Нэнси отскочила.

– Я скажу тебе, что не так! И никуда отсюда не уйду! Он набросился на меня потому, что я ему сказала правду. Ведь все кругом говорят о его дрянной жене, которая сбежала с другим мужчиной. А у него хватило наглости обозвать меня самыми гадкими словами. – Переводя взгляд с мужа на Тревиса, Нэнси топнула ногой. – Не позволяй ему уйти безнаказанно, Джером! Он опозорил мое доброе имя!

– Да у тебя никогда и не было доброго имени! – захохотал Тревис. – И муж твой это отлично знает. Ты лучше заткни свою пасть и не смей ничего плохого говорить о Китти, а иначе, Нэнси, ты мне за все ответишь!

Нэнси снова завизжала и подскочила с кулаками к Джерому:

– Будь ты проклят! Не отпускай его безнаказанно! Слышишь, он мне угрожает!

Глаза Джерома встретились с глазами Тревиса. Муж схватил жену за запястья и потащил в контору. Тревиса он ненавидел, ненавидел всегда, но сейчас понимал, что Нэнси такие оскорбления заслужила.

Еще раз взглянув на Колтрейна, Дантон резко захлопнул дверь и швырнул Нэнси на стоявший рядом стул.

– Не вздумай встать! – пригрозил он ей пальцем. – Чего ты добиваешься, безумная женщина? Хочешь, чтобы меня убили? У Колтрейна репутация человека, который стреляет без промаха. Зачем тебе понадобилось доводить его до бешенства?

Губы Нэнси ядовито скривились, и она прошипела:

– Потому что я его ненавижу! Потому что хочу причинить ему такую же боль, какую он причинил мне! – Нэнси не спускала с мужа полного ненависти и презрения взгляда. Ее душила ярость. – И ты еще называешь себя мужчиной! Да ты ничтожество, жалкий трус! Подумать только – ты потворствуешь этому ублюдку, в то время как он говорит обо мне такие гадости!

Джером отошел в сторону, не желая продолжения скандала. Из своего горького многолетнего опыта Дантон слишком хорошо знал, что когда Нэнси впадала в ярость, ее лучше было просто не замечать – в такие минуты голосу разума она внимать не могла.

– Ты только посмотри на себя! – визжала Нэнси, тыча в ногу мужа. – Ты хромаешь из-за этой мерзавки Китти Райт! Это она всадила тебе в ногу пулю и превратила в инвалида. А ты все равно ее защищаешь и позволяешь ее негодяю мужу вот так, прямо на улице, оскорблять меня, твою жену.

– Ты это заслужила. – Джером сел за письменный стол и снова принялся просматривать платежные ведомости своей лесопилки.

– Я это заслужила? – Нэнси схватила охапку бумаг и швырнула их в лицо мужа. – Да как ты только смеешь мне такое говорить?

Джером поднялся и вцепился в край стола. Он с трудом сдерживал себя от сильного желания ударить кулаком по искаженному злобой лицу Нэнси.

– Будь ты проклята, ведьма! Да, да, ты это заслужила. Ты, Нэнси, исчадие ада. Я-то знаю, что случилось с Китти. Помнишь? Я ведь был там. И я знаю еще тысячу разных вещей – как ты однажды переспала с Тревисом Колтрейном и как он тебя после этого запрезирал, а ты его с тех пор возненавидела.

– Это… это неправда, – с трудом проговорила Нэнси. – Я никогда…

– О да, да, черт бы тебя побрал! Переспала, я знаю! – Собирая разлетевшиеся бумаги, отчеканивал каждое слово Джером. – Я все это знал, да только мне на тебя было абсолютно наплевать. Как и сейчас! Можешь приводить к себе в постель любого, чтоб тебе провалиться в преисподнюю! Делай все, что хочешь, только оставь меня в покое.

– Ты… ты не можешь со мной так разговаривать!

– Еще как могу, черт побери! И не пытайся мне угрожать, как в ту ночь, когда ты застала меня с Китти. Если меня посадят в тюрьму, что тогда будет с тобой? Ни один другой мужчина не захочет взять тебя, а я тебе создал такую жизнь, какая тебе по душе.

Нэнси склонила голову набок и скривила губы в презрительной улыбке.

– Тогда почему же ты этого не сказал в ту ночь? Почему задрал хвост и удрал? Ты ведь действительно трус, Джером.

– Возможно, и трус, – устало вздохнул Дантон. – Если человек устает бороться, как я, и становится трусом, значит, он трус.

– Неужели эта потаскуха так много значит для тебя?

