Ненавижу!" – повторял он мысленно снова и снова, сгорая от обиды. Пальцы Катце вцепились в сьют Рауля так, что ткань затрещала.
– Ммм…
Монгрел сопротивлялся слабо, не имея возможности возражать – было ли это причиной стальной хватки блонди или же его действий Рауля не особо интересовало, главное он получил то, что хотел, и самое главное – так как хотел.
Блонди оторвал вторую руку от стены и обнял Катце за талию, прижимая собой к двери и пресекая все попытки к сопротивлению. Рука чуть сильнее сжала шею, но тут же расслабила пальцы – и ещё раз, и ещё – своеобразный способ почувствовать полный контроль над Катце, над всем, включая дыхание. Движения губ на контрасте были мягкими, почти нежными – язык изредка пробегал по судорожно сжатым губам, несильно надавливая, губы касались уголков рта, верхней губы, нижней.
Катце был вынужден признать, что Рауль стал целоваться намного лучше – мягче, терпеливее… с чувством? Поймав себя на этой отвлеченной мысли, монгрел едва не взвыл от злости. "Да пусть хоть в любви признается, хоть убьет, я не стану принадлежать этому ублюдку! Хватит! Мне все равно – лишь бы не с тобой, Рауль!" Катце не выдержал и словно озлобленная собака укусил блонди за губу – привкус крови во рту словно облегчил его страдания. Катце всего лишь хотел остановить Рауля, хотя его поступок был с родни самоубийству. Почему-то вспомнился тот день, когда он в последний раз видел Ёхито, когда Рауль, нашел выход для своей злобы в жестокости. Катце не мог простить ему Раная-Уго.
Почувствовав резкую боль, блонди отпрянул, но не выпустил монгрела из своей стальной хватки. На губах был вкус крови. Раулю не надо было долго думать, чтобы понять: откуда он. Невидимо нахмурившись в темноте больше из-за того, что его прервали, а не из-за боли, Советник наотмашь несколько раз ударил Катце по щекам той рукой, что ранее сжимала шею. Посчитав, что этого вполне достаточно, Рауль вернул прежнюю позу, давая Катце почувствовать на вкус свою кровь снова.
Несколько раз пробежавшись по губам монгрела языком, блонди сильно прикусил нижнюю, своеобразно выражая месть и смешивая кровь между собой.
– Символично, правда? – едва оторвавшись, твёрдо зная, что Катце поймёт правильно.
"Символично? Это что еще за намеки?" Лицо монгрела горело от пощечин. Когда первая из них обрушилась на него, Катце инстинктивно зажмурился. Потом была вторая. Третья. Монгрел чувствовал, как сквозь ресницы пробиваются слезы – он не плакал, это происходило само собой. Рауль снова побеждал в их поединке и, целуя дилера во второй раз – доказывал свое превосходство. Катце чувствовал, что вот-вот сломается и уступит. "Я безвольная и дешевая шлюха… С такими делают, что хотят и когда хотят. Я сам во всем виноват…" – Нет, Рауль, – голос дилера дрожал и срывался. – Просто еще одно доказательство того, какая ты мразь.
Катце тяжело дышал. Он снова зажмурился, ожидая новых побоев.
Удивительно, но блонди просто пропустил эту реплику мимо ушей – не до того было.
Сжав пальцы на шее чуть сильнее, Рауль вынудил Катце разжать зубы и приоткрыть рот, тут же скользнув туда языком. Рука, до этого неподвижно сжимавшая талию монгрела, чуть ослабла, и ладонь медленно пробралась под свитер и рубашку, коснувшись обнажённой и неожиданно горячей кожи.
Эм улыбнулся сквозь поцелуй:
– Я уже и забыл: какого это, – произнес Эм едва различимо, но с расчетом, что Катце услышит.
От прежней грубости не осталось и следа – рука просто лежала на шее, ничуть не сдавливая, а лишь поглаживая нежную кожу круговыми движениями пальцев, ладонь второй руки осторожно ласкала кожу спины и поясницы. Рауль будто забыл и об укусе и словах монгрела.
