Отправляясь съ роженицей въ „первую баню“, баушка несетъ и ребенка. Покамѣстъ мать разогрѣвается, баушка „принимается за ребенка“. Держа его на колѣняхъ, она „правитъ ему членики“: вытягиваетъ на́кося руку съ ногой, разглаживаетъ спину, правитъ головку и т. д., затѣмъ моетъ его мыломъ. „Другой ребенокъ, когда мать его бита мужемъ во время беременности, еще въ брюхѣ испуганъ“; поэтому баушка въ банѣ читаетъ молитвы отъ испугу. Если ребенокъ здоровенькій, онъ лежитъ въ банѣ, пока баушка правитъ и моетъ

367

мать; въ противномъ случаѣ его уносятъ (кто-нибудь изъ домашнихъ) въ избу ранѣе этого.

Появленіе новорожденнаго дѣтямъ объясняютъ различно: „изъ лѣсу принесли“, „мама изъ титечки вынула“, „баушка ди́тю принесла“, „подбросили“, „въ подпольѣ нашли“ и т. п.

Въ первые же дни своей жизни ребенокъ крикомъ „проситъ зыбку“ (такъ взрослые переводятъ на свой языкъ крикъ ребенка). Часто зыбка переходитъ отъ одного ребенка къ другому. Въ иныхъ зыбкахъ „стало на свои ножонки“ до десятка и болѣе ребятъ. Иныя, выполнивъ свое назначеніе у одного поколѣнія, поступаютъ въ пользованіе другого, дѣлаясь такимъ образомъ „фамильнымъ достояніемъ“…

Сколько безсонныхъ ночей, сколько материнскихъ слезъ и страданій видѣла такая зыбка!.. Зато среди безбрежнаго океана безысходной тоски и невыплаканнаго бабьяго горя она, эта зыбка, видѣла тѣ немногія свѣтлыя минуты счастья, которыя знаетъ только мать.

Зная въ своемъ прошломъ и настоящемъ безпросвѣтную нужду, постоянную заботу, крестьянка-мать, качая эту старую зыбку, не перестаетъ хоть въ мечтахъ жить другой жизнью, когда у нея вырастетъ „замѣна“, съ которой теперь она проводитъ безсонныя ночи…

И сколько разъ надъ старой зыбкой повторялись эти мечтанія о кормильцѣ, переданныя въ словахъ монотонной, сотканной изъ обрывковъ, колыбельной пѣсенки, которую поютъ съ малыми измѣненіями по всѣмъ селамъ и деревнямъ Нижнеудинскаго уѣзда:

Однако „много воды утекётъ“, пока вырастетъ замѣна… Долго-долго придется еще „байкать“ будущаго кормильца.

368

Такъ и дѣлаютъ: не лѣнятся и, по мѣрѣ силъ (а бываетъ и сверхъ силъ) и разумѣнія, воспитываютъ, заботятся о сохраненіи жизни и поддержаніи здоровья, о чемъ свидѣтельствуютъ многочисленные способы и средства лѣченія дѣтскихъ болѣзней; наблюдаютъ также отдѣльные, чѣмъ-либо замѣчательные, моменты въ жизни ребенка.

Какъ только ребенокъ начнетъ „ставать ды́бки“, ждутъ, когда онъ „переступитъ“, т. е. сдѣлаетъ первый шагъ. Въ этотъ моментъ мать либо кто-нибудь изъ семьи беретъ ножъ и дѣлаетъ такія движенія, какъ будто рѣжетъ что-то на полу, между ступнями ногъ ребенка, – „разрѣзаетъ пу́ту“. Какъ только пу́та разрѣзана, ребенокъ „пойдетъ ходить“ (Тулунъ, Заусаева).

Вопросъ о судьбѣ, которая ожидаетъ новаго жителя земли, интересуетъ окружающихъ съ первыхъ же дней, съ появленіемъ его на свѣтъ.

