Он ударил невесту, и она упала на землю, схватившись за щеку. Откуда-то пролилась кровь на ее прекрасное, девственно-белое подвенечное платье.

– О нет! – крикнула она, пораженная и глубоко обиженная. – Нет! Мне не нужен дом! Я никогда не заберу ни дом, ни машину, ни…

– Но моя душа! Ты, шлюха, украла мою душу!

Зеленый туман клубился вокруг, и с приближением Брента становилось все темнее и темнее. Она была в ужасе, в глубоком, паническом страхе.

– Нет!

– Сука. Потаскуха, изменница, сука!

Клубы тумана стали совсем черными. Гейли в отчаянии пыталась скрыться в них. Перед нею был Брент, сомнений не оставалось. Но такого Брента она не знала и смертельно испугалась его.

– Нет!

Вокруг стало темно, как в бездонном колодце. Она вскрикнула из последних сил, и все исчезло.

– Гейли!

Проснувшись в холодном поту, Гейли тряслась от ужаса и вздрагивала, вспоминая кошмарный сон. Брент крепко обнимал ее:

– Гейли! Милая, что такое, что с тобой?

Брент дотянулся и включил бра – тьма отступила, Гейли увидела его лицо. Если, проснувшись, она была до смерти напугана, то при виде любимого страх мгновенно начал улетучиваться.

– Я принесу тебе воды, – предложил Брент.

– Нет! – Она протянула руки и спряталась у него на груди, ища убежища в объятиях. – О нет, нет, не уходи от меня!

– Но, Гейли…

– Нет!

Брент гладил ее волосы, продолжая нежно и крепко обнимать:

– Приснился страшный сон? Но теперь все прошло?

– Да.

– Ты еще дрожишь. Я здесь. Я тебя люблю. Все прошло. Все хорошо.

– Ох, я знаю. Я очень сильно испугалась.

– Но чего?

В самом деле, чего? Гейли глубоко задумалась, вспоминая сон. Ответа она не нашла, а лишь покачала головой.

– Милая, поговорим об этом. Может, тебе полегчает. Расскажи мне.

– Но я… Матерь Божья, чудеса, ничего не помню. – Она рассмеялась, поначалу нервозно, а потом – легче. Дрожь прошла, и она решилась сесть в постели, сочувственно улыбаясь Бренту. – Я тебя разбудила. Прости, пожалуйста. Разбудила из-за глупого кошмара. Но клянусь тебе, я ровным счетом ничего не могу вспомнить. Ну разве не дурочка?

Он привлек ее к себе:

– Круглая дурочка. Ты явно с приветом, но я тебя люблю.

– Я тебя тоже, – ответила Гейли и вдруг, изумляясь себе, едва сдержала накатившие рыдания. Хотелось плакать навзрыд, горько-горько, о чем-то, что пришло и ушло, о какой-то… утрате.

– Ты успокоилась?

– Почти. Только, пожалуйста, не отпускай меня. Брент пристально поглядел на нее и подбодрил улыбкой. Он протянул руку к выключателю, и свет погас.

– Не отпущу. Тебя не обидит, если я буду не только держать тебя?

– Ты все еще можешь…

– Могу. Хочешь проверить? Попробуй, чувствуешь?

Он положил на себя ее руку. Гейли рассмеялась. Брент утверждал, что у нее удивительная способность мигом приводить его мужское естество в боевое состояние. Гейли ответила, что он это придумал, а Брент возразил, что придумать можно картину, а не боевое положение мужского естества. Гейли подумала, насколько же сильно она влюблена.

Когда Брент изнемог, она забыла о своих страхах, а думала, как горячо любит своего доброго гения и как глубоко, нежно любима в ответ.

Вильямсберг, Виргиния

Июнь 1774 года

Леди Дирлинг давала костюмированный бал.

Роскошные экипажи заполонили подступы к ее особняку. Наряды гостей ослепляли великолепием.

За эти дни Катрина почти не разговаривала с братом, и по дороге на маскарад Элизабет была единственной из семейства, кто пытался снять напряжение непринужденной болтовней. Генри то и дело хмыкал в ответ, а Катрина лишь пыталась выдавить улыбку. Когда они добрались до места, Генри крепко взял сестру за плечо.

– Поосторожнее, дорогуша! – предупреждающе шепнул он.

