– Есть у меня такие…

– Твоя личная гвардия? – не удержался, чтобы не поинтересоваться Плат.

– Вроде того.

– Отлично. Значит, договорились?

– Да. Когда они понадобятся?

– Еще вчера.

– Понял. Распоряжусь… – Рыжий посмотрел на свои наручные часы, которые тянули не меньше чем на полмиллиона баксов. – Бойцы поступят в ваше распоряжение через пару часов.

– Заметано, – ответил Плат. – Думаю, твои парни будут задействованы максимум неделю. Но чтобы их ни на что не отвлекали!

– Козе понятно, – хмуро ответил Крапивин.

После его отъезда некоторое время мы пребывали в полной прострации. Марк потому что кайфовал – Рыжий выделил нам на текущие расходы еще две «штуки» баксов (даже без просьбы с нашей стороны; просто бросил «капусту на стол и откланялся), Плат мучился в сомнениях – не дал ли он маху, согласившись продолжать дело, а что касается меня, то я меланхолично думал о превратностях судьбы.

Почему у Рыжего бабок валом, а я едва могу наскрести несколько сот тугриков на пару вечеров в приличном ресторане? Он что, умнее Марка, Плата и вообще всех нас, вместе взятых?

А ни хрена подобного! Крапива (так мы называли его в школе; это было второе прозвище) никогда с неба звезд не хватал.

И тем не менее, сейчас он крупная шишка в городском масштабе, денежный мешок, а мы, большие умники, всего лишь моськи у него на побегушках. Где справедливость!? А не пора ли ее восстановить?

Мои революционные мысли – я уже строил злокозненные планы будущей экспроприации экспроприаторов – прервал немного измененный селектором голос Фиалки:

– Сергей Александрович! На связи группа наружного наблюдения. Соединять?

– Соединяй.

– Шеф! – послышался возбужденный голос нашего сотрудника, которого все уважительно кликали Михеич, хотя ему недавно исполнилось сорок. – Она здесь!

– Кто «она» и где это «здесь»? – недоуменно спросил Серега, все еще пребывающий в мучительных размышлениях.

– Ну эта… что вы дали мне фотку. Приехала, как вы и говорили, на «мерсе» и вошла в здание. С охраной.

Я даже подпрыгнул на диване от такого неожиданного известия. Опа! Птичка опять прилетела на насест! Я вскочил, подбежал к столу Плата и крикнул в микрофон:

– Михеич! Держи ее на коротком поводке! Я выезжаю! Будь со мной на связи!

– Стой! – схватил меня Плат за рукав. – Зачем!? Мы ведь договорились последить за ней.

– А затем, что пора подстегнуть события. Иначе будем бегать за этой ниндзя-сан до посинения. Нужно идти на близкий контакт с противником. В противном случае мы проиграем. Выигрывает тот, кто бьет первым. Это почти правило. Вы ждите подкрепление, обещанное Рыжим. Оно может понадобиться уже сегодня. Все, покеда! Машину я забираю. Марк, ключи на стол.

– Еще чего! – взвился Маркузик. – Мне самому машина сегодня будет нужна.

– Давай, не испытывай мое терпение! К своей телке покатишь на такси. А тут дело горит. Или тебе не нужны обещанные Рыжим двадцать тысяч?

– Отдай ему ключи, – хмуро приказал Плат.

– На! – Марк демонстративно бросил связку ключей на диван. – Чувствую, что и моей тачке скоро будет хана. Ему можно доверить только каток для укладки асфальта. И то на ровном месте.

Я широко ухмыльнулся и пообещал:

– Заработаем бабок, куплю себе бронетранспортер. Чтобы переехать тебя вместе с твоим гребаным «фольксвагеном», который давно забыл, что такое мойка.

Маркузик вскинулся, принял ораторскую позу, но я уже закрывал за собой дверь кабинета.

Мои мысли были далеки от наших пикировок.

Михеич устроил себе великолепный наблюдательный пункт. Я даже позавидовал его смекалке.

Он устроился в нескольких шагах от здания бывшего проектного института – в стоящем рядом с ним пятиэтажном доме сталинской постройки (у которых потолки высотой свыше четырех метров). Михеич снял вместе с напарником дверь парадного – наверное, единственную в округе, на которой не было цифрового замка – и старательно ее «ремонтировал».

