— Целое представление, — заметил Данн. — Сегодня Инделикато играет роль избранного. Всем своим видом говорит: Я буду Папой!И все, почти все, стараются продемонстрировать, что они на его стороне. Не налюбуюсь, ей-богу!
Час спустя гости постепенно перешли в бальную залу, где для избранных должна была состояться премьера телефильма. Кардинал Инделикато вышел сказать несколько слов. Он представил знаменитого американского телеведущего, от лица которого велось повествование. Приветствовали кардинала очень тепло.
Д'Амбрицци отошел в сторонку и присоединился к нам. Стояли мы в тени пальм в кадках. Данн обернулся.
— Ваше преосвященство...
Кардинал кивком указал на стоявшую неподалеку сестру Элизабет.
— А вот она все еще верит, что я не Джек Потрошитель. Надеюсь доказать то же самое и вам, Бенджамин. Сегодня, на этом приеме. Что же касается доброго моего друга Инделикато, он искренне считает, что положит сегодня же вечером конец карьере Святого Джека. — Он пожал плечами. — Что, если у него получится? Будет ли это трагедией для меня? Нет, вряд ли. Скорее трагедией для Церкви.
— А какой вы хотите видеть Церковь? — спросил я.
— Какой хочу видеть?... Ну, во-первых, не хочу, чтобы Церковь попадала в руки заплечных дел мастеров, так я их называю. В руки старой гвардии, ультраконсерваторов. Не хочу, чтобы ею командовал Инделикато, превратил в свою баронскую вотчину. В любом случае, слишком поздно. Вот, собственно, и все.
— Инделикато выглядит сегодня очень уверенно, — заметил я.
— Почему бы нет? Я ведь у него под каблуком, верно? Хорстман был созданием Саймона, все считают именно так. А я был Саймоном... Я пытался убить Папу, я возглавлял шайку убийц, я снова задействовал Хорстмана. Все вписывается в долгую и темную историю Церкви, и Инделикато считает, что может это доказать. Как, скажите, я могу предотвратить этот шантаж с его стороны? Для этого бы понадобилось вмешательство самого Всевышнего. Нет, разумеется, я верю в Бога. — Он улыбнулся, потрогал крест из слоновой кости на груди. — А Бог, как известно, склонен помогать тем, кто сам себе помогает. Так вы идете смотреть этот телефильм? — Мы дали понять, что не собираемся. — Я тоже. Пошли со мной. Только тихо. Хочу вам кое-что показать.
Он провел нас по безлюдному коридору к лестнице, которая спускалась в полутемный подвал, освещенный лишь несколькими лампочками, вмонтированными в потолок.
Тронул выключатель, вспыхнул яркий свет, и мы увидели стеллажи для хранения винных бутылок. Их были тысячи.
— Слышал, что у него лучший винный погреб в Риме, — сказал Данн.
Д'Амбрицци пожал плечами.
— Я в винах не очень-то разбираюсь. Лишь бы покрепче да цвета крови, и я доволен и счастлив. Крестьянин, что с меня взять. — Он шел вдоль стеллажей. — Не будем здесь ничего трогать. Хочу кое-что показать.
— А почему вы считаете, что нас здесь... не застукают? — нервно спросила Элизабет. И огляделась с таким видом, словно в подвал вот-вот ворвется группа спецназа. — Это же незаконно.
— Сестра, мы знакомы с Манфреди Инделикато вот уже пятьдесят лет. Знаем друг о друге буквально все. Его шпионы всегда следили за мной. Но он считает меня эдаким неуклюжим слоном в посудной лавке. Верит в то, во что хочет верить. Во всяком случае, он никогда не поверит, что и у меня тоже есть шпионы... причем все они из числа его личной прислуги. Иногда он использует против меня сведения, полученные от своих шпионов. Я же никогда этого не делаю. Просто накапливаю информацию, вдруг пригодится. — На лице возникла хищная крокодилья улыбка. — Использую ее лишь косвенным образом. Просто я хитрее Манфреди. — Он самодовольно кивнул. — Он собирается убить меня сегодня. Должен убить... так ему кажется. Но разве я нервничаю или трушу? Как вам кажется, сестра? Не волнуйтесь, будьте уверены, здесь мы в полной безопасности. Я бывал здесь и прежде. Видел несколько раз то, что собираюсь вам показать. Видно, лишний раз хочу убедиться, что это мне не пригрезилось. Идемте же.