Катрина вырвалась и стремительно зашагала по аллее, украшенной клумбами белых маргариток – любимых цветов леди Дирлинг. Она молила Бога, чтобы Перси сюда не явился, но надежды на это было мало. О леди Дирлинг шла молва как о женщине, упорно не признававшей, что в Вильямсберге есть какие-то политические разногласия. В ее доме о политике никогда не говорили. Она принимала своих друзей и знакомых, и потому не исключалась возможность, что Перси тоже приедет. Сам полковник Вашингтон мог запросто явиться сюда вместе со своими сторонниками. Только леди Дирлинг осмеливалась созывать крайних тори и янки на один и тот же вечер. Но она имела репутацию общей любимицы, и едва ли кто-нибудь осмелился бы оскорбить ее дом политической склокой.

Катрина была в маске птички, сделанной из синего шелка и перьев. Вышивка парчового воротника повторяла узор на подоле кремово-белого платья, которое спереди, повыше колен, было присборено букетами цветов, чтобы явить взорам окружающих красоту второй, нижней юбки.

– Элизабет! – радостно воскликнула леди Дирлинг. Обе дамы, в масках из страусовых перьев, крепко обнялись и рассмеялись. – Катрина, милая! Как поживаете, дитя мое?

Она подмигнула Катрине зеленым глазом сквозь щелку маски, словно разделяла с юной гостьей какой-то изумительный секрет, но девушка, ничего не поняв, недоуменно глядела на леди Дирлинг. Сзади подошли новые гости, и ей пришлось подниматься по лестнице в зал. Там играла музыка, пары величественно перемещались в менуэте. Явственно слышались голоса спинета и флейты и печальное пение скрипки. Налево от входа высился уставленный блюдами и вазами буфет, а направо – накрытый накрахмаленной белоснежной скатертью стол, на котором стояло огромное количество бокалов и хрустальная ваза с пуншем.

– Ах, Катрина! Этот вечер просто великолепен, верно? И вы здесь. Какое счастье! Не согласитесь ли потанцевать? – К ней подошел Чарлз Палмер. На нем была маска льва, и он бесцеремонно взял ее за руку.

– Думаю, нет, – скрипнув зубами, неприветливо проворчала девушка.

– Чепуха. Катрина обожает танцевать. – Генри откровенно толкнул сестру к приятелю.

«Уж лучше танцевать, – решила она, – чем отправляться на прогулку в сад. Там он обязательно полезет целоваться, словно не присутствовал при отвратительной и ужасной сцене в сарае».

Чарлз вывел ее в круг. Он был сносным танцором, и Катрина сосредоточилась на музыке, из последних сил улыбаясь гостям и отвечая на приветствия.

На другом конце зала она заметила высокого широкоплечего гостя, который направлялся в их сторону. На нем были потрясающие белые бриджи, синий парчовый камзол и рубашка с кружевной манишкой. Вместо парика он носил косичку из собственных волос. Коричневые перья маски остроклювого сокола почти целиком скрывали его лицо.

Сердце Катрины забилось так громко, что она испугалась, как бы его стук не услышали окружающие. Конечно, это был Перси. Она сразу узнала его широкие плечи и самоуверенную, дерзкую поступь. Под нижним краем маски виднелся рот, который она бы не спутала ни с чьим другим, тем более что, когда маска приблизилась, чувственные губы сложились в знакомую бесшабашную улыбку.

«О нет! – подумала Катрина, едва дыша от страха. – Только не подходи сейчас, когда здесь лорд Палмер. Не дай Бог, он увидит нас рядом!»

Но Перси неумолимо приближался. Нахально и уверенно он приблизился вплотную к танцующей паре. Затем с подчеркнутой вежливостью тронул Палмера за плечо, низко поклонился и учтиво обратился к кавалеру:

– Сэр, прошу вашего позволения заменить вас в танце!

Палмер натянуто улыбнулся, но предпочел действовать согласно этикету. Он поклонился и вручил руку Катрины незнакомцу в маске:

– Моя дорогая…

«Он не узнал Перси», – подумала девушка и с готовностью сделала реверанс бывшему партнеру. А как только он отвернулся, засияла от радости. Глаза ее искрились счастьем.

– Благородный английский лорд, ничтоже сумняшеся, вручил судьбу одной из самых преданных тори в руки одного из самых презренных янки! – с удовольствием хихикнула она.