Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, Приходит ли знакомая блондинка, Я чувствую, что на меня глядит соглядатай, Но только не простой, а невидимка. Иногда срываюсь с места, Будто тронутый я, До сих пор моя невеста Мной не тронутая. Про погоду мы с невестой Ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если, — Мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно. Однажды выпиваю, да и кто сейчас не пьет? Нейдет она: как рюмка — так в отрыжку. Я чувствую, сидит, подлец, и выпитому счет ведет В свою невидимую книжку. Побледнев, срываюсь с места, Как напудренный я, До сих пор моя невеста Целомудренная. Про погоду мы с невестой Ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если, — Мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно. Я дергался, я нервничал, на хитрости пошел: Вот лягу спать и поднимаю храп, ну Коньяк открытый ставлю и закусочку на стол, Вот сядет он, тут я его и хапну. Побледнев, срываюсь с места, Как напудренный я, До сих пор моя невеста Целомудренная. Про погоду мы с невестой Ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если, — Мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно. К тому ж он мне вредит. да вот не дале, как вчера, Поймаю, так убью его на месте, Сижу, а мой партнер подряд играет мизера, А у меня — гора, три тыщи двести. Иногда срываюсь с места, Будто тронутый я, До сих пор моя невеста Мной не тронутая. Про погоду мы с невестой Ночью диспуты ведем, Ну, а что другое если, — Мы стесняемся при нем. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно. А вот он мне недавно на работу написал Чудовищно тупую анонимку. Начальник прочитал и показал, А я узнал по почерку родную невидимку. Оказалась невидимкой — Нет, не тронутый я Эта самая блондинка Мной не тронутая. Эта самая блондинка — У меня весь лоб горит. Я спросил: — Зачем ты, Нинка? — Чтоб женился, — говорит. Обидно мне, досадно мне, ну, ладно. А ну, отдай мой каменный топор И шкур моих набедренных не тронь, Молчи, не вижу я тебя в упор. Иди в пещеру и поддерживай огонь. Выгадывать не смей на мелочах, Не опошляй семейный наш уклад. Неубрана пещера и очаг. Избаловалась ты в матриархат. Придержи свое мнение. Я глава и мужчина я. Соблюдай отношения Первобытно-общинные. Там мамонта убьют, поднимут вой, Начнут добычу поровну делить. Я не могу весь век сидеть с тобой, Мне надо хоть кого-нибудь убить. Старейшины сейчас придут ко мне, Смотри еще: не выйди голой к ним. Век каменный, а не достать камней, Мне стыдно перед племенем моим. Пять бы жен мне, наверное, Разобрался бы с вами я. Но дела мои скверные, Потому — моногамия. А все твоя проклятая родня. Мой дядя, что достался кабану, Когда был жив, предупреждал меня: Нельзя из людоедов брать жену. Не ссорь меня с общиной, это ложь, Что будто к тебе кто-то пристает. Не клевещи на нашу молодежь, Она надежда наша и оплот. Ну, что глядишь? Тебя пока не бьют. Отдай топор, добром тебя прошу. И шкуры где? Ведь люди засмеют. До трех считаю, после задушу. Возвращаюсь я с работы, Рашпиль ставлю у стены. Вдруг в окно порхает кто-то, Из постели, от жены. Я, конечно, вопрошаю: „Кто такой?“ А она мне отвечает: „Дух святой“ Ох, я встречу того духа, Ох, отмечу его в ухо, Дух он тоже духу рознь, Коль святой, так машку брось. Хоть ты кровь голубая, Хоть ты белая кость, До Христа дойду я знаю — Не пожалует Христос. Машка — вредная натура, Так и лезет на скандал, Разобиделася, дура, Вроде, значит, помешал. Я сперва сначала с лаской: то да се, А она к стене с опаской; Вот и все. Я тогда цежу сквозь зубы, Но уже, конечно, грубо. Хоть он возрастом и древний, Хоть годов ему тыщ шесть, У него в любой деревне Две-три бабы точно есть. Я к Марии с предложеньем, Я ж на выдумки мастак: Мол, в другое воскресенье Ты, маруся, сделай так: Я потопаю под утро, мол, пошел, А ты прими его как будто хорошо. Ты накрой его периной И запой. Тут я с дубиной Он крылом, а я колом, Он псалмом, а я кайлом. Тут, конечно, он сдается, Честь Марии спасена, Потому что мне сдается Этот ангел — сатана. Вот влетаю с криком с древом, Весь в надежде на испуг. Машка плачет. Машка, где он? Улетел желанный дух. Но как же это, я не знаю, как успел? А вот так вот, отвечает, улетел. Он, говорит, псалмы мне прочитал, И крылом пощекотал. Ты шутить с живым-то мужем, Ах, ты скверная жена. Я взмахнул своим оружьем. Смейся, смейся, сатана. |
