– Хлопец! – позвал я хохлацкому «Ди Каприо». – Ты поди к Остапу Гнатовичу и скажи, что к нему на рандеву пожаловал Сильвер.

– Сильвер? – На живой физиономии парнишки появилось озадаченное выражение. – Но это же…

– Да вижу я, вижу, что ты шибко грамотный. Даже «Остров сокровищ» прочитал. Нет у меня деревянной ноги. Беги, беги, отрок. Мы подождем.

Парнишка бежать не стал, а неторопливо удалился, всем своим независимым видом показывая, кто тут хозяин.

– Может, все-таки поедем? – спросил Михеич. – Что у них там, пулемет стоит?

Я ухмыльнулся и ответил:

– Еще хуже. Милицейский «еж» перекинут через дорогу и замаскирован в пыли. Если есть желание пробить все четыре колеса – езжай. Будешь потом часа два резину клеить. А мы домой пойдем пешком.

– Ишь ты, как берегут твоего Остапа Гнатовича… Что это за фигура такая козырная?

– Тебе разве не приходилось слышать это имя в твою бытность защитником столпов отечества?

– Да вроде нет…

– А кликуха Довбня тебе о чем-нибудь говорит?

– Иди ты! Так это мы…

– Ну да. Едем к атаману хуторских в гости. Правда, не знаю, примет ли он нас…

– Примет, – угрюмо сказал Влад. – Мы настоим.

– Кто бы сомневался… – Я коротко хохотнул.

Понятное дело, что примет. Куда он денется. Нас не остановит хуторская шпана. Пойдем напролом. А все потому, что без помощи Довбни мой замысел может оказаться пшиком.

Парнишка немного задержался. Я уже грешным делом начал подумывать, а не забыл ли старый бандер[13] мое имя?

Наш посланец появился не один; еще двое таких же, как он, башибузуков принялись освобождать переулок от заградительного «ежа», который смахивал на длинную змею с шипами на спине.

– Остап Гнатович вас приглашают, – церемонно сказал парнишка и довольно элегантным жестом указал на въезд в переулок.

Похоже, его учили на карманника. У парня были отточенные, вкрадчивые движения и очень гибкие, беспокойные руки.

У ворот нас уже ждал «эскорт» – два здоровяка в пиджаках, под которыми угадывались стволы.

– Кто из вас Сильвер? – спросил один из них.

– Май нейм из Стас Сильверстов, – сказал я весело и спросил: – Шмон будет?

– А как же. Идешь только ты. Сам. Остальные ждут здесь.

– О`кей. Осторожность мать мудрости. Только не щекочите! Я боюсь щекотки.

– Не переживай. Мы нежненько…

Бугаи осклабились и один из них начал щупать меня, как девку. Я терпеливо дожидался конца этой обязательной во владениях Довбни процедуры.

Второй охранник немного отступил (так, чтобы держать всех нас в поле зрения) и держал правую руку полусогнутой – чтобы в случае надобности быстро достать оружие.

– Нормально, – резюмировал тот, что меня обыскивал. – Проходи.

– Вы тут моих парней не обижайте, – сказал я с нажимом. – А то они очень нервные.

– О чем базар. У нас гость – это святое.

– Ну-ну, – сказал я с сомнением, бросил взгляд на бесстрастное лицо Влада (ох, лучше бы его никто не вздумал кантовать!), и пошел по вымощенной тротуарной плиткой дорожке к хате, где на высоком крыльце меня уже ждал Остап Гнатович.

– Шоб мине лопнуть! – воскликнул он, благожелательно улыбаясь в длинные казацкие усы. – Чи мои очи брешуть, чи это правда? Ей богу, Стасик! Ну, здорово, казак!

Мы обнялись.

Нужно сказать, что я не готов был к такому бурному изъявлению чувств, а потому немного замешкался и не успел напрячь мышцы. Объятья Остапа Гнатовича были сродни тискам матерого удава. У меня даже кости затрещали.

– Э-эй, Ос-с…стап Гна-а…атович! Отпусти, задавишь!

– Вот молодежь нынче хилая пошла! – Довбня разжал свои клешни и довольно ухмыльнулся. – Шо за времена? Ну, чого за бокы держишься? Не горюй, до свадьбы усё заживет… як на тому цуцыку. Пойдем у садочок, по чарке выпьем. А то сижу здесь як сыч в дупле. Шо поробыш… пенсионер…

Ага, пенсионер… Дедушка – божий одуванчик. Старичок-боровичок. Интересно, сколько под ним ходит хуторской братвы?

