Теперь я был умнее и на еду истратил только два жетона. Это был почти голодный паек, но я понял, что нужно думать и о черном дне!

Утром следующего дня я застал Сюзанну с заплаканными глазами.

— Почему ревет общество предпринимателей? — съехидничал я.

На работу я вышел рано. Позвякивавшие в кармане жетоны оказывали благотворное влияние на мое настроение.

— Это свинство! — сказала Сюзанна.

— Что?

— Он все у меня отобрал. И платье, и белье, и шубу.

— Кто?

— Удропп.

— Почему?

— Чтобы все начать сначала. Он их снова упрятал в автомат.

Я бросил рычаг и подошел к Сюзанне. Мне стало ее жалко.

— Мне не очень нравится эта игра, — сказал я.

— Ничего, Гарри добьется, что будет гармония.

— Я не знаю, что это такое. Но только свинство отбирать то, что тебе дали. Вошел Удропп.

— Что это за идиллия? Марш по местам! Я, кажется, слишком увеличил потенциал на тиратроне. Вы ничего не делаете, и вас не уволили.

— Одну секундочку, босс!

Я кинулся к рычагу, но поздно. Он исчез. Довольный Удропп захихикал.

— Черт с тобой, на сегодня у меня есть жетоны.

Сюзанна насупилась и больше не пользовалась своим автоматом. Я нехотя нажимал белую кнопку, перебирая разные специальности. Никто не нужен. Неужели наше общество насытилось и врачами, и педагогами, и техниками, и поварами? Я еще раз нажал белую кнопку.

— Специальность?

— Журналист.

— Берем.

Я остолбенел. Из машины вылез стол с пишущей машинкой. Ну и Гарри! Даже до этого додумался!

— Пресса в нашем обществе доходное дело, — сказал Удропп. — Вы будете получать тем больше, чем с большей охотой Сюзанна будет читать ваши сочинения. Итак, начинайте.

Удропп вышел.

Я сел за машинку и задумался. Затем я начал:

«Экстренное сообщение! Небывалая сенсация! В результате радиоактивных мутаций появились новые виды животных! Говорящие ослы! Собаки-математики! Обезьяны-гомеопаты! Поющие свиньи! Петухи, играющие в покер!»

— Чушь какая-то, — сказала Сюзанна, вытаскивая из своего автомата лист бумаги. — Если так будет продолжаться, я не буду читать, и вы умрете с голоду.

— Не нравится? — спросил я.

— Нет.

— Хорошо, я попробую другое.

«Небывалая сенсация! 18 миллиардеров и 42 миллионера отказались от своих миллиардов и миллионов в пользу рабочих…»

— Послушайте, Сэм, или как вас там! Я больше читать вашу белиберду не буду.

— Еще одна попытка.

— Не буду.

— Ну, пожалуйста, Сюзанна.

— Не хочу.

— Ну, Сузи!

— Не смейте меня так называть, слышите!

Я напечатал:

«Сузи, вы чудесная девушка. Я вас люблю». Она ничего не сказала.

«Я вас люблю. Вы это читаете?»

— Да, — тихо ответила она. — Продолжайте.

«Я вас полюбил с того момента, как воскрес. Все время, пока мы занимаемся этим идиотским проектом, я думаю, как нам удрать вдвоем. Вы и я. Хотите?»

— Да, — тихо ответила она, вытаскивая лист бумаги из автомата.

«И вот что я придумал. Как-никак, а у меня есть специальность. Мы уйдем от Удроппа и попытаемся найти настоящую работу, а не эту электронную чепуху. Вдвоем нам будет легче. Честное слово, после того, как я вас увидел, я пришел к выводу, что резать вены глупо».

— Я тоже так думаю, — шептала Сузи. Вошел Удропп.

Он посмотрел на свои приборы и щелкнул пальцами.

— Ага! Дело, кажется, идет! Напряжение стабилизировалось! Сдвигов фаз нет! Мы близки к гармонии между производством и потреблением.

— Конечно, босс, — сказал я. — Должно же наше общество когда-нибудь зажить как следует.

— Продолжайте в том же духе, а я все это нанесу на схему, — сказал он, выходя из зала.

«Сегодня ночью давайте встретимся здесь. Мы выскочим в окно».

