Литмир - Электронная Библиотека

Как-то утром свекровь и невестка были на кухне, чистили песком кастрюли; негры по обыкновению работали на плантации; хозяин пошел в загон взглянуть на свиней. Вдруг во двор с криками ворвалась банда капанг и принялась ломиться в двери и стучать в окна с явным намерением расправиться с обитателями фазенды.

– Эй! Выходите из дома все, кроме хозяев!

Женщины кричали, рвали на себе волосы. Педрока, который все понял, тут же схватил рог, висевший на столбе у загона, и принялся трубить изо всех сил, извлекая из него протяжные звуки, разносившиеся далеко по плантациям. Вскоре у жернова появился старый негр, прибежавший из любопытства. Фазендейро крикнул ему:

– Муже, зови всех! Скорее!

Муже в общем правильно понял распоряжение хозяина. Если он и не разобрал толком слов, то, посмотрев на людей, которые с воинственным видом расхаживали по двору, сообразил, что дело неладно. Он нырнул в кусты и исчез.

Немного погодя на границе плантации появились негры, крича и потрясая блестевшими на солнце серпами. Они пришли вовремя: глава шайки капанг привязал Педроку к столбу у ворот и с револьвером в руке требовал, чтобы тот подписал какую-то бумагу…

Между невольниками и капангами началась схватка. В воздухе скрещивались серпы, со страшным звоном сталь ударялась о сталь… Люди рубили друг друга, как рубят банановые деревья. Вздымались изувеченные руки. От криков, стонов и проклятий волосы вставали дыбом. Кровь заливала землю. Борьба длилась до тех пор, пока налетчики не поняли, что им с неграми не справиться. Перескакивая через изгородь, они пустились наутек. Главарь капанг обернулся и разрядил револьвер – раздалось два выстрела.

Один из невольников упал замертво. Это был Бастиан, негр, больше всего на свете любивший шутку. Товарищи завернули тело в мешковину, покрыли циновкой и отнесли на противоположный склон Мунды, за четверть лиги от дома. Больше недели над вершиной парили урубу, описывая широкие круги. А товарищи убитого, сидя вокруг огня, вспоминали различные случаи из жизни Бастиана, иногда повторяли его слова: «В кумбуке-то была ящерица…»

И смеялись, смеялись.

* * *

Несколько дней Алвим не мог оправиться от испуга. Но, придя в себя, он сразу же оседлал коня и поехал в город жаловаться начальнику полиции. В своем заявлении он указывал, что нападение на его фазенду, по-видимому, дело рук шайки капанг мстящего ему знатного сеньора. Началось следствие, выступали с показаниями свидетели. Алвим вынужден был то и дело ездить в город…

Однажды вечером, возвращаясь домой, он проезжал лесом, в котором уже было вырублено немало деревьев, и размышлял о следствии, о вопросах, которые ему будут задавать и о своих ответах…

Неожиданно раздался выстрел. Кто-то, спрятавшись за пнем, выстрелил ему в спину. Педрока выпрямился было в седле, хотел посмотреть назад, но тут же уткнулся в шею лошади. Падая, он скользнул влево и скатился на землю. Он был мертв.

Животное, как бы понимая, что случилось, помчалось галопом на фазенду. Доскакав до ворот, лошадь стала тереться об изгородь и бить копытами. Сын фазендейро в это время был в сарае, смазывал дегтем ось повозки. Заслышав шум, он вышел посмотреть, в чем дело, и, как только увидел лошадь без всадника, с волочащейся по земле уздечкой, понял, что произошло; из его груди вырвался крик:

– Бандиты! Убили отца!..

Управление фазендой принял на себя сын Педроки. На месте убийства был поставлен деревянный крест, перевитый лианами. На следующий год крест заменили другим, получше. Три года спустя, выполняя данный обет, сын поставил новый крест, на этот раз железный. Каждый путник, проходивший мимо, клал к подножью креста камень. И крест этот творил чудеса. Через некоторое время здесь построили часовню. День убийства Алвима – третье мая – стал церковным праздником Святого Креста Чащи. Возле часовни строились хижины и лавки. Часовня со временем превратилась в церковь. А вокруг нее постепенно возник поселок, который разрастался с каждым годом.

