Бен Бакстер не хочет идти на войну, и его вешают за мародерство, Бен Бакстер присоединяется к революции, и его тут же ведут на гильотину; Иегуди бен Бакстера придавливает фундаментом непрочно построенного дома, а легализация марихуаны ему определенно нравится, и он незамедлительно умирает от смеха, и говорит: дайте еще немного этой замечательной анестезии, добрые ангелы, вы не представляете, как меня только что вставило.

Вот дерьмо, говорят добрые ангелы, знаете, парни, теперь уже поздно куда-то идти и задавать вопросы, мы и так тут уже не-пойми-чего наворотили; давайте просто скинемся кредитами добрых дел и устраним этого мудака из всеобщей гармонии мироздания, тем более, что он в нее и не вписывается совершенно; честное слово, заебал уже, откровенно говоря.

И они приходят с пылающими мечами наперевес к колыбели новорожденного Бена Бакстера, и будят его, и, дождавшись, когда он перестанет заходиться плачем, говорят: хватит! ты специально над нами издеваешься, презлым платишь за предобрейшее; довольно смущать умы, мы и так уже догадываемся, чей мятежный дух заставил нас потерять столько времени, но все-таки пусть ты скажешь это сам — кто ты?

Бен Бакстер открывает глаза и говорит: я сын человеческий.

Остап Бендер давно заметил, что на каждого человека всю его жизнь давит атмосферный столб, целая куча спрессованного воздуха. На самом деле это не совсем столб, а невидимая обычным зрением нога большого атмосферного слона.

Слонов в атмосфере очень много, и все они давят своими ногами людям на головы. Люди не замечают, потому что привыкли с рождения ощущать макушкой тяжелую слоновью пяту. Кроме того, атмосферные слоны приносят несомненную пользу: они затыкают на голове особое микроскопическое отверстие, через которое может выбраться и улететь в неизвестном направлении человеческая душа.

Если какой-нибудь рассеянный слон слишком долго ковыряется в ухе правой передней ногой, душа из человека, прежде этой ногой придавленная, выбирается на свободу, показывает слону неприличный жест и улетает. Человек тут же падает, приходят врачи и констатируют смерть. Слону же отрубают ногу за безответственное отношение к работе: для того, чтобы ковыряться в ухе каждому слону выдан индивидуальный хобот, ноги же следует использовать по назначению, а не как попало.

Когда какому-нибудь слону-раздолбаю отрубают третью, предпоследнюю ногу, он ревет от страха и пытается удержать равновесие на голове оставшегося в его распоряжении человека. Вот тут-то у человека и начинаются проблемы с давлением, потому что когда туша атмосферного слона распределяется по четырем гражданам, то еще ничего, терпеть можно, но одному нести через жизнь такую тяжесть — это уж извините. К счастью, слоны тоже умирают и у человека, придавленного одноногим слоном, есть надежда поменять седока.

Когда обычные атмосферные слоны умирают, из них выпускают весь воздух и развеивают над океаном. А самых почетных кладут в погребальные лодки и отправляют в космос. Если по небу плывет вереница облаков, это значит, что целая группа почетных слонов отправляется в бесконечный путь неизвестно куда. Можно помахать им вслед хоботом.

В одном классе появился новый учитель.

— Я буду вести у вас уроки счастья! — сказал он.

— Ну-ну, — отозвались ученики, нервно покуривая.

— Вот вы, самый наглый ученик, чего хотите от жизни? — не растерялся учитель, тыча пальцем в самого наглого ученика.

— Ну, эта, мотоцикл реальный, байкерский, — сказал самый наглый ученик, — Сейчас ты мне будешь втирать, что это не счастье?

— Вовсе нет, — с великолепной усмешкой сказал учитель, — Твой мотоцикл уже стоит под окном. Вот техпаспорт.

— А Вы волшебник или новый русский? — спросила с первой парты девочка в очках. — И не ворованный ли этот мотоцикл?

— Слишком много вопросов для первого раза, — поморщился учитель, — Называйте меня как хотите. Вот, хотя бы, Иван Петровичем. Или Петром Иванычем. Да, Петром Иванычем, пожалуй, как-то живее. А теперь перейдем к теории счастья. Открывайте тетрадки, записывайте.

