Можно предположить, что часть этой истории, только неправильно понятой, и отражена в истории мифического «Рима», с его завоевательной стратегией, требовавшей расширять границы. Расширив, — как собирались поддерживать порядок? Какими силами? Если своими, то какая для этого требовалась армия? Если наемная, то откуда наемники? И на какие средства наняты?
То же самое касается и мифической «Греции». Некоторые реальные события средневековой Византии, после их интерпретации политически ангажированными историческими писателями, превратились просто в сказку. Ведь это в сказке достаточно объявить о произошедшем небывалом событии, как о чуде, не утруждая себя объяснением, какими средствами «чудо» осуществлено, кем, и зачем.
Совершеннейшим чудом выгядят военные походы Александра Македонского. Чего хотел получить он в Персии и Индии? Историки описывают его тактику, но в чем стратегия? Какова военная доктрина? Если верить «сказкам», он уводил из страны граждан Македонии и других провинций Греции, подрывая местную экономику и основу благосостояния жрецов. Он приходил с войсками в далекие страны, чтобы просто завоевать их, и все. Его поведение настолько противоречит здравому смыслу, его цели настолько необъяснимы, что наука история и не пытается ничего объяснять.
Ф. Шахермайр, посвятив десятки страниц своей книги об Александре описанию противостояния племен (образчик: «финикийская знать и купцы ненавидели греков, тем не менее легко воспринимали элементы греческой культуры») и войны в Месопотамии, говорит только о страхе, ужасе, мщении и прочих кошмарах. Вот пример.
По безвестной горной тропинке, ведомый местным пастухом, царь со стотысячным войском пробирается ночами по колено в снегу. Предлагаем тем из читателей, кому приходилось воевать в горах, представить себе этот поход как реальный: с бивуаками, лошадьми, организацией питания, болезнями и всей санитарией. Наконец, попадает он в тыл противника, выходя на равнину сразу со всей армией. «В беспредельном гневе царь велел перебить всех, кто попадется ему в руки». Персидский правитель добровольно передал ему город Персеполь; Александр велел разграбить город, и поджег дворец. Зачем? Читаем объяснение историка:
«Запланирован ли этот пожар заранее или возник спонтанно, во всяком случае, он был грандиозен, почти символичен и завершил собой целую эпоху. Этим актом Александр мстил не только за греков, но и за египтян, вавилонян, за все подвластные персам народы и даже за самих иранцев. Этот эпизод как бы подвел итоговую черту под всем прошлым. Скоро, считал Александр, должно было наступить время, когда уже не будет ни побежденных, ни ненависти, ни мести. Теперь в последний раз эти чувства проявились во всей их торжествующей и безоглядной ярости…»
Сказку анализировать с рациональной точки зрения невозможно, так что перед нами не анализ, а болтовня.
Еще образчик текста Ф. Шахермайра:
«И только в кругу македонских военачальников продолжала нарастать тревога: какова конечная цель всего похода?»
Похоже, что тревога «нарастает» в кругу историков: действительно, а чего это он?.. Ведь это безумие, устраивать войны без цели, без средств, без пользы своей стране!.. Наконец, пишет Ф. Шахермайр:
«…наступает момент, когда… встает вопрос о смысле войны и ее целях».
Но хоть вопрос о целях и «встает», всё это время:
«…Александра волновал также вопрос, оставшийся для него неясным, но обсуждать который ему не хотелось: каковы же причины его гениальности?»
Да, гениальность налицо. В армии Дария насчитывалось, по сведениям Шахермайра, примерно 45 000 всадников и 200 000 пеших воинов, но есть и другие данные: Арриан называет наряду с 40 000 всадников около миллиона прочих воинов. Противник численно превосходит войско Александра «видимо, не менее, чем в пять раз». И что же наш гений?
«Промедлив два года, Александр сам дал врагу возможность собрать такое огромное войско. Теперь ему предстояло решить, как с ним справиться».
Вопрос о цели войны, как вы помните, еще не решен. Речь только о гениальности.
А вот и апофеоз научно-исторической мысли о «стратегии» или, если угодно, «военной доктрине» Александра:
«Такие действия можно было бы признать странными и необъяснимыми, если бы не притязания Александра на завоевание всего мира. Для властелина, считавшего покорение мира своей ниспосланной свыше миссией, все это совершенно естественно».
Для историка «совершенно естественно», что человек, герой его истории, осуществляет свои мечты, как Господь Бог, одним хотением. Ничто не составляет ему трудностей: ни экономика, ни финансы, ни особенности географии и погоды, ни физические возможности людей. Ему не требуется обоснования целей, да и самих целей иметь не надо, достаточно желания. Захотел — сотворил небо и землю. Захотел — подчинил себе все страны.
В самом начале XIX века еще один военный гений, Наполеон, не иначе, начитавшись фантазий о подвигах Александра Великого, решил их повторить. Планы похода в Индию обсуждались вполне серьезно. В отличие от своего мифического предшественника, Наполеон владел стратегией и тактикой, он имел уже географические карты, он опирался на экономическую мощь почти всей Европы. И далеко ли он дошел? До Москвы, где и кончился его поход в Азию.
Его история доказывает мифичность походов Александра. А подлинные события, давшие основу мифу, надо искать в истории Византии. Переходя от мифов к реальности, именно в нескольких памятниках средневековой византийской литературы: «Стратегиконе Маврикия», «Тактике Льва», «Воинском законе», «Византийском Анониме VI в.», «De velitatione bellica», можно найти первое изложение военной теории и военного права.
Цель каждой отдельной экспедиции, согласно этим памятникам, заключается в захвате добычи (подчинении и принуждении к выплате дани). Достичь этой цели можно, порой лишь уничтожив живую силу противника, его войска. Но византийская армия следовала завету «античных времен»: разбитому неприятелю должна быть непременно оставлена для спасения бегством одна безопасная дорога; сознание возможности сохранить себе жизнь удержит врага от самых отчаянных способов сопротивления. Своих же воинов за трусость следовало предать суровому наказанию:
«Если во время генерального сражения или битвы произойдет обращение в бегство без какой-либо разумной и видимой причины, мы повелеваем стратиотов той тагмы, которая первой обратилась в бегство… рассчитать по десять и… (каждого десятого) предать смерти».
Конечно, традиционная история называет и «древние» военно-теоретические труды. Но как это ни удивительно, хоть и названы они древними, но применялись, и были очень популярны в Средние века. Среди таких трактатов можно назвать «Стратегикон» Онасандра. Автор находился на римской службе, трактат посвящен Квинту Веранию, а задуман был, по сообщению самого автора, как руководство для «хороших военачальников». Воинский успех, пишет Онасандр, не следствие слепого рока, а результат деятельности командиров, ссылка на превратности судьбы так же мало извиняет поражение, как и объясняет победу…
Нам любопытно сопоставить рекомендации этого римлянина Онасандра (I век, линия № 6 «римской» волны), и грека Энея (IV век до н. э., линия № 6 «греческой» синусоиды). Эней пишет только об обороне крепостей, Онасандр — только об их осаде. И в том, и в другом трактате можно обнаружить несколько интересных рекомендаций встречного характера. Например, в предвидении вражеской осады Эней предписывает выслать во все стороны от города специально обученных дозорных, конных и пеших, которые должны своевременно оповестить городские власти о приближении врага. Онасандр, со своей стороны, рекомендует стратигу, ведущему войско к городу, захватывать и задерживать всех, застигнутых вне его стен, чтобы они не успели ничего сообщить своему командованию.