В их отношении к христианству, еще до того, как его стали рассматривать как серьезную опасность для государства (это случилось только к концу II в., когда давление "варварских" народов на границах империи стало более грозным и в Галлии, и на Дунае, и в Сирии, и в северных районах Малой Азии, на Понтийском море, в Вифинии, Армении), проявлялись уже мотивы той ожесточенной полемики, которую вели во имя римского мира выразители интересов господствующего общества: Цельс, Порфирий, Иерокл, Юлиан, Симмах.

Обедневшие слои, волнующаяся масса рабов, осознававших свое подчиненное положение, дезорганизованные ремесленники и рабочие видели, напротив, в христианстве не только надежду на искупление вне зависимости от их положения, но и форму солидарности во взаимном общении, в жизни и смерти, совершенно чуждую индивидуализму странствующих философов. Призыв к созерцанию, с которым эти идеологи кризиса обращались к массам, едва маскировал суть идеологии смирение перед лицом конкретной реальности классового господства. {111}

ГЛАВА 4

ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РАЗМЕЖЕВАНИЕ

ХРИСТИАНСТВА И ИУДАИЗМА ВО II ВЕКЕ

Внутренняя организация христианских общин восточного бассейна Средиземного моря, ставшая моделью для других церквей греко-римского мира, предстает перед нами во всей своей непосредственности в тексте, который пользовался большой популярностью в первые периоды истории церкви и исчез в своей оригинальной форме в конце IV или в начале V в., но был, к счастью, обнаружен греческим епископом Филотеем Бриенниосом только в 1875 г. в рукописи, хранившейся вначале в Константинополе, а потом в библиотеке православной патриархии Иерусалима.

Правда, некоторые части этого документа оказались включенными в седьмую книгу "Апостолических конституций", приписываемых Ипполиту Римскому, а отдельные отрывки его дошли до нас в коптских, латинских и арабских переводах. Однако, когда это произведение было собрано воедино, его открытие явилось своего рода сенсацией для историков древней христианской литературы, столь далеким оказался найденный текст от официального описания раннехристианской обрядовой и организационной структуры.

Речь идет о подобии краткого руководства по религиозному воспитанию и отправлению богослужения. Оно восходит к началу II в. и известно под названием "Учение двенадцати апостолов", или "Дидахе". Слово "двенадцать", впрочем, должно быть, было добавлено позже, поскольку ни Евсевий Кесарийский, ни Афанасий в IV в. о нем не вспоминают. Они называют этот труд просто "Учение апостолов". Термин "апостол", к тому же, в первичной иерархической структуре не имеет ничего общего с наименованием непосредственного учения Иисуса.

В первой части текста ни евангелие, ни Христос нигде не упоминаются, а среди изречений, восходящих, как в нем {112} сказано, к новозаветной традиции, некоторые либо утрачены в писаниях, либо были изъяты из официального текста Евангелий от Матфея и Луки (о двух других евангелиях в этом документе не содержится никаких упоминаний). Таков, например, почти конформистский афоризм, которого нет в евангелиях, но который известен не только из "Учения апостолов", но и из сочинений св. Августина, Кассиодора, Григория Великого и св. Бернарда: "Пусть милостыня прежде увлажнится потом в твоих руках, прежде чем ты поймешь, кому ее подать".

НАСТАВЛЕНИЕ О "ДВУХ ПУТЯХ"

Шесть первых глав "Учения апостолов" представляют собой морализирующее рассуждение на тему о "двух путях": один ведет к жизни, другой - к смерти. Мотив сам по себе не специфически христианский. Легко установить его аналогию со сходным иудаистским текстом, составленным в Сирии или в Египте.

Путь к жизни - это путь любви к богу и ближнему, в кротости сердца и мягкости поведения. Если возлюбите тех, кто вас ненавидит, "не будете иметь врагов", говорит автор, добавляя нечто от себя к категорическому назиданию Евангелий от Матфея и Луки 1. Надлежит соединить в общине все имущества и не отвергать бедного: если вы "сотоварищи по бессмертию", то тем более вы должны быть ими в земных делах и благах. Бегите от пороков, заботьтесь о детях и не обращайтесь жестоко с рабами. Эти последние в свою очередь "подчинены господину как образу самого господа".

