Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Мы что — туристы? Шляться по грязи и любоваться видами! — Молпри остановился и привалился, пыхтя, к валуну. Он брезгливо оглядывал заполненный водой кратер, вздымающееся в небо сплетение корней и далеко вверху — целый лес ветвей рухнувшего дерева.

— Наши секвойи против него — одуванчики, — негромко сказал Голт. — А ведь это после той самой бури, с которой мы разминулись!

— Ну и чего?

— Ничего… Просто, когда видишь дерево такого размера это впечатляет…

— Тебе что — деньги за него заплатят?

Голт поморщился.

— Вопрос по существу… Ладно, топаем.

— Не нравится мне, что недотепа остался один в корабле.

— Слушай, — Голт обернулся к Молпри, — что тебе дался этот мальчишка?

— Не люблю… придурков.

— Ты мне баки не забивай, Молпри. Пэнтелл совсем не глуп на свой лад. Может, из-за этого ты и лезешь в бутылку?

— Меня от таких воротит.

— Не выдумывай — он симпатичный парень и всегда рад помочь.

— Ага, рад-то он рад, — пробурчал Молпри, — да не в этом штука.

Сознание медленно возвращалось к умирающему сердцемозгу. Сквозь бессмысленные импульсы разорванных нервов прорывались отдельные сигналы:

— Давление воздуха ноль — падает… давление воздуха сто двенадцать — повышается… давление воздуха отрицательное…

— Температура — сто семьдесят один градус, температура минус сорок, температура — двадцать шесть градусов…

— Солнечное излучение только в красном диапазоне… только в синем… в ультрафиолетовом…

— Относительная влажность — бесконечность… ветер северо-восточный, скорость — бесконечность… ветер снизу вверх вертикально, скорость — бесконечность… ветер восточно-западный…

Дерево решительно отключилось от обезумевших нервов, сосредоточившись на своем внутреннем состоянии. Оценить его было несложно.

Думать о личном выживании бесполезно. Но еще можно принять срочные меры и выиграть время для спорообразования. Не тратя ни секунды, дерево включило программу экстренного размножения. Периферические капилляры сжались, выталкивая все соки назад, к сердцемозгу. Синапсические спирали распрямлялись для увеличения нервной проводимости. Мозг осторожно проверял, сначала — жизнеспособность крупных нервных стволов, затем — сохранившихся участков нервных волокон, восстанавливал капиллярную сеть, разбирался в непривычных ощущениях: молекулы воздуха соприкасались с обнаженными тканями, солнечное излучение обжигало внутренние рецепторы. Надо было заблокировать все сосуды, зарастить капилляры — остановить невосполнимую потерю жидкости.

Только после этого древомозг смог заняться самим собой, пересмотреть глубинную структуру клеток. Он отключился от всего разрушенного и сосредоточился на своем внутреннем строении, на тончайшей структуре генетических спиралей. Очень осторожно дерево перестраивало все свои органы, готовилось произвести споры.

Молпри остановился, приставил руку козырьком ко лбу. В тени необъятного выворотня маячила высокая тощая фигура.

— Вовремя мы поспели!

— Черт! — ругнулся капитан и прибавил шагу. Пэнтелл заторопился ему навстречу.

— Пэнтелл, я же вам сказал — сидеть в корабле!

— Я не нарушал приказа, капитан. Вы не говорили…

— Ладно. Что-нибудь случилось?

— Ничего, сэр. Я только вспомнил одну вещь…

— После, Пэнтелл. Сейчас нам нужно на корабль — дел еще много.

— Капитан, а вы знаете, что это такое?

— Ясно что — дерево, — Голт повернулся к Молпри. — Слушай, нам надо…

— Да, но какое дерево?

— Черт его знает, я вам не ботаник.

— Капитан, это очень редкий вид. Он, собственно, считается вымершим. Вы что-нибудь слышали о яндах?

— Нет. Хотя… да. Так это и есть янд?

— Я совершенно уверен. Капитан, это очень ценная находка…

— Оно что — денег стоит? — перебил Молпри, обернувшись к Голту.

— Не знаю. Так что дальше, Пэнтелл?

— Это разумная раса с двухразовым жизненным циклом. Первая фаза — животная, потом они пускают корни и превращаются в растения. Активная конкуренция в первой фазе обеспечивает естественный отбор, а дальше — преимущество в выборе места для укоренения…

— Как его можно использовать?

