Споры в критике по поводу пьесы Островского «Бедность не порок» не утихали долгое время.
Комедия с успехом шла на столичных и периферийных сценах. В ней пробовали силы лучшие артисты того времени. В газетах и журналах продолжали появляться различные рецензии на новые постановки, в которых критики невольно возвращались к трактовке самой пьесы.
В отзывах па вышедшее в 1850 г. первое Собрание сочинений Островского комедии «Бедность не порок», естественно, уделялось немалое внимание.
Первым откликнулся на это издание московский журнал «Атеней» статьей Н. П. Некрасова, которого Н. А. Добролюбов назвал самым нелепым «из критиков так называемой западнической партии». Н. П. Некрасов ограничился разбором лишь двух героев пьесы: Мити и Любима Торцова. Митя, на его взгляд, всего лишь незначительное видоизменение образа Бородкина («Не в свои сани не садись»), отличается от последнего «только бедностью, да любовью к поэзии». О Любиме Торцове критик писал: «Кто не видал в этой роли славного нашего артиста г. Садовского? Кого он не растрогал до глубины души своей игрой? Г. Садовский сделал то, что все едут в театр смотреть не комедию г. Островского, а г. Садовского в роли Любима Торцова. Но следует ли отсюда заключать, что Любим Торцов — лицо истинно художественное? Нисколько. Любим Торцов, отделенный от игры г. Садовского, не имеет никакого драматизма, ничего комического в самом произведении». И Митю, и Любима Торцова, и Любовь Гордеевну критик выводил за пределы комедии и несколько раз ставил вопрос: «Где же комедия? Неужели в одной пошлой обстановке, а не в лицах, не в действии и не в идее произведения? Неужели весь комизм его заключается в глупых фразах и песнях Разлюляева, в разудалых манерах Анны Ивановны, в безобразнейшем маскараде медведя с козою? Все это гадко, отвратительно, но отнюдь не смешно».
Отзыв автора статьи, опубликованной в «Отечественных записках», во многом совпадал с высказываниями критика «Атенея». «В этой пьесе г. Островский задал себе очень сложную задачу, — писал критик, — на нескольких примерах, на главном действии и на эпизодических сценах, доказать преимущество патриархального быта перед всяким другим. Гордей Карпыч Торцов гонится за внешним лоском, за цивилизацией — и чуть не гибнет. Митя, приказчик Торцова, любит Любовь Гордеевну, дочь, его, но им не удается сочетаться до тех пор, пока на место их личной воли, основанной на истинном чувстве, не становится воля Торцова, основанная на самодурстве…». Критик считал, что «вся пьеса держится одною ролью Любима Торцова, и то (в Москве, по крайней мере) благодаря удивительной игре г. Садовского. Следы прежней творческой способности автора сохранились только в двух-трех истинно комических сценах и в чрезвычайно типическом языке всех действующих лиц — в языке, созданием которого автор может по справедливости гордиться и который он выработал до поразительного совершенства и естественности».
Статья А. В. Дружинина о творчестве Островского с восторженным отзывом о комедии появилась в цитадели «чистого искусства» — «Библиотеке для чтения». По словам критика, пьеса поразила его поэзией. Предупредив внимательных судей, что они найдут в пьесе «неоспоримые недостатки постройки, слишком крутую и прихотливую развязку, некоторую бедность комических положения», Дружинин писал: «Во множестве сцен и подробностей разлита поэзия, нами указанная, поэзия здоровая и сильная, от которой Русью пахнет, в самом лучшем смысле этого выражения. Она сказывается в отношениях Любима Торцова к бедному мальчику, его пригревшему, в раздирающем душу прощании молодых любовников под глазами плачущей матери, в отдаленном уголку дома, в милом в симпатическом лице бойкой вдовы Анны Ивановны, и, наконец, в капитальной сцене всего произведения, которая обнимает собою святочный вечер в доме Торцова…».