На собраниях верующих совершается публичное исповедание грехов, точно как в еврейской общине Кумрана. Возбраняется заниматься магией, заклинаниями или астрологией, а также следить за полетом птиц, чтобы составлять по их траекториям предсказания. Божественные предписания должны исполняться буквально, не допускается {113} ничего из них изымать и добавлять к ним. "Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того" (Второзак.. 4 : 2). Ссылка на это известное место иудаисгского закона объясняет, какие ритуальные предписания имеются в виду, в отличие от Павловой доктрины.

Путь к смерти вымощен всеми теми пороками, которые свойственны любому обществу древнего мира. Их перечень содержится отчасти в Новом завете: человекоубийство, супружеская неверность, вероломство, отравление, грабеж, лжесвидетельство, лицемерие, сквернословие, скаредность, зависть, роскошь, угодничество перед богатыми и неправедный суд над бедными. За ним следует замечание, которое открывает возможность отличать предписания от советов,различение, чуждое евангелиям: "Если сможешь осуществить все учение господа, будет прекрасно; если это тебе не удастся, делай только то, что для тебя возможно".

Целомудрие рекомендовалось, но не предписывалось. Одна загадочная фраза придает этим первым главам апокалиптический тон, который уточняется в конце всего сочинения: "Не ведай сомнений, будешь ли ты или не будешь". Другими словами: сохраняй нетронутой веру в неизбежное пришествие господа.

Вторая часть, включающая центральные главы, с 7-й по 15-ю, позволяет распознать зыбкие контуры общинной организации в те или иные моменты ее жизни. Здесь упоминаются три чина "служителей слова" - апостолы, учители и пророки, которые не занимают определенных постов, и два чина формирующейся иерархии епископы и диаконы. Эти две последние категории мало отличаются друг от друга; отсутствуют всякие указания на коллегию старейшин, или "пресвитеров", священников. Образуется достаточно демократическая система: все обязаны трудиться, и местные руководители избираются поднятием рук, как в сказании в Деяниях апостолов.

По отношению к странствующим предсказателям высказывается известная осторожность, одновременно суровая и ироническая по тону.

Апостол и пророк получают по прибытии необходимый приют и пропитание. Но если они задерживаются долее одного дня или самое большее двух дней, а работать не умеют или не хотят, их рассматривают как ловкачей, ложных пророков. Задача их состоит в привлечении и наставлении верующих, и их выслушивают с подобающим по-{114}чтением. Если они просят устроить стол для общего собрания, им надлежит воздерживаться от потребления яств. Если же они, "рассуждая духовно", то есть как пророки, "домогаются денег или чего-либо иного", то они всего лишь мошенники.

Как отличить ложного пророка от истинного

("Дидахе", глава XI)

Что же до апостолов и пророков, то обходитесь с ними согласно предписаниям евангелия.

Всякий приходящий к вам апостол да будет принят как господин. Но пусть остается не долее одного дня, и только в случае необходимости еще и следующий день. Если задержится и в третий, скажите, что он лжепророк. Когда апостол уходит, он ничего не должен получать, за вычетом хлеба, пока не найдет себе другого прибежища; если же станет просить денег, скажите, что он лжепророк.

Не все, кто говорят духовно, пророки: судите по их поведению. Например, если пророк решает согласно духу своему попросить устроить застолье, пусть он воздерживается есть кушанья: иначе он лжепророк.

Кто бы из них ни сказал вам по настроению своему: дай мне денег или чего-нибудь иного, не слушайте его. Но если он скажет дать их бедным, никто его да не осудит.

Странствия лжепророков, должно быть, были не редкостью. Одна сатира бытописателя Лукиана из Самосаты, жившего во второй половине II в., посвящена именно описанию некоего Перегрина 1, шестидесятилетнего чудотворца и исповедника, который живет за счет восточных христианских общин и трагически кончает свои дни, запутавшись в своих собственных кознях. Это, кстати сказать, один из первых образчиков полемической антихристианской литературы, которая в последующие столетия широко распространится и просуществует вплоть до победы христианской религии. {115}