– Смотри у меня, – повторил еще раз на прощанье Ящерт и исчез так же неожиданно, как появился.

Пролежав выжидающе несколько минут, дядя Сидор несколько раз перекрестился, как молодой вскочил с кровати, натянул какие-то шмотки и резвой пулей помчался в гараж. С ходу вскочил в первую попавшуюся машину, джип, кажется.

Опомнился он, только когда мощный автомобиль отмахал от города километров сто. Нащупал в кармане трубку мобильного телефона, набрал свой домашний номер. После долгих гудков трубку взял Гоша. Это обрадовало. Живой, значит.

– Ты уже на свободе? – спросил его дядя Сидор.

Гоша в ответ только нечленораздельно хрюкнул.

– В доме есть посторонние? Последовало долгое молчание.

Дядя Сидор насторожился.

– Ух, Федорыч, – наконец прорезался в трубке Гоша. – Вроде нет никого. А ты где? Что это было, в натуре? Ни хрена не понимаю.

– Потом объясню, – значительно сказал Сыроегин.

Объяснить он ничего не мог, самому бы кто объяснил, но шестеркам об этом знать не обязательно.

– Слушай меня сюда, сделаешь вот что… – приказал он Гоше.

Минуты две он объяснял, что надо сделать, потом отключился, бросил трубку на сиденье рядом с собой.

Еще поджал педаль газа, увеличивая скорость. Могучий японский внедорожник послушно и мягко глотал набегающие километры.

Возвращаться в Марьинск дядя Сидор не собирался. Нет уж, дудки, нашли фраера. Непонятно, что там за буза замастырилась, но понятно, что ховаться надо по-тяжелому, пока своя жопа под раздачу не попала. А в том, что раздача началась, он больше не сомневался. Чутье его никогда еще не подводило.

Дядя Сидор пошарил в бардачке, нашел пачку сигарет и карту области. Закурил и, придерживая одной рукой руль, углубился в карту. Бывший карманный вор Федька Ломакин всегда, еще с малолетства, знал, что когда приходит пора рвать когти, их надо рвать и не оглядываться.

– Синдром Кусатого, – сказал я. – Куда ни плюнь, получаешь синдром Кусатого. Просто заколдованная планета какая-то.

– Ты это о чем, шеф? – откликнулся Алеша Попов.

– Игнат Кусатый, – объяснил я, – известный российский маг, алхимик и звездочет времен царя Ивана Грозного. В своем знаменитом трактате «Яко прибудет, тако и убудет» исследовал странное явление здешней действительности, когда делаешь одно, а получаешь совсем другое. Умнейший был человек. Только пил много.

– Да это я уже слышал.

– Уроженец здешних мест, между прочим, – уточнил я.

Алеша сочувственно посмотрел на меня:

– Тебе когда в отпуск?

– Как только – так сразу. Ладно, будем работать.

Вообще, все происшедшее в Марьинске было полностью в духе Демона. Его, можно сказать, характерный пиратский почерк. Налететь, перебаламутить все, а потом рыбачить в мутной воде. Получилось это у него, как всегда, бестолково. Я понимаю, что он хотел сразить жителей города наповал, продемонстрировав им нечистую силу по старой, проверенной схеме, обкатанной лет семьсот назад в пресловутом Кощеевом царстве.

Итак, силовое поле оживило, разбудило и накачало энергией всех дремлющих биороботов-монстров, оставшихся по лесам и болотам со времен Кощеева царства. На этом и строился новый план Асмагила, когда он убедился, что драгоценный редуктор ему не достать. Демон решил ввергнуть, так сказать, город в пучину ужаса и террора. При помощи всей этой нечисти и под его непосредственным руководством. А самому тем временем закачивать в аккумуляторы энергию чистого страха. Которая на черном рынке у криминальных дельцов стоит бешеных денег. А энергия страха целого города – вообще состояние.

Все просто, если разобраться.

Первая осечка вышла у него с авторитетом дядей Сидором. Старый волк, он же стреляный воробей, или как тут это еще называется, категорически не захотел становиться на место бывшего марионеточного царя Кощея.

