка найдется несколько человек, от души желающих нам помочь. Им только надо точно знать, на чьей мы стороне.

– Не рассчитывай, что кто-то станет с нами разговаривать. Белые, вероятно, напуганы не меньше, чем старик Израэль, – сказал Сэм.

– Иногда важно не то, что люди говорят, – Тревис толкнул двери гостиницы, – важно то, чего они не говорят.

Друзья вошли в полутемный холл. Оба шерифа мельком взглянули на портье, подозрительно уставившегося на них из-за своей стойки. По потертому ковру в розочках Сэм и Тревис направились прямо в кафе. Вход в него украшали панели из матового стекла с золотыми завитушками.

Войдя в зал, Сэм и Тревис тут же почувствовали, что все взоры устремились к ним. Колтрейн шел первым. Они сели за столик, покрытый безупречно белой скатертью. К ним сразу же приблизился официант в коротком черном фраке. Лицо его выражало настороженность.

– Слушаю вас, господа шерифы. Что вам принести? – быстро спросил он.

– Кофе, – заказал Тревис и себе, и Сэму. Как только официант поспешил на кухню, Колтрейн повернулся лицом к залу, чтобы осмотреться.

Было занято четыре столика. Когда глаза Тревиса останавливались на сидевших за ними посетителях, те отворачивались. Исключение составила лишь одна молодая дама. Она сидела одна и смотрела в окно.

Она не отвернулась, когда встретилась взглядом с Тревисом. Напротив, ее зеленые глаза, блестевшие под длинными пушистыми ресницами, выразили очевидное удивление. Дама наклонилась и поднесла тонкую фарфоровую чашечку к прекрасно очерченному рту, покрытому бледной помадой. Тревису предстало соблазнительное зрелище ее небольшой, прекрасной формы груди, которая была видна в вырезе белого бархатного платья для утренних прогулок.

И тут Тревис вдруг понял, что, не считая Китти, эта молодая дама самая красивая из всех женщин, которых он встречал в своей жизни. Ее зеленые глаза были глубокого изумрудного оттенка и излучали яркий, чистый свет. Светло-каштановые волосы блестели и казались чуть золотистыми.

Дама чуть высокомерно, но в то же время игриво приподняла подбородок и отвела взгляд. Она взглянула в сторону и стала сквозь окно рассматривать улицу. Профиль ее был безупречен.

И как раз в этот момент вернулся официант. Он нес две очень хрупкие чашечки с дымящимся кофе. Официант уже собрался уходить, но Тревис жестом его остановил.

– Вон та молодая дама, – кивнул он в сторону красавицы, – я могу узнать, кто она?

Официант на миг смутился, а потом пожал плечами, словно убеждал себя, что ничего плохого, если он ответит, не будет.

– Это мисс Элейн Барбоу, шериф. – И, засмеявшись, добавил: – Сразу можно точно сказать, что вы здесь совсем недавно, раз не знаете семейство Барбоу. В этих местах Джордан Барбоу – самый богатый человек. Пожалуй, он самый влиятельный во всем штате Кентукки.

Тревис уже слышал про Джордана Барбоу. Но по собственному опыту он знал, что легче получить информацию, когда притворяешься ничего не сведущим. В таком случае у людей появляется чувство превосходства от сознания, что им известно больше, чем тебе, и они с восторгом расскажут все, что знают.

Изобразив удивление, Тревис учтиво сказал:

– Этого я не знал. Должен признаться, про семейство Барбоу я никогда ничего не слышал.

Лицо официанта расплылось в довольной улыбке, и он стал смахивать с льняной скатерти одному ему видимые крошки.

– Не стоит об этом особенно распространяться, шериф, – спокойно произнес он, – а то люди примут вас за круглого дурака. У Джордана сотни акров табачных плантаций. Не говоря уже о плантациях кукурузы, огромных сенокосах и несметных стадах скота. Еще он разводит чистокровных верховых лошадей и лошадей для скачек. У него даже есть процентный капитал в двух крупных фабриках в Луизиане.

– Да неужели? – изумленно воскликнул Тревис. – Тогда я, похоже, действительно ужасно несведущ.

Официант любезно улыбнулся:

– Очень рад, что смог быть вам полезен.

Он кивнул и отошел. А Тревис снова взглянул на Элейн Барбоу и снова поразился ее захватывающей дух красоте. Элейн же все это время украдкой следила за ним, но как только Тревис к ней повернулся, быстро отвела глаза.

Сэм недовольно проворчал:

– У нее вид богатой маленькой гордячки. Я таких знаю.

Тревис ничего не ответил. Что-то ему подсказывало, что женщин, подобных Элейн Барбоу, он еще не встречал. Даже на расстоянии чувствовалось, что за ее холодной внешностью скрывалось нечто интригующее, а что именно – назвать Колтрейн не мог.

Тревис уголком глаза заметил, что Элейн за ним наблюдает, и неожиданно для нее резко повернулся. Глаза их встретились, но Элейн осталась невозмутимой. Внезапно она встала, оттолкнув от себя стул, и направилась прямо к Тревису.