Кроудар спросил себя, знают ли биологи, как его волнует ее сила и плодовитость: она опять носила в себе его детей, и снова близнецов.

— А-а, мой рыбак вернулся, — сказала она с улыбкой и обняла его прямо на пороге, чтобы все видели это.

Потом они вошли в дом и закрыли дверь. Там она еще жарче обняла его, и. он забыл обо всем.

— Хонида, — сказал он и больше не смог произнести ни слова.

Потом он просил ее о малышах.

— Они спят, — ответила она и повела его к приземистому столу, который он сделал специально для нее.

Он кивнул. Потом он пойдет и посмотрит на сыновей. Пусть побольше спят, это им не помешает. Он инстинктивно чувствовал, что не помешает.

Хонида поставила на стол суп из троди. Он был приправлен помидорами и горохом, выращенным в гидропонных баках. В этом супе были еще травы и коренья, которые он тайком собрал за оградой, не поставив об этом в известность ученых.

Кроудар всегда подъедал все, что она ему подавала. Этим вечером на столе был хлеб со странным пряным привкусом, но совершенно превосходный. Он поднес ломоть к лампе. Тот был пурпурным — как море. Кроудар прожевал его и проглотил.

Хонида, сидевшая напротив него за своей тарелкой, внимательно посмотрела на него.

— Тебе нравится хлеб? — спросила она.

— Очень вкусный.

— Я сама испекла его на углях, — сказала она.

Он кивнул и взял еще кусок.

Хонида снова наполнила его миску.

Кроудар знал, что они пользовались привилегиями, поэтому и могли обедать только вдвоем. Многие питались в коммунальной столовой, из общих запасов — даже техники и высокие должностные лица. Однако, Хонида что-то значила в этом мире, если ей позволили уединение и личную жизнь.

Кроудар, утолив голод, посмотрел через стол на жену. Он любил ее с преданностью, которая была гораздо глубже, чем простое физическое влечение. Он не мог сказать, что это было, просто знал это. Если здесь у них было будущее, то оно было в Хониде и в тех, кто, может быть, сформируется из ее плоти и родится на свет.

Хонида поднялась, обошла стол и начала массировать ему спину — мускулы, растянутые, когда выбирали сети.

— Ты устал, — сказала она. — Сегодня был тяжелый день?

— Работа всегда трудна.

Ему нравилась ее манера говорить. В ее распоряжении было много, очень много слов. Он слышал, как некоторые из них использовались в Совете Колонии и тогда, когда она выбирала себе партнера. У нее были слова для многих вещей, которых он не знал, но она хорошо знала, когда нужно говорить телом, а не ртом.

Кроудар почувствовал к ней такое влечение, что спросил себя, не проникли ли ее пальцы в его тело.

— Лодки были полны, — сказал он.

— Сегодня говорили, что на берегу нужно построить новые сараи, — произнесла она. — Но они не знают, сколько людей им выделить для этого.

— Нужно еще десять сараев, — сказал он.

Он хорошо понимал, что меньшим не обойтись. Другие техники слушались Хониду. Многие ученые презирали ее, это было заметно по их тону. Может быть, это было потому, что она выбрала себе в мужья Кроудара. Но техники слушались ее, значит, хижины будут построены.

И они сделают это прежде, чем уйдут косяки троди.

Потом Кроудар понял, что знает, когда закончится лов — это было не предположение, а почти физическое чувство, его можно было коснуться и схватить. Он попытался найти слова, чтобы объяснить это Хониде.

Она закончила массаж, опустилась возле него и прислонилась теплой головой к его груди.

— Если бы ты так не устал, — сказала она, — я охотно показала бы тебе кое-что.

Кроудар с удивлением увидел в Хониде какое-то невысказанное возбуждение. Может, что-то произошло в гидропонном саду, где она работала? Эта мысль тотчас же вернула его к месту, с которым ученые связывали все надежды, где они собрали большие растения, великолепные, пышно ветвящиеся, представляющие собой часть растительного изобилия Матери Земли. Может, она обнаружила там что-то важное? Может, теперь им удастся приспособить к себе этот мир?

