Джейсон и Андреа уже взобрались на широкую Эллегонову спину и привязались к сиденьям, а Ахира еще возился у дракона под брюхом — проверял узлы. У меня, как у всех, есть чувство самосохранения, но лететь на драконе — совсем не то, что скакать на лошади. Если что пойдет не так — он сообщит.

«Кстати — говорю специально для тебя, — несколько кусков каната большой разницы не делают».

Эллегон фыркнул, напугав солдат, собравшихся во дворе пожелать нам удачи.

Дория всерьез отнеслась к своим обязанностям управи­тельницы — из кармашка ее рубахи торчал список дел.

— Собираешься навести тут порядок к нашему возвра­щению? — Я понимающе подмигнул.

Она улыбнулась и пожала плечами.

— Отринув Мать, я потеряла профессию; надо же мне что-то делать.

Ей виднее. Но если уж на то пошло — в школе Приюта всегда есть для нее вакансия. Обучать детишек английскому, праву да мало ли чему. К тому же и Лу Рикетти будет рад, что она рядом...

— Пока... хозяйка.

Я фыркнул, чмокнул Дорию — вскользь, — взобрался наверх и привязался к седлу позади Тэннети.

Она обернулась и одарила меня быстрым пристальным взглядом.

— Долго ты.

— Оставь, — сказала Андреа, и она умолкла.

— Все в порядке? — Ахира тоже поднялся и затягивал ремни. Слишком туго — летать гномы не любят почти так же, как плавать на кораблях.

Джейсон коснулся торчащей под курткой рукояти револь­вера.

— Все в норме.

Тэннети сложила руки на груди и откинулась на укреп­ленный меж нами тюк.

— Порядок.

Андреа сделала нетерпеливый жест:

— Поехали!

— Заводи, птичка, — сказал я.

«Держитесь...»

Я всегда таскал идеи, где только мог. Я не так изобрета­телен, как Лу: чем богат — тем и рад.

Мысль писать «Воин жив» я позаимствовал у старшего брата, Стива, — было у него что-то похожее в одной из тех считанных вьетнамских историй, которые он мне вообще рассказывал. (Это когда он не пил. Пара пива — и он начинал травить байки и пил дальше без продыху, пока не сваливался под стол.)

Это было не что-то из его дел: почти весь свой срок во Вьетнаме он провоевал стрелком на вроде как невооруженном вертолете; это называлось «сачок» — но такая была при­вычка у наземных солдат: оставляли туза пик, карту смерти, на мертвых врагах. Он это объяснял так, что, наверное, началось с того, что у кого-то оказалась неполная колода карт и кто-то решил, что это будет остроумно. Кончилось тем, что многие подразделения напечатали собственные карты, со сво­им названием.

— Погоди, я как-то не понял, — сказал я тогда. — Они думали, что «чарли»...

— Ты там не был, — спокойно перебил он. — Называй их вьетконговцами, или северовьетнамской армией, или про­сто противником.

— ...они думали, что противник, обнаружив тела своих людей, испугается, увидев у них на головах игральную карту?

Он пожал плечами:

— Я же не говорю, что в этом был смысл. Я только ска­зал, что они так делали. Но смысл был. От этого война ста­новилась более личной. Был способ сделать ее еще более личной, — добавил он. — Но мы это редко делали.

— Я думал, что ты все время просто летал, — сказал я.

Если он будет меня упрекать...

— Просто летал почти все время, — ответил он.

И больше ничего не сказал.

По мне — так чем дальше от Эвенора Эллегон нас бы высадил, тем лучше. Самым правильным было бы, по-моему вообще отправиться в другую сторону.

План, однако, был не таков. План был — высадиться на побережье поодаль от Эвенора. Феневар для этого впол­не подходил. Удобнее всего было бы высадиться за какими-нибудь прибрежными скалами, да вот беда: скал близ Феневара нет, а есть лишь плоский, низкий берег, заболоченный почище озерного. Ни тебе леса, ни какого другого укрытия; как на всех пригодных землях вокруг Киррика, пашня доходит чуть не до самой воды, а порой и дальше — на болотистых мелководьях выращивают окультуренный дикий рис.

