Александр Николаевич Островский.
Бедность не порок
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Гордей Карпыч Торцов, богатый купец.
Пелагея Егоровна, его жена.
Любовь Гордеевна, их дочь.
Любим Карпыч Торцов, его брат, промотавшийся.
Африкан Савич Коршунов, фабрикант.
Митя, приказчик Торцова.
Яша Гуслин, племянник Торцова.
Гриша Разлюляев, молодой купчик, сын богатого отца.
Анна Ивановна, молодая вдова.
Маша; Лиза, подруги Любови Гордеевны.
Егорушка, мальчик, дальний родственник Торцова.
Арина, нянька Любови Гордеевны.
Гости, гостьи, прислуга, ряженые и прочие.
Действие происходит в уездном городе, в доме купца Торцова, во время Святок.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Небольшая приказчичья комната; на задней стене дверь, налево в углу кровать, направо шкаф; на левой стене окно, подле окна стол, у стола стул; подле правой стены конторка и деревянная табуретка; подле кровати гитара; на столе и конторке книги и бумаги.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Митя ходит взад и вперед по комнате; Егорушка сидит на табуретке и читает «Бову Королевича».
Егорушка(читает). «Государь мой батюшка, славный и храбрый король, Кирибит Верзоулович, ныне идти за него смелости не имею, потому что когда я была во младости, то король Гвидон за меня сватался».
Митя. Что, Егорушка, наши дома?
Егорушка(зажимает пальцем то место, где читает, чтоб не ошибиться). Никого нет; кататься уехали. Один Гордей Карпыч дома. (Читает.) «На то сказал дщери своей Кирибит Верзоулович…» (Зажимает пальцем.) Только такой сердитый, что беда! Я уж ушел – все ругается. (Читает.) «Тогда прекрасная Милитриса Кирбитьевна, призвав к себе слугу Личарду…»
Митя. На кого же он сердит?
Егорушка (опять зажимает). На дяденьку, на Любима Карпыча. На второй-то праздник дяденька Любим Карпыч обедал у нас, за обедом-то захмелел, да и начал разные колена выкидывать, да смешно таково. Я смешлив ведь больно, не вытерпел, так и покатился со смеху, а уж на меня глядя и все. Дяденька Гордей-то Карпыч принял это себе за обиду да за невежество, осерчал на него, да и прогнал. Дяденька-то Любим Карпыч взял да в отместку ему и созорничал, пошел да с нищими и стал у собора. Дяденька-то Гордей Карпыч говорит: осрамил, говорит, на весь город. Да теперь и сердится на всех без разбору, кто под руку подвернется. (Читает.) «С тем намерением, чтобы подступил под наш град».
Митя (взглянув в окно). Кажется, наши приехали… Так и есть! Пелагея Егоровна, Любовь Гордеевна, да и гости с ними.
Егорушка (прячет сказку в карман). Побежать наверх. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Митя(один). Эка тоска, Господи!… На улице праздник, у всякого в доме праздник, а ты сиди в четырех стенах!… Всем-то я чужой, ни родных, ни знакомых!… А тут еще… Ах, да ну! сесть лучше за дело, авось тоска пройдет. (Садится к конторке и задумывается, потом запевает.)
Красоты ее не можно описать!…
Черны брови, с поволокою глаза.
Да, с поволокою. А как вчера в собольем салопе, покрывшись платочком, идет от обедни, так это… ах!… Я так думаю, и не привидано такой красоты! (Задумывается, потом поет.)
Уж и где ж эта родилась красота…
Как же, пойдет тут работа на ум! Все бы я думал об ней!… Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньице!… (Закрывает лицо руками и сидит молча.)
Входит Пелагея Егоровна, одетая по-зимнему, и останавливается в дверях.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Митя и Пелагея Егоровна.
Пелагея Егоровна. Митя, Митенька!
Митя. Что вам угодно?
Пелагея Егоровна. Зайди ужо вечерком к нам, голубчик. Поиграете с девушками, песенок попоете.
Митя. Премного благодарен. Первым долгом сочту-с.
Пелагея Егоровна. Что тебе в конторе все сидеть одному! Не велико веселье! Зайдешь, что ли? Гордея-то Карпыча дома не будет.
Митя. Хорошо-с, зайду беспременно.
Пелагея Егоровна. Уедет ведь опять… да, уедет туда, к этому, к своему-то… как его?…
Митя. К Африкану Савичу-с?
Пелагея Егоровна. Да, да! Вот навязался, прости Господи!
Митя (подавая стул). Присядьте, Пелагея Егоровна.
Пелагея Егоровна. Ох, некогда. Ну да уж присяду немножко. (Садится.) Так вот поди ж ты… этакая напасть! Право!… Подружились ведь так, что н□-поди. Да! Вот какое дело! А зачем? К чему пристало? Скажи ты на милость! Человек-то он буйный да пьяный, Африкан-то Савич… да!
Митя. Может, дела какие есть у Гордея Карпыча с Африканом Савичем.
Пелагея Егоровна. Какие дела! Никаких делов нет. Ведь он-то, Африкан-то Савич, с агличином всё пьют. Там у него агличин на фабрике дилехтор – и пьют… да! А нашему-то не след с ними. Да разве с ним сговоришь! Гордость-то его одна чего стоит! Мне, говорит здесь не с кем компанию водить, всё, говорит, сволочь, всё, видишь ты, мужики, и живут-то по-мужицки; а тот-то, видишь ты, московский, больше всё в Москве… и богатый. И что это с ним сделалось? Да ведь вдруг, любезненький, вдруг! То все-таки рассудок имел. Ну, жили мы, конечно, не роскошно, а все-таки так, что дай Бог всякому; а вот в прошлом году в отъезд ездил, да перенял у кого-то. Перенял, перенял, уж мне сказывали… все эти штуки-то перенял. Теперь все ему наше русское не мило; ладит одно – хочу жить по-нынешнему, модами заниматься. Да, да!… Надень, говорит, чепчик!… Ведь что выдумает-то!… Прельщать, что ли, мне кого на старости, говорю, разные прелести делать! Тьфу! Ну вот поди ж ты с ним! Да! Не пил ведь прежде… право… никогда, а теперь с этим с Африканом пьют! Спьяну-то, должно быть, у него (показывая на голову) и помутилось. (Молчание.) Уж я так думаю, что это враг его смущает! Как-таки рассудку не иметь!… Ну, еще кабы молоденький: молоденькому это и нарядиться, и все это лестно; а то ведь под шестьдесят, миленький, под шестьдесят! Право! Модное-то ваше да нынешнее, я говорю ему, каждый день меняется, а русской-то наш обычай испокон веку живет! Старики-то не глупей нас были. Да разве с ним сговоришь, при его же, голубчик, крутом-то характере.
Митя. Что говорить! Строгий человек-с.
Пелагея Егоровна. Любочка теперь в настоящей поре, надобно ее пристроить, а он одно ладит: нет ей ровни… нет да нет!… Ан вот есть!… А у него все нет… А каково же это материнскому-то сердцу!
Митя. Может быть, Гордей Карпыч хотят в Москве выдать Любовь Гордеевну.
Пелагея Егоровна. Кто его знает, что у него на уме. Смотрит зверем, ни словечка не скажет, точно я и не мать… да, право… ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего. (Встает.) Заходи, Митенька.
Митя. Приду-с.
Гуслин входит.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же и Гуслин.
Пелагея Егоровна. Вот и еще молодец! Приходи, Яшенька ужо к нам наверх с девушками песни попеть, ты ведь мастер, да гитару захвати.