Точно роту можно собрать. Конечно, это пожиже, чем было у его однофамильца батьки Махно во время Гражданской войны, однако тоже впечатляет.

Удивительно, но стол в саду уже был накрыт. Или Остап Гнатович кого-то ждал, или это у него было такое правило – завтрак плавно переходил в обед и заканчивался поздним ужином.

Порядок как в домах римских патрициев…

– Ну сидай, сидай, в ногах правды нэма. Сальцэ сам солил, попробуй. Ковбаску с села привезли, из-под Полтавы… очень пользительная. Добра ковбаса. Во рту тает. Настоящая, нэ в крамныци куплена. А горилочка… ух! Это меня греки азовские побаловали. Старые кореша. Чача называется. Из винограда. Вкус – як губы у панночки. Выпьешь – и не идешь, а летишь. Отака гарна вещь.

Остап Гнатович выглядел как настоящий запорожский казак – лысая и круглая, словно бильярдный шар, голова с небольшим чубчиком едва не на макушке, пышные седые усы, вышитая льняная сорочка и широкие синие шаровары от спортивного костюма.

Он даже люльку курил; наверное, чтобы подчеркнуть это сходство.

«Поихав бы на свою Украйну-неньку, – жаловался он как-то мне, – но шо мне там робыть? Там своих хлопцев до биса. Усё поделено и схвачено. А хочется весной послухать, як хрущи гудуть… а небо над стэпом якэ… як крыныця без дна. Ой, мама моя родная! Но я свой заповит напысав: як умру, то шоб отвезлы меня в тэ село, где жили мои деды-прадеды. От тягнэ мэнэ туды, хоч убый…»

– Да ты пей, пей, не сумлевайся, не отравлено… Ха-ха-ха… Помидорчик бери, бочкового посола. Со своей грядки. А цэ гусьок, еще утром в пруду плавал. Вин трохы охолов… та цэ ничого. Такэ гарнэ мясцэ можно исты и холодным. Закусывай, закусывай…

Нужно сказать, что Остап Гнатович не соврал ни на йоту. Азовская чача была просто потрясающей, не говоря уже о сале и колбасе.

Как жаль, подумал я с огорчением, что таких деликатесов ни в каких магазинах не найдешь. Любой сорт дорогой колбасы по вкусу напоминает мыло. А если еще узнать, как и из чего ее делают…

Что касается водки, то здесь вообще полный атас. Берешь бутылку и не знаешь, доживешь, выпив ее, до утра или нет. Такую лабуду бодяжат, что ею только тараканов травить можно, а не употреблять внутрь. Мрак…

– Ну, шо там у тебя стряслось, а, Стасик? – спросил мой визави, когда мы приняли на грудь по паре рюмок и закурили.

– Остап Гнатович, я весь делах. И сейчас работаю. Нужна ваша творческая помощь.

– Оцэ так… Шо ж я тебе могу, старый пень, помочь? Уже и ноги плохо ходят, и голова як макитра – пустая…

– Не прибедняйтесь, Остап Гнатович, здесь все свои.

– Ха-ха… Умеешь польстить старику, умеешь. Ну давай, звони.

– Мне нужно отыскать на Хуторе одну девицу.

– То ты хочешь, шоб я взяв ноги в руки…

– Остап Гнатович, ваши возможности мне известны не понаслышке. Вы уж извините за прямоту. Вся надежда на ваших пацанов. Глаза у них соколиные.

– Шо есть, то есть… А яка вона, можешь карточку показать? Можэ я цю дивку знаю.

– Возможно. Хотя… вряд ли.

– Чого ни?

– Она не местная.

– А… Ну цэ инша справа.

– Вот ее фотография… – Я положил перед Довбней увеличенный снимок Дженнифер.

Его нам дал Рыжий. Дженнифер стояла на фоне статуи Свободы и несколько натянуто улыбалась.

– Так вона и по заграницам шастает? – спросил Остап Гнатович.

– А кто сейчас не шастает? Демократия…

– Сурьезная девка, – прокомментировал снимок Остап Гнатович. – Но я с нею не встречался.

Да уж, куда серьезней… Это мина замедленного действия. Думаю, что твоих, Остап Гнатович, крутых охранников, которые стоят на воротах, она гоняла бы как бобиков.

– Помогу я тебе… если смогу. Петро! – позвал он кого-то.

Петро появился, словно из-под земли. Ах, старый хрен! Даже мне не верит, хотя к его делишкам я не имею никакого отношения. Наверное, в кустах еще человека два-три сидят со стволами.

– Петро, позвони Миколе, хай пришлет ко мне домой своих хлопцев. Всех! Понял?