Джером поднял на жену немигающие глаза:

– Да, она очень много значила для меня. Я любил ее больше всех на свете. Но Китти отказала мне, заявив откровенно, что я ей не нужен. Может быть, в ту ночь я оставил ее с тобой, потому что уж очень разозлился на нее. Ведь она меня постоянно отвергала. А еще я злился на себя за то, что я, такой дурак, постоянно ее преследую. Тогда я подумал, как хорошо, если ее в моей жизни больше не будет.

Они ни разу до этого не говорили о той страшной ночи, Нэнси вдруг стало интересно узнать, что же на самом деле думает о случившемся ее супруг. И она тихо спросила:

– Ты считаешь, что я ее убила? Что после того, как ты сбежал, я ее застрелила, а тело спрятала?

– Я вовсе так не считаю, Нэнси. Ты когда-нибудь уберешься отсюда и дашь мне снова заняться работой?! Чтобы тебя содержать, надо уйму денег.

Нэнси вцепилась в край стола, запрокинула голову и засмеялась. Потом снисходительно улыбнулась мужу и прошептала:

– Да, полагаю, действительно на меня уходит уйма денег, мерзавец! Не меньше, чем на твою любовницу в Роли. Ты думал, я про нее не знаю? Я много чего про тебя знаю.

К удивлению Нэнси, муж захохотал:

– Разумеется! Это нетрудно предположить. И я немало знаю о тебе, дорогая. Так что мы с тобой оба прекрасно понимаем, насколько каждый из нас несчастен. Ни у тебя, ни у меня абсолютно никаких сомнений нет.

Нэнси развернулась и тихо вышла. Джером откинулся в кресле и стал задумчиво грызть кончик карандаша. Нет, он не думает, что его жена убила Китти. Он даже знает это наверняка. В ту ночь Джером все слышал и видел. Он знал, что Китти насильно увез Люк Тейт, которому за это заплатила Нэнси.

Джером подумал о Тревисе Колтрейне. Он этого человека презирал. А Китти – Китти Джером очень, очень любил. Что с ней было все эти пять месяцев? Зная, что собой представляет Люк Тейт, Джером мог предположить, что жизнь Китти превратилась в сущий ад.

И вдруг Дантон почувствовал, что сам себе не очень нравится. Встав с кресла и подойдя к окну, он решил, что, честно говоря, он просто дрянь.

Но что же он может сделать? – спросил себя Дантон. Неожиданно глаза его расширились. Ему в голову пришла невероятная мысль.

Он должен хоть что-то сделать для Китти! Может быть, это будет его первый в жизни добрый поступок, и тогда совесть перестанет мучить его. Если рассказать Тревису то, что известно ему, Джерому, то, возможно, тот сможет найти след Люка и Китти.

«Да, но хватит ли у меня на это смелости?» – сам себя спросил Джером.

Нэнси Дантон сидела в своем будуаре перед овальным зеркалом в позолоченной раме и внимательно всматривалась в собственное отражение.

Достаточно привлекательна, довольно улыбнулась она. Темно-каштановые волосы переливаются золотистым блеском и выглядят очень мило, ниспадая на плечи красиво уложенными локонами. Нэнси понравились и собственные глаза цвета имбиря, обрамленные густыми ресницами. Она отлично владела искусством, как их опускать и поднимать, чтобы вызвать у мужчин интерес.

Благодаря дорогим маслам и кремам кожа ее была гладкой.

На Нэнси был надет желтый шелковый халат. Она развязала ленточку, стягивающую полы, которые распахнулись, обнажив груди. Поддерживая их ладонями, Нэнси согласилась, что они не такие большие и упругие, как ей бы хотелось, но все же вполне соблазнительны.

Нэнси снова затянула халат, оставшись довольной своим телом, пока еще очень крепким и без изъянов. Никаких следов от беременности. Спасибо умелым рукам врача из Роли: он три раза избавлял ее от младенцев, которых она иметь не желала. Нэнси презрительно поморщилась. Ревущий младенец, сопящий, сосущий грудь? Нет уж, такого ей не надо ни за что на свете! У своей груди ей сейчас хотелось бы иметь Тревиса Колтрейна.

Да, она хотела близости с ним, отчаянно этого хотела. Пусть он ее публично унизил, хотя, кроме нее, пожалуй, никто его злобных насмешек и не слышал. Пусть, женившись на проклятой Китти, он ни разу к Нэнси не подошел. Все равно Тревис был единственным, кому ей хотелось принадлежать. Она мечтала о нем.