Подводя итоги дискуссии об Островском вообще и об этой пьесе в частности, Добролюбов в статье «Темное царство» счел нужным указать на то, что литературная деятельность Островского «не совсем чужда была тех колебаний, которые происходят вследствие разногласия внутреннего художнического чувства с отвлеченными, извне усвоенными понятиями». Этими колебаниями Добролюбов и объяснял совершенно противоположные заключения критиков о смысле одних и тех же фактов, выставлявшихся в комедиях Островского. «Конечно, обвинения его в том, что он проповедует отречение от свободной воли, идиотское смирение, покорность и т. д., — писал Добролюбов, — должны быть приписаны всего более недогадливости критиков: но все-таки, значит, и сам автор недостаточно оградил себя от подобных обвинений. И действительно в комедиях „Не в свои сани не садись“, „Бедность не порок“ и „Не так живи, как хочется“ — существенно дурные стороны нашего старинного быта обставлены в действии такими случайностями, которые как будто заставляют не считать их дурными. Будучи положены в основу названных пьес, эти случайности доказывают, что автор придавал им более значения, нежели они имеют в самом деле, и эта неверность взгляда повредила цельности и яркости самых произведений».
Анализируя комедию, Добролюбов отметил, что она «очень ясно представляет, как честная, но слабая натура глохнет и погибает под бессмыслием самодурства». Гордея Карпыча критик считал самодуром уже в полном смысле. Кроткие натуры Любови Гордеевны и Мити представляют собою, по Добролюбову, образец того, «до чего может доходить обезличение и до какой совершенной неспособности к самобытной деятельности доводит угнетение даже самую симпатичную самоотверженную натуру». Выводы Добролюбова по рассмотрении комедии сформулированы им следующим образом: «Преследование самодурства во всех его видах, осмеиванье его в последних его убежищах, даже там, где оно принимает личину благородства и великодушия, — вот, по нашему убеждению, настоящее дело, на которое постоянно устремляется талант Островского, даже совершенно независимо от его временных воззрений и теоретических убеждений».
О комедии «Бедность не порок» тепло отзывались великие современники драматурга — А. Ф. Писемский, И. А. Гончаров, Л. Н. Толстой.
Писемский писал драматургу: «Я прочел ее с большим нетерпением и с большим удовольствием и вот тебе мое замечание, если не побрезгуешь им: надобно бы было больше развить левую сторону — для этого стоило прибавить хоть одну задушевную сцену между Г<ордеем> Кар<пычем> Торцовым и Коршуновым, и в Г<ордее> Карпыче выразить поярче тиранию в семействе; это бы осветило много и правую сторону, которую, пожалуй, можно бы было пожжать. Журнальные укоры в случайности развязки — вздор — в ней прекрасно выразился самодурный характер Торцова».
Гончаров в неоконченной статье об Островском, высказывая мысль о психологизме его пьес, сослался в качестве примера на героев комедии «Бедность не порок». «У Островского, конечно, не сложен психический процесс — он отвечает степени развития его героев и также ограничивается условиями драматической формы. Но у него нет ни одной пьесы, где бы не был затронут тот или другой чисто человеческий интерес, чувство, жизненная правда. Рядом с самодурством, в такой же грубой форме, сквозит человечность (например, в Любиме Торцове).
Автор, даже вопреки строгим условиям критики, почти никогда не оставляет самодура кончить самодурством — он старается осмыслить и отрезвить его под конец действия — например, того же Торцова (брата) или Брускова, — не слушая голоса логической правды и увлекаясь симпатией ко всему этому своему люду».
В. Ф. Лазурскнй в своем дневнике, приводя высказывание Льва Толстого, отметил: «Из пьес Островского Лев Николаевич особенно любит „Бедность не порок“, называет ее веселой, сделанной безукоризненно, „без сучка и задоринки“».
История первой постановки комедии в Малом театре неразрывно связана с именем талантливого исполнителя образа Любима Торцова — П. М. Садовского, которому и посвящена эта пьеса. Все рецензии и отзывы, воспоминания и письма современников единодушны в оценке исключительного совершенства игры актера.
