— Ну и как? — спросила она.

— Прекрасно, — ответил я. — Хоть сейчас на трон.

Она взглянула на две кружки, что грелись на камнях у камина.

— Меня ждал? — поинтересовалась она, когда я лениво приподнялся и повернул кружки другим боком. Я икнул и помотал головой.

— Нет. Но согреть две кружки ничего не стоит. Кто знает, когда друг решит забежать выпить.

— Или вылечить твою икоту. — Она улыбнулась, опустилась в кресло и откинула голову на высокую спинку.

— Ага, — с ноткой сарказма отозвался я.

Она вытащила из кошеля что-то похожее па кварц.

— Вот, пососи.

Я пожал плечами и сунул камешек за щеку. Сладко...

— Горный сахар? — спросил я, перекатывая его ро рту. Демосфен, чтоб тебе пусто было.

— Именно, Ватсон.

Я приподнял бровь, точно спрашивая: «И это излечит икоту?»

Дория кивнула.

— Девяносто процентов. Икоту вызывает нарушение баланса электролитов в крови, из-за чего начинаются спазмы Диафрагмы. Обычно сдвиг в сторону ацидоза. Соль или сахар помогают исправить дело. Если они не действуют — значит, сдвиг был в сторону алкалоза; тогда поможет лимон. Подожди немного.

Я собирался возразить, но икота прошла. Возможно, просто потому, что устала меня мучить.

— Где ты этому научилась? В сестричестве Длани?

— Нет. Это с Той стороны. Меня научила одна подружка, Диана. По-моему, ты ее не знал.

— М-м-м... Не припомню.

— Нет. Ты ее точно не знал. — Дория улыбнулась. — Ты бы запомнил. Как там кружки?

— В самый раз.

Кружки и правда согрелись как надо: были чуть более горячими, чем принято на Этой стороне. Самое оно для холтского бренди. Я раскупорил бутылку и плеснул нам обоим по доброй порции. Я собирался встать и отдать ей кружку, но вместо этого Дория поднялась и пересела на подлокотник моего кресла, обняв меня за плечи. Она пахла цветами и мылом.

— Лехаим.

Я чуть запнулся на еврейском словце. И заслужил улыбку.

— Лехаим, — повторила она и выпила. Я тоже. Бренди обожгло мне горло и согрело желудок. Неплохо — весьма.

— Тебя что-то тревожит? — спросила она.

— Мелочи. — Я постарался, чтобы это прозвучало как можно беззаботнее. — Не тебе же одной можно тревожиться.

Она усмехнулась.

— И о чем твои тревоги на сей раз? Как соблазнить вашу горничную?

Я изобразил содрогание.

— Ты видела нашу горничную?

— Серьезно.

Я пожал плечами — осторожно, чтобы не сбросить ее

— Жаловаться не на что. Все в порядке. Энди выглядит куда лучше, да и гном почти исцелился. Джейсон отличный парень. Зеленый, конечно, как Халк, но...

Она коснулась пальцем моих губ. Я умолк.

— А как Кира?

Я не ответил.

Дория ждала. У нее это получается куда лучше, чем у меня.

— Она не виновата, — сказал я наконец. — Как это у вас называется — посттравматический синдром?

Она пожала плечами.

— Двухгодичный курс психологии — и ты считаешь меня психиатром?

— Я на тебя не настучу за незаконную практику. — Я приподнял мизинец. — Честное скаутское!

— Что ж, ладно. — Она пила и раздумывала. Потом махнула рукой. — Это не важно, Уолтер. Наклеить на болезнь ярлык — еще не значит понять, что она такое. Или как ее лечить. Кира в плохом состоянии... или ваши отношения в плохом состоянии.

Дория сделала глоток и вздохнула. Я приподнял бровь.

— Не знал, что это заметно. У тебя еще остался дар диагностики?

— Нет. — Она замотала головой. Действительно ли Великая Мать лишила ее всей силы, или все же у нее осталось несколько заклятий — на черный день? Можно не спрашивать — Дория не скажет. — Но я всегда считала чары лишь Усилителями собственного чутья, не заменой. Давно это у вас?

— Откуда считать?

Она насмешливо улыбнулась уголком рта.

— Подумай.

— Слушай, я про это не рассказываю. Не помнишь?