Все началось вроде бы с мелочей. Например, Кикимора, охочая до всякой ядреной зелени, выела весь чеснок с двух-трех десятков приусадебных огородов. После чего хозяева целый день обсуждали это событие и сошлись на версии новозеландской чесночной саранчи, сделавшей неожиданную остановку в Марьинске пролетом в Южную Америку. Вроде даже по телевизору об этом передавали. Кто-то слышал.

Распоясавшийся дед Морок завел в тупик местного психиатра Остапченко. В прямом смысле этого слова. Доктор потом долго недоумевал, каким образом он, почти дойдя от больницы до собственного дома, очутился на задворках туалета бабы Гаши. И выпил-то всего ничего, две рюмки разбавленного медицинского для будущего аппетита, а надо же, какие последствия. Нет, опаскудилось все, думал Остапченко, продираясь через буйные лопухи за вонючей будкой, опаскудилось и развалилось. И даже последний оплот врача, чистый медицинский спирт, ЧМС, как уважительно называли они его еще в институте, и тот сдался. Никакой он теперь не чистый, так, непонятно что, Суррогат Иванович напополам с Брагой Аркадьевной. Такая бело-горячая семейка. Как жить дальше? Для чего жить? Потом гнилые доски треснули под его массой. Психиатр провалился в выгребную яму, и вопрос смысла жизни сам собой перешел в разряд неактуальных.

Упырь В тоже отличился. Надавал по роже бригадиру местного криминала, бывшему мастеру спорта по боксу Малафею. Произошло это, когда тот возвращался из своего любимого кабака «Былина», почти на пороге, и бригадир долго не мог понять, что его в этом городе действительно кто-то бьет. Малафей потом целый месяц искал по городу кривозубого мужика в телогрейке, по виду – явно командировочного. Понятно, что командировочного, кто бы из своих решился на него прыгнуть?

После памятного визита начальника ФСБ Трошкина мэр города Марьинска Илья Ильич Кораблин дал распоряжение секретарите не принимать никого, заперся у себя в кабинете и надрался так, что хоть святых выноси. Как всегда говорила тетка Мария, встречая своего хозяина в таком состоянии. Надо сказать, встречала она его таким не часто. Выпивал Илья Ильич много, как все, но голову имел крепкую. И, по выражению все той же тетки Марии, в выражениях никогда не стесняющейся, глотку луженую.

Секретарь мэра Тамара Ивановна, по цитатному расписанию – референт, женщина немолодая и многоопытная, бдительно несла службу у запертых дверей кабинета до половины восьмого, пока все сотрудники мэрии не разошлись по домам. Потом она вызвала шофера Василия, милиционера с поста охраны и открыла дверь кабинета своим ключом. Илья Ильич к тому времени натужно храпел на диванчике в комнате отдыха. Рядом с ним стояла недопитая бутылка французского коньяка. Еще одну пустую бутылку секретарь-референт обнаружила в мусорной корзине. Это было уже много. Сопоставив непотребное состояние Кораблина с необычными визитами начальника УВД, ФСБ и городского криминалитета, женщина пришла к однозначному выводу, что хозяин дал течь. Закапало над ним. Сгустились, стало быть, тучи.

Давно пора. В конце концов, сколько можно выходить сухим из воды или, если сказать точнее, выплывать из канализации на белом катере? Секретарь-референт Тамара Ивановна была уверена, что придет время и со всех за все спросят. Хватило бы только терпения дождаться.

Она привычно прикинула, куда пойти устраиваться, если ее попросят с работы. Варианты у нее были. Впрочем, откуда течет, еще не ясно. Секретарь-референт начала работать давно, при коммунистах, пересидела в административных кабинетах пятерых хозяев и знала, что эти, новые, при всем их отъявленном разгильдяйстве, обладают повышенной способностью к выживанию.

Усилиями всех троих Кораблина вынесли с черного хода и погрузили в «Волгу». Дома шофер Василий с теткой Марией городского главу разгрузили, раздели и определили в постель. На языке персонала это называлось – хозяин приболел.