Это уже было чересчур – тело дилера отвечало на ласки блонди внутренней дрожью – у Катце слишком давно никого не было, он не мог с этим ничего поделать. Орать на Рауля хотелось как никогда, но блонди предусмотрительно нашел способ заставить монгрела заткнуться. Глубокий поцелуй внушал ощущение нереальности, ноги Катце едва не подкашивались. Настойчивость блонди уже не пугала – она убивала. "Зачем он говорит такие вещи таким мягким голосом? Это ложь. Это обман. Он снова добьется своего, а потом посмеется и бросит. Почему ты так жесток со мной? Что я тебе плохого сделал, Рауль?" Катце напрягся, уже не пытаясь сопротивляться. Он не собирался сдаваться, просто – слишком много эмоций – пьяных, злых, неожиданных, слишком много мыслей, зачастую несвязных и пустых, слишком много воспоминаний. Ему нужна была передышка для того, чтобы собраться силами и поставить точку во всей этой истории раз и навсегда.
Катце понемногу расслаблялся: пальцы уже не так впивались в одежду Советника, губы полностью расслабились и, хотя ещё не отвечали на поцелуй, но уже были готовы к этому, дыхание было неровным и шумным. Отпустив, наконец, губы дилера и давая ему возможность вздохнуть свободнее, Рауль провёл языком по шее монгрела – по едва различимой нитке артерии, чувствуя под ним частый пульс. Пальцы соскользнули с шеи и присоединились к тем, что исследовали кожу под рубашкой.
Пользуясь почти невменяемым состоянием Катце, блонди подцепив свитер с рубашкой за края, быстро стянул их через его голову и отбросил куда-то в сторону.
Возможный холод был устранён тут же прижавшимся горячим телом Второго Консула.
Губы Эма коснулись ключицы, а затем снова вернулись на шею. Рауль не стал удерживать руки монгрела, желая показать, что не опасается его действий.
– Пусти, – никакой уверенности в голосе дилера не было. – Я не хочу…
Его жалкое мнение как всегда игнорировали. Катце пришла в голову совершенно зверская идея – ударить Рауля по лицу, но он почему-то не сделал этого.
Собраться духом в таких условиях, казалось чем-то с родни чуду – поцелуи блонди были странными, Катце чувствовал это кожей. Эм целовался так, будто соскучился – и в это хотелось верить… Но Катце был бы полным идиотом подавшись на свои очередные иллюзии. Один раз все это уже было. Тогда Катце думал, что Рауль взбесился из-за Ёхито, потому что ревновал, но потом монгрела привезли в Раная-Уго, заперли, и в первый же вечер выволокли на помост. Но даже после этого, сидя на грязном полу свой комнатушки, Катце долго смотрел на дверь – он был уверен, что Рауль побесится, но отойдет, вернется за ним. Покуражится ради приличия своим могуществом, но простит. Проходили дни, тянулись недели, а Эм не пришел. Лишь тогда Катце осознал вес ужас своего положения, но все его физические страдания не шли ни в какое сравнение с болью, которая выжигала сердце. По ночам Катце часто просыпался с криком на устах, и всегда это было лишь одно слово – "Рауль".
Тогда он любил Рауля, а сейчас ненавидел Второго Консула до умопомрачения… Или наоборот?
– Если ты не отпустишь меня, я сделаю так… что об этом узнает Юпитер, – последний козырь в этой игре был выложен. Если Эм не остановится, Катце больше ничего не сможет сделать. Иногда страх перед своими собственными чувствами толкает на необъяснимые и страшные поступки. Возможно, в этом они с Раулем были схожи, а возможно, что и нет. Так или иначе, но Катце сейчас рискнул жизнью только ради того, чтобы снова не попасть в сети собственных эмоций и ощущений.
Рауль Эм многое мог предугадать в этой жизни: скачки цен на топливо, экономическую, социальную и военную политику практически любой из планет, даже безумные решения Первого Консула в последнее время не были неожиданностью, но это заявление Катце вызвало нечто сродни шоку – блонди ну никак не мог представить себе эту картину: монгрел жалуется Юпитер на приставания и недостойное поведения одного из её детей. Попахивало абсурдом и вконец расстроенными нервами. "Он, видимо, всё-таки повредился рассудком в Раная-Уго, – со странным чувством признавал Эм, – или… просто пытается выгадать время. В таком случае можно сыграть в ещё одну увлекательную игру. В конце концов, ничто так сильно не интригует, как существенная угроза в твой адрес".
Рауль оторвался от шеи Катце и поцеловал кожу под мочкой уха.