Пэнтелл запрокинул голову. Дерево лежало, словно стена, переходящая в гигантский купол обломанных ветвей тридцати метров высоты, или пятидесяти… или больше… Кора гладкая, почти черная. Полуметровые блестящие листья всех цветов.

— Представьте только, это огромное дерево…

Молпри нагнулся и подобрал обломанный корень.

— Эта огромная деревяшка, — передразнил он, — поможет вправить тебе мозги…

— Помолчи, Мол.

— …бродило по планете больше десяти тысяч лет назад, когда еще было животным. Потом инстинкт привел его на эту скалу и заставил начать растительную жизнь. Представьте себе, как этот древозверь впервые оглядывает долину, где ему предстоит провести тысячи и тысячи лет…

— Чушь! — фыркнул Молпри.

— Такова была участь всех самцов его вида, чья жизнь не прерывалась в молодости: вечно стоять на утесе, как несокрушимый памятник самому себе, вечно помнить краткую пору юности…

— И где ты набрался этакой хреновины? — вставил Молпри.

— И вот на этом месте, — продолжал Пэнтелл, — окончились его странствия.

— О’кэй, Пэнтелл, это очень трогательно. Ты что-то говорил о его ценности.

— Капитан, дерево еще живое. Даже когда сердцевина погибнет, оно будет отчасти живо. Его ствол покроется массой ростков — атавистических растеньиц, не связанных с мозгом. Это паразиты на трупе дерева — та примитивная форма, от которой оно произошло, символ возврата на сотни миллионов лет назад, к истокам эволюции…

— Ближе к делу.

— Мы можем взять образцы из сердцевины. У меня есть книга — там описана вся его анатомия: мы сумеем сохранить ткани живыми! Когда вернемся к цивилизации, дерево можно будет вырастить заново — и мозг, и все остальное. Правда, это очень долго…

— Так. А если продать образцы?

— Конечно, любой университет хорошо заплатит.

— Долго их вырезать?

— Нет. Если взять ручные бластеры…

— Ясно. Неси свою книгу, Пэнтелл, попробуем.

Только теперь дерево осознало, как много времени прошло с тех пор, когда в последний раз близость янды-самки заставила его производить споры. Погруженное в свой полусон, оно не задумывалось, отчего не стало слышно споровых братьев и куда исчезли животные-носители. Но стоило ему задаться этим вопросом — и все тысячелетние воспоминания мгновенно прошли перед ним.

Стало понятно, что ни одна янда не взойдет уже на гранитный мыс. Их не осталось. Мощный инстинкт, запустивший механизм последнего размножения, работал вхолостую. С трудом выращенные глаза на черешках напрасно оглядывали пустые дали карликовых лесов, активные конечности, которые должны были подтащить одурманенных животных к стволу, висели без дела, драйн-железы полны, но им не суждено опустеть… Оставалось только ждать смерти.

Откуда-то появилась вибрация, затихла, началась снова. Усилилась. Дереву это было безразлично, но слабое любопытство подтолкнуло его вырастить чувствительное волокно и подключиться к заблокированному нервному стволу.

Обожженный мозг тотчас отпрянул, резко оборвав контакт. Невероятная температура, немыслимая термическая активность… Мозг напрасно пытался сопоставить опыт и ощущения. Обман поврежденных рецепторов? Боль разорванных нервов?

Нет. Ощущение было острым, но не противоречивым. Восстанавливая его в памяти, анализируя каждый импульс, древомозг убедился: глубоко в его теле горит огонь.

Дерево поспешно окружило поврежденный участок слоем негорючих молекул. Жар дошел до барьера, помедлил — и прорвал его.

Надо нарастить защитный слой. Тратя последние силы, дерево перестраивало свои клетки. Внутренний щит упрочился, встал на пути огня, выгнулся, окружая пораженное место… и дрогнул. Слишком много он требовал энергии. Истощенные клетки отказали, и древомозг погрузился во тьму.

Сознание возвращалось медленно и трудно. Огонь, должно быть, уже охватил ствол. Скоро он одолеет барьер, оставшийся без подпитки, доберется до самого сердцемозга… Защищаться было нечем. Жаль — не удалось передать споры… но конец неизбежен. Дерево бесстрастно ждало огня.

2
{"b":"101553","o":1}