Пусть это глупая реакция, пусть она испытывает торжество и удовлетворение. Пусть так оно и будет, с этим вполне можно жить. Она постарается доказать Бену, что он в ней ошибался.
* * *
Ей страшно хотелось поделиться хоть с кем-нибудь. Кто ближайший друг и союзник Вэл среди церковных иерархов? Если б Вэл была жива, если б догадалась о том же, к кому бы она обратилась за советом? Ответ один: к Святому Джеку.
Элизабет позвонила Санданато, сказала, что нашла кое-что любопытное по расследованиям Вэл и хочет обсудить это с кардиналом Д'Амбрицци. Он перезвонил ей в редакцию через час. И сказал, что его преосвященство готов освободить весь сегодняшний вечер и будет счастлив видеть ее у себя на обеде в частных апартаментах в Ватикане.
До встречи оставалось несколько часов, и Элизабет решила основательно подготовиться. Нельзя допускать ни одного неверного шага или слова. В этом сугубо мужском мире преимуществ у нее никаких, и можно легко провалить все дело. Ни в коем случае нельзя представать перед ними эдакой пышущей бестолковым женским энтузиазмом девицей. Они сразу же отмахнутся от нее, и не потому, что не любят или не доверяют, но потому, что в них укоренилось чисто инстинктивное представление: она женщина, монахиня, что с нее взять, что бы она там ни говорила, все полная ерунда. На них даже сердиться за это нельзя. Это данность, приходится с ней мириться и жить. Итак, ей следует собрать все свои открытия, собраться самой в кулак, как бы сказала Вэл, и преподнести историю четко, хладнокровно и логично.
И вот кардинал и Санданато выслушали ее, и прислуга начала убирать со стола. Д'Амбрицци слушал внимательно, не перебивая и не сводя с нее темных глаз, полуприкрытых тяжелыми складчатыми веками. Санданато тоже слушал молча и не притронулся почти ни к одному блюду, приготовленному любимым шеф-поваром кардинала. Впрочем, он всегда выглядел так, будто нервы его напряжены до предела, и курил одну сигарету за другой. Когда она наконец умолкла и поднесла к губам чашку кофе, кардинал откинулся на спинку стула и заговорил:
— Кажется, сестра, я припоминаю одну из публикаций этого вашего Бейдел-Фаулера. Давно, вроде бы сразу после войны. — Он медленно вертел в пальцах бокал с коньяком, потом поднес к лицу, вдохнул аромат. Санданато снова закурил, на этот раз сигару, и потер усталый глаз костяшкой пальца. — Он писал что-то такое о связи Церкви с разведкой Муссолини. Тоже мне новость! Но чего еще ждать от англичанина?... Вроде бы он же критиковал и Пия XII за связи с германской разведкой? Что якобы Папа путался с нацистами, и еще ходили слухи о неких похищенных сокровищах. Ну, кое-кто в то время мог бы счесть подобную информацию настоящей бомбой, это и объясняет падение популярности Папы в определенных кругах этих подстрекателей. — Он глухо хмыкнул. — Ну а что потом? — пожал тяжелыми плечами. — Да ровным счетом ничего. Молчание. Тишина. Все эти придиры в одночасье словно испарились. В любом случае новости эти с бородой. Отголоски старого скандала.
Элизабет всем телом подалась вперед.
— Ладно, оставим пока все эти тогдашние разговоры. Но ведь вы, ваше преосвященство, не можете отрицать, что Бейдел-Фаулер был убит всего несколько месяцев тому назад и что все его труды по второму тому, там, где речь идет об ассасинах, сгорели, превратились в пепел. Да, человек он был пожилой, но они не стали дожидаться естественной его смерти. Хотели, чтобы он умер сейчас, немедленно. — Она глубоко вздохнула и пыталась уловить хотя бы тень снисхождения или понимания в его глазах. Но не уловила и продолжила: — А что касается старых скандалов, то они порой становятся частью общепринятой истины. Никто же не станет отрицать сейчас, что малопочтенные деяния действительно имели место. Во время войны Церковь по уши оказалась в дерь...