Дракону пришлось высадить нас дальше, в холмах пред­горий — в добром полудне ходьбы до города.

Давно, еще в дни охоты на рабовладельцев, мы поняли, что безопасность Эллегона напрямую зависит от двух вещей: насколько удален и пуст район приземления — раз, и сколь­ко времени пробудет дракон на земле — два. Мы хотели оба риска свести к минимуму.

Как вид? — поинтересовался я, когда Эллегон, накре­нившись, заходил на крутой вираж.

Ветер сек мне лицо, выбивая из глаз слезы. В сером пред­утреннем свете холм внизу был едва различим, но у Эллегона глаза получше моих: дракон ясно видел дорогу, что, пробива­ясь сквозь лесные чащобы, огибала его.

«Вокруг никого — насколько мне видно. Спускаюсь».

Ветер тугой волной забился вокруг. Земля рванулась на­встречу. Эллегон, взбивая крыльями воздух, опустился на тракт.

И тут же, мгновенно отстегнув ремни безопасности, Джейсон и Ахира соскользнули по его боку наземь. Мы с Тэннети принялись развязывать веревки и сбрасывать тюки и рюкза­ки. Я спустил Андреа в подставленные руки Ахиры, потом и сам съехал вниз в скользящей петле.

Эллегон сделал несколько шагов по тракту, взмыл вверх, уходя в небо крутой спиралью, — и вот уже шум его крыльев пропал в вышине.

«Через пару декад я начну проверять места встреч», — передал он на прощание.

Ахира достал из поясной сумки заговоренную на свече­ние сталь; она засияла. Свой рюкзак гном уже водрузил на спину.

— Пошли, ребята. До Феневара нам топать весь день.

Тэннети, надевавшая рюкзак, кивнула:

— И было бы к чему рваться, а то там только прокисшее пиво.

Хотя модифицированный прямой подход — отвлечь, схва­тить и удрать — вполне пригоден для добычи конкретного предмета, для поиска информации он не годится никуда.

Существует куча способов добывать разведданные — а разведданные лишними никогда не бывают.

Один из лучших — он же один из простейших. Если го­родок стоит на торговом тракте — а мы, по понятным причи­нам, всегда старались работать вокруг трактов, — в нем наверняка будет гостиница. А если городок побольше — так и не одна. Путешественники — каково бы ни было их заня­тие — почти всегда не прочь поболтать. Рассказы их, само собой, правдивы далеко не всегда. Но кто я такой, чтобы воз­ражать против привирания?

На двух первых постоялых дворах нам достались лишь байки. Сплошной пустой звук.

Беседа в «Голубом ручье» — третьей гостинице — похо­дила на жидкое пиво: так же растекалась по столам и уходила в песок.

Пиво в этих краях подают в кувшинах — правда, кувши­ны эти вдвое меньше тех, что для воды. Кое-кто прямо из кувшина и пьет; другие пользуются кружками. Я долил круж­ку Тэннети доверху, потом омочил губы в своей.

Тэннети сделала большой глоток.

— Ну?

— Что — ну?

— Нашел что-нибудь выдающееся?

Я не хотел сегодня брать с собой Тэннети. Воительниц в Эрене мало, а о ней многие слышали: слава об одноглазой боевой кошке Карла Куллинана разошлась далеко. Кроме того, она не умеет держать себя в руках. А норов у нее таков, что пугает даже меня.

С другой стороны, она вставила стеклянный глаз, чуть при­крыв его прядью, а меня никто никогда не путал с Карлом — ни в легендах, ни в жизни.

Она больше всего подходила для этого дела: умела дер­жать рот на замке — в отличие от Джейсона; смотрелась абсо­лютно своей в питейном зале гостиницы — в отличие от Андреа; не привлекала ненужного внимания — в отличие от Ахиры.