1 ноября 1907 9 Гармоника, гармоника! Эй, пой, визжи и жги! Эй, желтенькие лютики, Весенние цветки! Там с посвистом да с присвистом Гуляют до зари, Кусточки тихим шелестом Кивают мне: смотри. Смотрю я — руки вскинула, В широкий пляс пошла, Цветами всех осыпала И в песне изошла… Неверная, лукавая, Коварная — пляши! И будь навек отравою Растраченной души! С ума сойду, сойду с ума, Безумствуя, люблю, Что вся ты — ночь, и вся ты — тьма, И вся ты — во хмелю… Что душу отняла мою, Отравой извела, Что о тебе, тебе пою, И песням нет числа!.. 9 ноября 1907 10 Работай, работай, работай: Ты будешь с уродским горбом За долгой и честной работой, За долгим и честным трудом. Под праздник — другим будет сладко, Другой твои песни споет, С другими лихая солдатка Пойдет, подбочась, в хоровод. Ты знай про себя, что не хуже Другого плясал бы — вон как! Что мог бы стянуть и потуже Свой золотом шитый кушак! Что ростом и станом ты вышел Статнее и краше других, Что та молодица — повыше Других молодиц удалых! В ней сила играющей крови, Хоть смуглые щеки бледны, Тонки ее черные брови, И строгие речи хмельны… Ах, сладко, как сладко, так сладко Работать, пока рассветет, И знать, что лихая солдатка Ушла за село, в хоровод! 26 октября 1907 11 И я опять затих у ног — У ног давно и тайно милой, Заносит вьюга на порог Пожар метели белокрылой… Но имя тонкое твое Твердить мне дивно, больно, сладко… И целовать твой шлейф украдкой, Когда метель поет, поет… В хмельной и злой своей темнице Заночевало, сердце, ты, И тихие твои ресницы Смежили снежные цветы. Как будто, на средине бега, Я под метелью изнемог, И предо мной возник из снега Холодный, неживой цветок… И с тайной грустью, с грустью нежной, Как снег спадает с лепестка, Живое имя Девы Снежной Еще слетает с языка… 8 ноября 1907 «Меня пытали в старой вере…» Меня пытали в старой вере. В кровавый просвет колеса Гляжу на вас. Что — взяли, звери? Что встали дыбом волоса? Глаза уж не глядят — клоками Кровавой кожи я покрыт. Но за ослепшими глазами На вас иное поглядит. 27 октября 1907 ИНОК Никто не скажет: я безумен. Поклон мой низок, лик мой строг. Не позовет меня игумен В ночи на строгий свой порог. Я грустным братьям — брат примерный, И рясу черную несу, Когда с утра походкой верной Сметаю с бледных трав росу. И, подходя ко всем иконам, Как строгий и смиренный брат, Творю поклон я за поклоном И за обрядами обряд. И кто поймет, и кто узнает, Что ты сказала мне: молчи… Что воск души блаженной тает На яром пламени свечи… Что никаких молитв не надо, Когда ты ходишь по реке За монастырскою оградой В своем монашеском платке. Что вот — меня цветистым хмелем Безумно захлестнула ты, И потерял я счет неделям Моей преступной красоты. 6 ноября 1907 «Она пришла с заката…» Она пришла с заката. Был плащ ее заколот Цветком нездешних стран. Звала меня куда-то В бесцельный зимний холод И в северный туман. И был костер в полночи, И пламя языками Лизало небеса. Сияли ярко очи, И черными змеями Распуталась коса. И змеи окрутили Мой ум и дух высокий Распяли на кресте. И в вихре снежной пыли Я верен черноокой Змеиной красоте. 8 ноября 1907 КЛЕОПАТРА Открыт паноптикум печальный Один, другой и третий год. Толпою пьяной и нахальной Спешим… В гробу царица ждет. Она лежит в гробу стеклянном, И не мертва и не жива, А люди шепчут неустанно О ней бесстыдные слова. Она раскинулась лениво — Навек забыть, навек уснуть… Змея легко, неторопливо Ей жалит восковую грудь… Я сам, позорный и продажный, С кругами синими у глаз, Пришел взглянуть на профиль важный, На воск, открытый напоказ… Тебя рассматривает каждый, Но, если б гроб твой не был пуст, Я услыхал бы не однажды Надменный вздох истлевших уст: «Кадите мне. Цветы рассыпьте. Я в незапамятных веках Была царицею в Египте. Теперь — я воск. Я тлен. Я прах».— «Царица! Я пленен тобою! Я был в Египте лишь рабом, А ныне суждено судьбою Мне быть поэтом и царем! Ты видишь ли теперь из гроба, Что Русь, как Рим, пьяна тобой? Что я и Цезарь — будем оба В веках равны перед судьбой?» Замолк. Смотрю. Она не слышит. Но грудь колышется едва И за прозрачной тканью дышит… И слышу тихие слова: «Тогда я исторгала грозы. Теперь исторгну жгучей всех У пьяного поэта — слезы, У пьяной проститутки — смех». |