Примѣчаютъ:

„Если ребенокъ на рукахъ легкой и крѣпкое тѣльце у (н)его, – долговѣчной“ (К. И. Б-ая).

„Если ребенокъ родился подъ полный мѣсяцъ, онъ долговѣченъ, а (если) родился на ущербъ-мѣсяцъ – не жиле́цъ“.

„Если родился въ ненастье – счастливой (богатый) будетъ“.

„Мохнатой родится – счастливой будетъ“.

Родившійся въ сорочкѣ (въ рубашкѣ) особенно счастливъ. Сорочка имѣетъ значеніе предохраняющаго амулета: небольшую часть ея зашиваютъ въ тряпочку и носятъ на крестѣ. Съ потерей амулета теряется и счастье.

„Если до́ году (у ребенка) темя не зарастетъ, – недолговѣченъ“ (К. И. Б-ая).

„Сопливой ребенокъ – фарто́вой“.

Если женщина принесетъ „двойни“, то „въ домѣ обязательно нужно что-нибудь прибавить“, – напр., сдѣлать новую полку, – иначе въ семьѣ можетъ быть какое-нибудь несчастье. „Прибавлять“ нужно только деревянное (Степанъ Андреевичъ Жуковъ, с. Тулунъ).

369

Когда баушка вымоетъ ребенка, и онъ заявитъ о себѣ крикомъ, ему „готовятъ соску изъ арженова хлѣба: пожуетъ баушка хлѣба, завяжетъ эту жувачку въ чистенькую тряпочку, помуслитъ и сунетъ ребенку въ ротъ“. Первую соску дѣлаютъ „безъ сахару“ – для предупрежденія появленія грыжи.

Нѣкоторыя баушки утверждаютъ, что если ребенку сдѣлать первую соску изъ первыхъ его испражненій, то онъ будетъ застрахованъ отъ всѣхъ болѣзней: „и грыжа его не возьметъ, и во всю жизнь будетъ звонъ-звономъ“ (Ѳ. М. Г-на). Однако, ни одна изъ баушекъ не говорила о примѣненіи такой соски въ собственной практикѣ: „не доводилось самой-то“.

Если роды благополучны, и мать чувствуетъ себя „ладно“, то черезъ полсутокъ она кормитъ ребенка грудью: „скажемъ, ребенокъ родился ночью, – утромъ его ужъ начинаютъ сосить“. Если мать долго не можетъ оправиться, баушка „пропускаетъ ребенку только теплую водичку – такъ день или два, не больше“.

Рожокъ дается съ первыхъ же дней, чтобы пріучить ребенка обходиться безъ материнскаго молока, которымъ деревенскія дѣти пользуются только въ то время, когда мать дома. Коровье молоко, которымъ кормятъ дѣтей черезъ рожокъ, водой не разбавляется и не подсахаривается; сырымъ молокомъ рѣдко кормятъ, почти всегда его кипятятъ: „даютъ прокипѣть разъ, а то два, чтобы не до́красна“. Неспокойному ребенку въ молоко (при кипяченіи) кладутъ головку мака: „ребенокъ спитъ лучше“.

„Смастери́ть“ рожокъ, какъ и сдѣлать раму для зыбки, если она не досталась по наслѣдству, или вырубить для зыбки о́чипъ – это пріятная обязанность отца. „Другой отецъ-то такой рожокъ изъ коровьяго рога доспѣетъ, такъ его хорошо обдѣлаетъ“… На конецъ рога рѣдко надѣвается покупная (резиновая) соска; чаще – коровья „титька“, которую можно достать у мясника или лавочника. Въ Шабартѣ, въ Худоелани и на заимкахъ приходилось слышать въ разговорѣ: „мы скотину будемъ бить, такъ титьки-то будутъ у насъ, – приходите“. Въ лавчонкахъ и у мясниковъ очищенная титька стоитъ пятачокъ, а неочищенная – три копейки.