Ремонт заключался в том, что они то снимали какую-то планку, то снова ставили ее на место при помощи шурупов. Со стороны казалось, что двое работяг пашут в поте лица, время от времени устраивая, как это и положено в российской традиции, длительные перекуры.

В общем, не прикопаешься, даже если что-то и заподозришь.

Рабочий класс в новой России стал почти незаметным, как невидимка. Времена пролетарской гегемонии ушли в прошлое. Если и показывают с голубого экрана работяг, так в основном нелегальных мигрантов в рубрике «Что с ними делать?».

Временами я просто сочувствую чиновникам высокого ранга, которые иногда (очень редко) выходят «в народ». Это же какую нужно иметь силу воли, чтобы натянуть на свою холеную барскую физиономию чистосердечную улыбку, а затем пожать несколько мозолистых натруженных рук!

Обалдеть…

Но чего не сделаешь ради имиджа. Руку можно и протереть гигиенической противомикробной салфеткой. Главное, побыстрее, чтобы не подхватить какую-нибудь заразу.

И снова в мягкое кожаное нутро представительского «мерса», за тонированные стекла, где так приятно мечтать о великом будущем России и о собственных дивидендах на пути к этой благородной цели.

Когда я подошел к дому поближе, – машину мне пришлось оставить немного поодаль – то понял, почему дверь не обили железным листом и не врезали в нее замок. Такие подъезды называют «братскими могилами».

В них на всех этажах ютятся различные полуподпольные ООО, ЗАО, крохотные рекламные фирмочки и микроскопически малые, нередко липовые, турагенства, а также офисы различных карликовых партий типа анархо-синдикалистов, правоцентристских либералов, кадетов, монархистов, партии любителей пива и полных женщин, общества защиты геев и лесбиянок, ну и т. д. и т. п.

Поэтому дверь подъезда никогда не закрывается и похожа на ворота свинарника, насколько она грязная и раздолбанная. Что поделаешь – у семи нянек дитя без глаза. Обитатели всех офисов в подъезде решают важнейшие экономические и социальные задачи нашего недоразвитого капиталистического общества, а тут какие-то двери…

Я прошел мимо «ремонтников», даже не глянув на них, потому что постоянно помнил об электронных глазах таинственного «Альянса», которые денно и нощно наблюдали за улицей. Я лишь тихо посвистел.

Когда я завернул за угол дома, который скрыл от меня здание бывшего проектного института, то услышал позади мягкие крадущиеся шаги. Это была фирменная походка Михеича.

Наружное наблюдение, которым он занимался в нашем агентстве, не было для него внове. Михеич – бывший мент, и служил он начальником отдела собственной безопасности УВД. Нет, его не вычистили из славных рядов нашей милиции. Он сам ушел.

Причина была всего одна – взятки.

«Суки, – жаловался он, – по пять раз на дню пытались дать на лапу. Свои же! Ну не могу я мзду брать, с души воротит. И что мне оставалось делать? Одного раскрутишь, второго, третьего… посадят их или уволят, а мне как жить дальше? Город наш ведь небольшой. Каждая собака друг друга знает. Начальство косится; ты, говорят, все наши кадры пересажаешь. С кем работать будем? Помыкался я, помыкался, два раза по мне стреляли, однажды гранату в окно квартиры бросили, – хорошо, что дети были на даче, а я как раз вышел на кухню – и решил завязать. В нашей системе трудно быть белой вороной…»

Михеич был классным спецом. Плат взял его в наше О.С.А. по старой дружбе. И ни разу не пожалел об этом.

Я сел на скамейку в тени тополей и полез в карман за сигаретами. Михеич нарисовался рядом спустя минуту. Похоже, он проверял, не следят ли за нами.

Михеич тоже закурил, раскрыл газету, которую кто-то забыл на скамейке, и закрылся от прохожих бумажным экраном, «погрузившись в чтение». Хорошо хоть держал газету не вверх ногами…

– Приехала на «мерсе», как меня и ориентировали, – начал отчитываться он вполголоса, почти не шевеля губами. – С дамочкой какой-то козырный хмырь и охрана – два «быка». Машину загнали во двор, охранники зашли внутрь.