В это мгновение Кроудар ощутил себя дикарем, который желает помириться со своими богами, почувствовал надежду, так крестьянин надеется на землю. Даже моряк знает высшую ценность земли.

Он вопросительно кивнул в направлении спальни близнецов.

— Я…

Она указала на соседнюю квартиру.

— Они могут услышать.

Чего ж она хотела? Кроудар встал и протянул ей руку.

— Показывай!

Они вышли в ночь. В поселке теперь было тихо; слышны были только далекие звуки, доносящиеся с. реки. На мгновение ему показалось, что он слышит стрекотание кузнечика, но разум сказал ему, что это может быть только потрескивание остывающего металла дома. Он посмотрел вверх, тоскуя по Луне.

Хонида взяла аккумуляторный фонарь, такой получили все техники на тот случай, если им будет нужно выйти ночью наружу. Когда Кроудар увидел его, он почувствовал, насколько важно то, что она собиралась ему показать. У Хониды был истинно крестьянский инстинкт бережливости. Она не будет попусту разряжать такой фонарь.

Вместо того, чтобы вести его к зеленым огням и стеклянным крышкам гидропонных баков, она направилась в другую сторону, к глубокому каменистому ущелью, где река впадала в бухту.

На их пути не было никакой охраны, только изредка встречались каменные вехи и уродливые местные деревья. Быстро и молча она привела его на узкую тропу, которая, как он знал, вела к уступу, нависающему над водопадом.

Кроудар обнаружил, что дрожит от нетерпения. Было холодно, чуждые очертания местных деревьев, высвечиваемые фонарем, тревожили его.

Что там обнаружила — или сделала — Хонида?

С растений капала влага. Шум водопада покрывал все звуки. Они вдыхали ледяной воздух, наполненный брызгами и полный причудливых запахов.

Хонида остановилась, и Кроудар задержал дыхание. Он прислушался, но слышен был только водопад.

На мгновение он даже не понял, зачем — Хонида направила белый свет фонаря в его сторону. Он смотрел на одно из местных растений — толстый суковатый ствол пригибался низко к земле, на равномерных расстояниях друг от друга были видны желто-зеленые выросты.

Постепенно он начал понимать. Он узнал темный тон зелени, узнал способ, которым крепились листья к стеблю, массу желтокоричневых, шелковистых пучков, а под ними — маленькие клубни.

— Маис, — прошептал он.

Тихим голосом, выбирая слова, понятные Кроудару, Хонида объяснила, что она сделала. Он смотрел на нее и слушал. Он понял, почему она сделала это тайно, не сообщив ученым. Взяв фонарик из ее руки, он опустился на колени и с напряженным вниманием уставился на растения. Это означало конец всего, что ученые считали благом. Это означало конец их планов насчет этого мира.

Кроудар внезапно увидел в растениях своих правнуков. Может быть, у них будут чрезмерно большие головы, широкие и безволосые, толстые губы. Их кожа, возможно, будет пурпурной. Они, конечно, будут низкорослы — он знал это.

Хонида позаботилась об этом — прямо здесь, на мокром от речной воды уступе. Вместо того, чтобы отбирать большие прямые стебли с продолговатыми округлыми початками, похожими на земные, она почти погубила маис своими опытами. Она взяла слабые, болезненные растения, которые едва были способны дать семена. Затем отобрала только те, которые носили явные признаки изменения, приспособления к этому миру. Из них и развился новый вид, приспособленный для этого мира и похожий на местные растения.

Это был местный маис.

Она отломила один из початков и очистила его.

Там были гнезда с рядами семян, а когда она раздавила одно семечко, вытек пурпурный сок. Он узнал запах: такой же был и у хлеба.

Здесь было то, на что никогда бы не пошли ученые. Они хотели сделать из этого мира вторую Мать Землю. Но это им не удалось и никогда не удастся. «Соколы, — подумал Кроудар, поняли это раньше нас».

Теория Хониды заключалась в том, что в данном виде человек проживет здесь очень недолго. По стандартам Матери Земли их дети были больны. Но их потомки изменятся самым непредсказуемым образом. Ученые возражали и всячески пытались воспрепятствовать опыту.