Так мошенничество положило начало имению, а крест – городу…

Жизнь в Пайнейрасе после убийства хозяина потекла по прежнему руслу. В будни негры работали в поле. По воскресеньям они в уплату за ангу[17] трудились в усадьбе. С семи до одиннадцати они ходили на реку за камнями. Носили их либо на голове, подкладывая под камень тряпичный кружок, либо на плече, придерживая камень руками. То были округлые, гладкие, отполированные потоком камни. Некоторые из них, покрытые водорослями, казались похожими на человеческие головы с зелеными волосами. Они выскальзывали из рук и падали носильщикам на ноги. Двигаясь цепочкой, негры ухали в такт шагам…

Шли годы, на границах земель Пайнейраса выросла стена из гладкого камня. Кое-где она вышла за первоначальные пределы фазенды. Ну и что из этого? Ведь речь шла о завоевании земли, о создании латифундии! Пусть вопит кто угодно!

Когда надсмотрщик оставался позади, негры обычно заводили разговор: одни радовались тому, что столько сделали для синьозиньо, другие, наслушавшись всяких крамольных речей от бродяг, потихоньку переговаривались между собой и высказывали опасные мысли.

Из всех невольников самым любопытным был Муже – старый негр, привезенный в эти края из Африки контрабандистами, – он до сих пор так и не научился языку белых. Муже носил на шее под короткой рубашкой из полосатого ситца ожерелье из раковин. Покойный Бастиан любил подшучивать над этим амулетом…

Муже был из беглых и отличался строптивым характером. Ложась спать, он клал на ночь под подушку нож, чтобы отгонять злых духов. Во сне он бредил, скалил зубы и говорил на языке своей родной Гвинеи. Негры рассказывали, что он знает какие-то чудодейственные заклинания, и побаивались его.

Разговаривал он только с Жустино – своим единственным другом. Этот Жустино был странным негром. Раньше он жил в Парагвае и там набрался опасных идей. Должно быть, именно поэтому он был нем, как рыба, но белые догадывались, что он притворяется. И вот случилось нечто неожиданное. Хотя Жустино почти ни с кем не говорил, он сделался вожаком всех негров. Это не могло долго оставаться тайной. Однажды вечером надсмотрщик застал его в кругу невольников у огня, и Жустино… не молчал.

Надсмотрщик прислушался, говорил Муже.

– Негр работает и спит, спит и работает… Больше у него ведь ничего нет…

– Нет есть… У него есть цепи… – отвечал Жустино.

Африканец не понял и посмотрел на Теренсио, который, – с трудом подыскав слово, смачно сплюнул и пробормотал:

– Э… либамбо…

У Муже затуманились глаза, он заскрипел зубами и продолжал размышлять вслух:

– А когда негр заболевает, что тогда?

И Жустино отвечал:

– Когда негр заболевает, он умирает с мотыгой в руках.

– А когда у негра родится ребенок?

У Жустино был ответ на все вопросы:

– Белый хозяин оставляет у себя жену негра, а ребенка продает работорговцу. Так бывает всегда. Так случилось и с…

Жустино не смог закончить, потому что все заговорили разом. Когда поднялся шум, Жустино оглянулся и увидел у перегородки надсмотрщика. Тот стоял неподвижно с револьвером в руке, не сводя глаз с Жустино…

Поняв, что он разоблачен, невольник поднялся и, как ни в чем не бывало, направился к проволочной ограде, окаймлявшей зензалу. Подобно ягуару, он стремительно перепрыгнул через нее и помчался в поле, где под покровом ночи мог найти себе спасение. Надсмотрщик, с ненавистью следивший за Жустино, наконец спохватился. Но было уже поздно: раб сбежал. Впоследствии стало известно, что этот негр, сам продавший себя за пару пригоршней табаку и цветной платок – так нередко случалось в те времена, – был одним из помощников бесстрашного Луиса Гамы;[18] он бродил по глухим местам, чтобы просвещать невольников и поднимать зензалы на восстание.

Жустино исчез. Фазенда Пайнейрас снова вернулась к будничной жизни. По воскресеньям и в дни церковных праздников негры продолжали таскать на себе камни, оплачивая своим трудом ангу, которой их кормили. «Кто отдыхает, тот камни таскает!» Так родилась эта поговорка, грустная, как сама неволя. А каменная стена что ни год вырастала на целых пятьсот брас. Она уже выбралась за пределы фазенды, протянулась по чужим владениям, присоединяя к имению Алвимов землю до самого горизонта.

вернуться

17

Ангу – кашица из кукурузной, маниоковой или рисовой муки.

вернуться

18

Луис Гама (1830–1882) – негр, один из руководителей аболиционистского движения, адвокат и писатель.

3
{"b":"101908","o":1}