— Помню. — Она улыбнулась шире. — Как правило. Я подумал о последнем разе — и постарался поскорее о нем забыть. Мне вспомнилась другая ночь — неистовая теплая ночь в Приюте, вскоре после того, как мы с Карлом вернулись из набега. Думаю, это была вторая ночь — на первую пришелся Карлов Выходной День, должно быть. А тут мы оставили Джейни — тогда еще совсем крошку — с Карлом и Энди, взяли одеяла и ушли из поселка в лес, на склон горы. Мы допьяна напились молодого черничного вина и с упоением занимались любовью — всю ночь, под звездами.

Я не преувеличиваю, вот руку на отсечение: всю ночь.

До сих пор, стоит мне закрыть глаза, и я вижу ее, волосы ее парят надо мной, озаренные светом звезд...

Но это было давным-давно, в другом краю, и бедняга скорее умрет, чем снова позволит согреть себя.

Я сменил тему.

— Энди последнее время выглядит куда лучше. Вряд ли это личина.

Дория немного помолчала, потом улыбнулась и тоже оставила речь обо мне и Кире.

Удивительно, что могут сделать прогулки, еда и сон — не говоря уж о прекращении занятий магией.

— Она... — Я осекся.

— Не перестала ею заниматься? Ты меня не удивил. Алкоголизм не совсем болезнь, и привыкание к магии считать только болезнью тоже неправильно.

Если я чего и не ждал от Дории, то вот таких рассуждений Она первая забила тревогу, требуя, чтобы Энди не пускали в мастерскую — любыми средствами, разве что не силой.

— Но очень близко к болезни, — сказала она. — Поверьте — ты и все остальные! Всегда существует соблазн, вечная тяга. Девчонкой я была ужасной обжорой! И толстой,

конечно, заговорила она вроде бы о другом, но на самом деле о том же. — Но в конце концов я смогла похудеть, когда стала следить, что, сколько и как я ем. Ровно сколько нужно, и никогда ни капли больше. Если голодать — потом все равно отъедаешься, и все без толку.

Я взял ее руку в свои и поцеловал. Нежно-нежно: с Дорией всегда нужно было обращаться нежно и бережно, и мне это в ней нравилось.

— У тебя и другие проблемы были, — сказал я, — но ты уже далеко от них ушла, девочка.

Дория вздохнула.

— Хотелось бы надеяться. — Ее пальчики пробежали по моему воротнику, потом — по усам. — Пойдем-ка на ужин.

Тяготы жизни правящего класса относятся к тем вещам, которые приучаешься выносить с годами, даже если сам ты относишься к этому классу только косвенно. Все имеет свои теневые стороны. Например, кормежка отличная, но в любой момент тебя могут дернуть по самым различным поводам и припахать к любой работе.

Вот и сейчас — мне пришлось развлекать двух новых деревенских старост, прибывших ко двору на обед. Отличная идея, право слово: пригласить сельчан отобедать с бароном. Я Рад, что подкинул Джейсону эту мысль.

Мы расселись так, как повелевал этикет: Джейсон — во главе стола, Андреа — напротив, Рителен, старший из двух старост, по правую руку от Джейсона; дальше по этой же стороне — Кира, Доранна и Джейни; по другой — Дория, я, Эйя, Брен Адахан и, наконец, Бенен, второй староста. Таким образом, оба старосты оказались на почетных местах: один справа от Джейсона, другой — от Андреа. А Кира могла поболтать с Рителеном, широкогрудым обладателем моржовых усов — все равно, кроме нее и Джейсона, его бы никто толком не услышал.

Садиться так было сущей глупостью. Стол в трапезной зале рассчитан человек на тридцать, и двенадцати едокам за ним слишком просторно.

Лично я предпочел бы сидеть двумя кучками — каждая на своем конце стола. От четырех до шести — самое удобное число собеседников. Добавьте еще хоть одного — и общая беседа разобьется на несколько мелких, причем у собеседников будет ощущение, что они присоединились не к той. (Ко мне это не относится — разговор со мной по определению является самым интересным.)

Или превращается в монолог.

Естественно, сельские старосты читать монологов не стали. Хотя я бы с удовольствием послушал о гнили, одолевшей пшеницу в селении Телерен, или выяснил бы, что они думают об использовании побегов бобов мунго в качестве пищевых добавок.