— Хорошо…

До конца дня я сочинил около десятка идиотских сообщений и заработал кучу медяков. Сюзанна исправно отрывала листы бумаги, демонстрируя электронному истукану свою заинтересованность в моей продукции. Гармония была полная, и Гарри Удропп лихорадочно снимал схему «Эльдорадо», чтобы продать ее за миллион долларов. Она этого стоила, потому что в ней был учтен человеческий элемент!

На весь заработок я набрал бутербродов и спрятал их в карманах.

Ночью, пробираясь к окну, я и Сюзанна остановились у «общества предпринимателей».

— Ты вчера ни разу не пользовалась своим автоматом.

— Если бы я пользовалась, ты бы заработал меньше.

— Хочешь, мы заберем платья и шубу?

— А ну их к черту.

— Я могу Удроппу оставить записку, что это сделал я. Все равно меня нет.

— Не нужно. Так будет легче идти.

Мы вылезли в окно, перемахнули через ограду и оказались на широкой асфальтовой дороге, ведущей в большой город. Над ним неистово пылало оранжевое небо. На мгновение Сюзанна прижалась ко мне.

— Не бойся. Теперь мы вдвоем.

Я ее обнял, и мы зашагали вперед. Только один раз я остановился у электрического фонаря и, посмотрев в доверчивые глаза девушки, спросил:

— Сузи, а как ты попала к Удроппу? Она слабо улыбнулась, вытянула левую руку и, подняв рукав, показала мне запястье. На белой коже резко выступал продолговатый малиновый рубец.

— Так и ты?.. Она кивнула.

И вот мы идем, два человека, которых нет в этом страшном мире…

Тонкая неподвижная струя воды протянулась от никелированного крана к самому дну белоснежной раковины. Струя застыла. Свет от настольной лампы серебрил одну ее сторону, и казалось, что это не хрупкая нитка воды, твердая стеклянная палочка. Только у самого дна раковины струя разбивалась на мелкие капельки, разлетавшиеся во все стороны с едва слышным шорохом. И еще было слышно, как в углу кабинета торопливо цокали оставленные кем-то на столе ручные часы…

Жизнь — поточное явление. Передо мной застыла струя воды. Кажется, она неподвижна и мертва. А в действительности поток составляет самую суть ее существования… Стоит закрыть кран, и жизнь струи прекратится. И вдруг кто-то протянул руку через мое плечо и резко завернул кран. На моих глазах струя затрепетала, разорвалась на мелкие клочки, затем на капельки и исчезла.

— Сестра, завтра вызовите водопроводчика. С краном что-то не в порядке.

Он повернулся и встал. Передо мной стоял высокий, уже немолодой мужчина в белом халате. Его усталые глаза внимательно смотрели на меня, а руки медленно скручивали и раскручивали трубку стетоскопа.

— Так это, значит, вы и есть Самсонов? — спросил меня доктор.

— Да. Разве вы меня знаете?

— В некотором роде. Мне о вас рассказала ваша подруга.

— Как она себя чувствует? Что у нее? — торопливо спросил я.

— Что у нее, пока неизвестно, а чувствует она себя в общем удовлетворительно. Удовлетворительно для больного, конечно, — поправился он.

— Можно мне ее видеть?

Доктор кивнул головой.

— Только недолго. Поговорите с ней о чем-нибудь э… интересном. О театре, о футболе. Понимаете?

— О работе можно?

Доктор отошел в сторону и посмотрел в окно.

— Только не в философском плане. Вы работаете у профессора Парнова? Я знаю его работы. Они, я бы сказал, очень замысловаты. В общем идите. Она вас ждет. Он снова повернулся ко мне и, тронув за плечо, подтолкнул к двери, за которой лежала Анна. В палате царил полумрак. Окно было распахнуто, и в него проникал свет электрических фонарей из сквера внизу, перед клиникой.

— Ну иди же скорее, — вполголоса позвала Анна.

Я подбежал к кровати и схватил горячую, немного влажную руку.

Мы молчали минуту-другую, не зная, что говорить…

— Как мне здесь надоело! — наконец прошептала она.

— Доктор говорит, что у тебя состояние удовлетворительное.

Она грустно улыбнулась.