— Но моя дорогая, — мягко перебил ее Д'Амбрицци. — Церковь всегда стояла одной ногой в грязи, вместе со всеми остальными. И в ней всегда были и хорошие, и плохие люди. Мало того, добро и зло, как вы знаете, могут прекрасно уживаться даже в одном человеке. — Он покосился на монсеньера. — Прелюбопытнейшие истории нам тут рассказывают, верно, Пьетро? Все мы знаем таких людей... и Церковь всегда была лишь суммой подобных мужчин. Ну и женщин, разумеется.
— Никто точно не знает, что именно сгорело в этом огне, — сказал Санданато. — Да и зачем им было ждать несколько десятилетий, если, как вы утверждаете, сестра, У него был такой компромат?
— Не знаю. Приходится работать с тем, что под рукой. Зато мы твердо знаем следующее. Да, Бейдел-Фаулер действительно хотел воссоздать полную историю ассасинов.
Да, он стал очередной жертвой этих убийц... и да, мы знаем, что труд всей его жизни был уничтожен. Думаю, что работа его тоже была мишенью. Неужели вы оба этого не понимаете? Или я просто сошла с ума?... — Она покачала головой. — Нет, все говорит об обратном. Все эти люди, в том числе и сестра Валентина, были убиты. Меньше чем за два года. И все эти убийства связаны между собой, разве не так?
— Если судить по способам, то никак не связаны. — Похоже, кардинал не возражал против продолжения дискуссии. И не затыкал ей рот, уже хорошо. — Сама идея су-шествования этих ассасинов — вот что выглядит маловероятным.
— Но ведь кто-то должен был знать, что в амбаре у Бейдел-Фаулера хранится настоящая бомба... материалы и доказательства, указывающие прямо на них. Неужели эти доводы кажутся вам притянутыми за уши? Зачем убивать ученого и уничтожать его труды? Вэл, она была гораздо умней меня, к тому же наверняка зашла гораздо дальше в своих изысканиях. И где теперь она? Тоже убита, и по той же причине, что и Бейдел-Фаулер. Почти по той. Я многое отдала бы за то, чтобы увидеть, что он написал. — Тут она приказала себе не слишком увлекаться, иначе можно выдать свои самые потаенные мысли. — Если он проследил существование наемников до наших дней... если он называл имена, имена убийц внутри Церкви... — Она еще глубже погрузилась в тяжелое резное кресло. — Только вдумайтесь! Операции по уничтожению людей проводятся внутри Церкви, направляются из Церкви! И встает неизбежный вопрос, не так ли? Кем именно они направляются? — Она поставила кофейную чашку на стол, поднесла к губам рюмку коньяка, отпила глоток, желая, видимо, взбодриться.
— Бедные старые ассасины, — задумчиво пробормотал Д'Амбрицци, качая крупной головой. — Надежное старое пугало. Мальчик для битья в истории Церкви. Честно признаться, лично я сомневаюсь в существовании второго тома этих самых трудов Бейдел-Фаулера. Я здесь достаточно давно. И уж наверняка услышал бы о такой книге, ведь у меня, как вы понимаете, есть свои источники. Нет, сестра, история эта старая и весьма, на мой взгляд, сомнительная.
Элизабет не хотелось вступать в спор с кардиналом, но и сдаваться так просто она не собиралась.
— Ну а как насчет Саймона Виргиния? Кто он такой? Кем был и когда? Вы что же, считаете Бейдел-Фаулера полным идиотом?
— Нет, просто очень легковерным человеком, сестра. Он был легковерен, а потому всегда находил только то, что хотел найти. Довольно характерная черта для многих историков. Или журналистов, они из того же племени. Что же касается Саймона... я скажу о нем следующее. Никакого вашего Саймона не существовало, он был мифическим героем, эдаким Робин Гудом времен Второй мировой в Париже. Он имел с дюжину обличий, ему приписывались сотни деяний, обычный нормальный человек не способен совершить и десятой их части. Это был не один человек, а несколько. Некоторые из них были настоящими храбрецами, другие — преступниками, и все они оставались анонимны, и все совершали вполне обычные для военных времен поступки... Ваш Бейдел-Фаулер наткнулся на эти легенды и запал на них. В те годы много чего происходило, сестра. Вы уж поверьте мне, я был там.
— Да, конечно, были, — заметила она. — Ну а ассасины? Они что, тоже миф?
— Они были, но так давно, что теперь это вряд ли имеет значение. — И кардинал благожелательно улыбнулся ей.