Я несла свою беду По весеннему льду. Подломился лед, душа оборвалася, Камнем под воду пошла, А беда — хоть тяжела А за острые края задержалася. И беда с того вот дня Ищет по свету меня, Слухи ходят вместе с ней, с кривотолками. А что я не умерла, Знала голая ветла Да еще перепела с перпелками. Кто ж из них сказал ему, Господину моему, Только выдали меня, проболталися. И от страсти сам не свой Он отправился за мной, А за ним беда с молвой увязалися. Он настиг меня, догнал, Обнял, на руки поднял. Рядом с ним в седле беда ухмылялася. Но остаться он не мог, Был всего один денек, А беда на долгий срок задержалася. Подходи народ смелее, Слушай, переспрашивай. Мы споем про Евстигнея, Государя нашего. Вы себе представьте сцену, Как папаша Евстигней Дочь-царевну Аграфену Хочет сплавить поскорей. Но не получается Царевна не сплавляется. Как-то ехал царь из леса, Весело, спокойненько, Вдруг услышал свист балбеса, Соловья-разбойника. С той поры царя корежит, Словно кость застряла в нем. Пальцы в рот себе заложит, Хочет свистнуть соловьем. Надо с этим бой начать, А то начнет разбойничать. СЕРЕНАДА СОЛОВЬЯ-РАЗБОЙНИКА Выходи, я тебе посвищу серенаду, Кто тебе серенаду еще посвистит? Сутки кряду могу до упаду, Если муза меня посетит. Я пока еще только шучу и шалю, Я пока на себя не похож, Я обиду стерплю, но когда я вспылю, Я дворец подпалю, подпалю, развалю, Если ты на балкон не придешь. Ты отвечай мне прямо, откровенно, Разбойничую душу не трави. О, выйди, выйди, выйди, Аграфена, Послушай серенаду о любви. Ей-ей-ей, трали-вали. Кабы красна девица жила в полуподвале Я бы тогда на корточки Приседал у форточки, Мы бы до утра проворковали. В лесных кладовых моих уйма товара, Два уютных дупла, три пенечка гнилых. Чем же я тебе, Груня, не пара? Чем я, Феня, тебе не жених? Так тебя я люблю, что ночами не сплю, Сохну с горя у всех на виду. Вот и голос сорвал, и хриплю, и сиплю. Ох, и дров нарублю, и себя погублю, Но тебя я украду, уведу. Я женихов твоих через колено, Я папе твоему попорчу кровь, О, выйди, выйди, выйди, Аграфена, О, не губи разбойничую кровь. Ей-ей-ей, трали-вали. Кабы красна девица жила в полуподвале, Я б тогда на корточки, Приседал у форточки, Мы бы до утра проворковали. Ты, звонарь-пономарь, не кемарь! Звонкий колокол раскочегаривай. Ты очнись, встрепенись, гармонист, Переливами щедро одаривай. Мы беду на век спровадили, В грудь ей вбили кол осиновый. Перебор сегодня свадебный, Звон над городом малиновый. Эй, гармошечка, дразни, дразни, Не спеши, подманивай. Главный колокол, звони, звони, Маленький подзванивай. В королевстве, где все тихо и складно, Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь, Появился дикий зверь огромадный То ли буйвол, то ли бык, то ли тур. Сам король страдал желудком и астмой, Только кашлем сильный страх наводил. А тем временем зверюга ужасный Коих ел, а коих в лес волочил. И король тотчас издал три декрета: Зверя надо, говорит, одолеть наконец. Вот, кто отважется на это, на это, Тот принцессу поведет под венец. А в отчаявшемся том государстве, Как войдешь, так прямо наискосок, В бесшабашной жил тоске и гусарстве Бывший лучший, но опальный стрелок. На полу лежали люди и шкуры, Пели песни, пили меды и тут Протрубили во дворце трубадуры, Хвать стрелка — и во дворец волокут. И король ему прокашлял: «Не буду Я читать тебе моралей, юнец, Вот, если завтра победишь чуду-юду, То принцессу поведешь под венец». А стрелок: «Да это что за награда? Мне бы выкатить порвейна бадью. А принцессу мне и даром не надо, Чуду юду я и так победю». А король: «Возьмешь принцессу и точка. А не то тебя раз-два и в тюрьму, Ведь это все-же королевская дочка». А стрелок: «Ну хоть убей, не возьму» И пока король с ним так препирался, Съел уже почти всех женщин и кур, И возле самого дворца ошивался Этот самый то ли бык, то ли тур. Делать нечего, портвейн он отспорил, Чуду-юду уложил и убег… Вот так принцессу с королем опозорил Бывший лучший, но опальный стрелок. В заповедных и дремучих, Страшных муромских лесах Всяка нечисть бродит тучей И в проезжих сеет страх, Воет воем, что твои упокойники, Если есть там соловьи, то разбойники. Страшно, аж жуть! В заколдованных болотах Там кикиморы живут, Защекочут до икоты И на дно уволокут. Будь ты пеший, будь ты конный — заграбастают, А уж лешие — так по лесу и шастают. Страшно, аж жуть! А мужик, купец иль воин Попадал в дремучий лес Кто — зачем, кто — с перепою, А кто — сдуру в чащу лез. По причине пропадали, без причины ли Только всех их и видали: словно сгинули. Страшно, аж жуть! Из заморского, из леса Где и вовсе сущий ад, Где такие злые бесы, Чуть друг друга не едят, Чтоб творить им совместное зло потом, Поделиться приехали опытом. Страшно, аж жуть. Соловей-разбойник главный Им устроил буйный пир, А от них был змей трехглавый И слуга его вампир. Пили зелье в черепах, ели бульники, Танцевали на гробах, богохульники. Страшно, аж жуть! Змей горыныч влез на дерево, Ну раскачивать его: Выводи, разбойник, девок, Пусть покажут кой-чего, Пусть нам лешие попляшут, попоют, А не то, я, матерь вашу, всех сгною. Страшно, аж жуть! Соловей-разбойник тоже Был не только лыком шит. Гикнул, свистнул, крикнул: — рожа! Гад заморский, паразит! Убирайся без боя, уматывай И вампира с собою прихватывай. Страшно, аж жуть! Все взревели, как медведи: Натерпелись! Сколько лет! Ведьмы мы или не ведьмы? Патриоты или нет? Налил бельмы, ишь ты, клещ, отоварился А еще на наших женщин позарился. Страшно, аж жуть! А теперь седые люди Помнят прежние дела: Билась нечисть груди в груди И друг друга извела, Прекратилось навек безобразие, Ходит в лес человек безбоязненно, И не страшно ничуть! |