В помещении царила прохлада, я вдыхал запах пыли и дерева и задавался вопросом: зачем мы здесь? Но вот Д'Амбрицци подвел нас к дальнему концу погреба, взялся за крайний в ряду стеллаж и сдвинул его в сторону. Раздался тихий скрип, стеллаж отъехал, за ним открылась дверь в другое помещение. Д'Амбрицци дал знак следовать за ним.
— Манфреди — человек самонадеянный. Другой бы на его месте установил систему сигнализации, целые ряды видеокамер слежения, особенно в наш-то век бурного развития технологий. Впрочем, тогда люди, устанавливающие эти системы, могли бы допустить утечку информации. Нет ничего хуже... Манфреди так уверен в своей неприкосновенности, так бездумно эгоцентричен, считает себя неуязвимым. Думает, что никто никогда не узнает об этом склепе и о том, что он здесь прячет. Но он глубоко заблуждается. Джакомо Д'Амбрицци знает...
Помещение оказалось гораздо просторнее винного погреба, к тому же здесь было гораздо чище и светлей. Два больших прибора увлажнения воздуха, фильтрационная система, приборы для измерения температуры, автоматические разбрызгиватели воды на случай пожара. Площадью помещение было с два теннисных корта.
— Перед вами, друзья мои, — сказал Д'Амбрицци, — художественные ценности, трофеи Второй мировой войны. И все это, заметьте, находится в подвалах Манфреди Инделикато. Идите, взгляните на эти ящики. Сюда. — Он провел нас между двумя рядами ящиков, стоявших на бетонном полу. — Вот, смотрите!...
На ящиках красовались орлы и свастики Третьего рейха, выведенные черной краской. На некоторых более блеклыми чернилами были написаны имена художников. Энгр, Мане, Джотто, Пикассо, Гойя, Боннар, Дега, Рафаэль, Леонардо, Рубенс. Конца-краю им не было. А часть ящиков была помечена надписью красными чернилами «Vaticano».
— Вполне надежное хранилище, — сказал Д'Амбрицци. — Он заботился о микроклимате. Очень любит изобразительное искусство. Это у него наследственное. И все эти сокровища могут храниться здесь длительное время. Потому что у части этих шедевров весьма сомнительное происхождение. Их можно хранить здесь еще целый век. Если Фреди станет Папой, он непременно позаботится о том, чтобы все это перешло к Церкви...
— А если Папой станете вы? — спросил я.
— Ну, я пока что об этом еще не думал. Но полагаю, что со временем что-нибудь да придумаю. Возможно, Инделикато захочет оставить все это у себя. — Он вздохнул. — Нельзя, чтобы такие сокровища принадлежали одному человеку. А поскольку они нам все равно не достанутся, не мешало бы вам хотя бы взглянуть на них, оценить, так сказать, размах, с которым действовал Инделикато. Если начнете тщательно осматривать содержимое ящиков, то увидите на ряде из них пометки. Для Геринга или Гиммлера, Геббельса, даже для самого Гитлера. Однако Инделикато все же присвоил их... и в ряде случаев, признаю, не без моей помощи.
— Но почему Инделикато? — спросила Элизабет. — Ведь во время войны он был в Риме, никак не был связан с парижскими ассасинами... Вы, а не он, следили за тем, чтобы награбленные сокровища достались Церкви.
— Просто меня они не слишком интересовали. А Фреди, он был правой рукой Папы Пия, когда затевалась вся эта история. Не один только Пий направил меня в Париж делать грязную работу. Пий посоветовался с Инделикато, тот предложил меня. Фреди хотел от меня избавиться. Уже тогда мы были соперниками. Он считал, что мне не выйти живым из той парижской передряги. Думал, что нацисты рано или поздно раскусят меня и убьют. И еще он очень пристально следил за моей работой.
— Он знал о ваших планах расправиться с Папой?
— Да, конечно. Именно к Инделикато поступила информация о заговоре. Именно он затем предупредил Папу, якобы «спас» ему жизнь и тем самым лишь укрепил свои отношения с Пием. Пий никогда этого не забывал.
— А кто сообщил Инделикато? Кто вас предал?
— Человек, которому я доверял, который знал все. Вначале я был уверен, что это Лебек. Теперь знаю, что это не так.