Через неделю на уроке счастья присутствовали уже все ученики класса, кроме того, самого наглого, который получил мотоцикл и теперь только и делал, что гонял на нем по городу, и никто его не останавливал, потому что в техпаспорте мотоцикла было написано нечто такое, что очень пагубно действовало на всех без исключения старух и милиционеров. Старух и милиционеров сперва в районе, а потом и во всем городе стало значительно меньше. Народ говорил, что это счастье, а ученики говорили: "Это нашему учителю спасибо!" А другие учителя подозрительно перешептывались на педсоветах: "Вы заметили, коллеги, они перестали на уроках курить нервно! И все такие веселые! Небось, колются! Усильте бдительность! Ищите в партах шприцы!"

— Ну, а вот вы, например, о чем мечтаете? — спросил учитель счастья у девочки в очках.

— Я мечтаю поступить на юридический факультет, стать дипломированным адвокатом, защищать людей от несправедливости, получить всемирную славу и много денег!

— А, безделица, — махнул рукой учитель, — К чему учиться? Получите, распишитесь. Можете уже приступать к своим обязанностям.

И он выдал ей, вы не поверите, диплом. Причем красный.

— Тогда меня больше ничто не держит в стенах этой школы, — сказала девочка в очках, собрала вещи и ушла, гордо потрясая дипломом.

— А мы с вами продолжим изучать теорию счастья, — сообщил учитель, сел на кафедру, положил ногу на ногу и стал вдохновенно диктовать.

Еще через неделю все были потрясены тем, что тихая скромная Риточка уже выиграла какой-то процесс, защитив простого алкоголика от несправедливых притязаний высокопоставленной чиновницы.

— Есть какие-нибудь пожелания, предпочтения, идеи? — поинтересовался на третьем уроке Петр Иванович (он же Иван Петрович).

— Есть! — сказали с третей парты, — Хотим жить вместе, а закон и правопорядок не велит. Да и попросту негде. У него дома — семеро по лавкам, а у меня папенька шибко строгий.

— Подойдите ко мне, мои Ромео и Джульетта. Вот вам ордер на отдельную квартиру. Живите там себе на здоровье и радость, а если будет приставать закон и порядок, направляйте его к Риточке, не зря я ей в прошлый раз диплом-то выдал. Она уже и этого, хама на мотоцикле, защитить успела. Старушку, кажется, раздавил, вот жалость-то. И трех милиционеров, пытавшихся его остановить.

— Можно мы тогда прямо сейчас пойдем, не дожидаясь конца урока, а? — спросили Ромео и Джульетта, переминаясь от вожделения с ноги на ногу.

— Идите, живите! — махнул рукой учитель, — А мы тем временем продолжим.

С каждым разом на урок приходило все меньше и меньше учеников. Как только чье-то желание исполнялось, учитель ставил в классный журнал итоговую пятерку (девчонки подсмотрели в учительской), таким образом освобождая осчастливленного от дальнейшего посещения занятий.

Школьники, оснащенные всеми достижениями науки и техники, снабженные жильем, а некоторые и работой (двое уже пели из телевизора, одна танцевала в Лебедином озере, четверо снимались в кино, причем снимал их тоже свой, одноклассник) вызывали зависть и острую ненависть в сердцах всех прочих учеников. Тем более, что прочих учеников на уроки счастья категорически не допускали. Были даже зафиксированы попытки побивать счастливчиков, но суровый адвокат Риточка, при помощи всесильных связей в высших юридических сферах, всем обидчикам впаивала такой срок, что от побиваний пришлось отказаться. Иные меры воздействия придумать было трудно, вот и перестали все ученики разом нервно курить на уроках, а только и думали, как бы извести этих, с их счастьем, а учителя забрать себе, посадить в подвал и заставить колдовать по заказу.

На последний урок Петр Иванович (он же Иван Петрович) зашел просто так, для галочки. Вроде бы, все желания уже исполнил, хотя последнее было особенно трудным — сделать из Матрены Степанчиковой фотомодель, не хуже как в телевизоре показывают.