Наверно, мне тоже надо было перейти в ислам, как Кэт Стивенс или Кассиус Клей. Я бы забыл Картью Йорстона. Взял бы себе арабское имя: Шафик Абдулла. Я бы окрестил Джерри и Дэвида Мухаммедом и Али. Я бы перестал есть бекон.

Ooh baby baby it’s a wild world.

Аллах, обещаю вам, Если нам повезет, Мы перейдем в ислам.

Ко мне возвращаются обрывки Америки. В десять лет я заснял Всемирный торговый центр на кинокамеру: отец подарил мне 8-миллиметровку. Мы добирались до башен на такси. Здания вокруг образовывали коридор, это было вроде спуска по горной реке на дне каньона. Я был не в городе, я был на дне пропасти. В билдингах отражались билдинги напротив, в которых отражались билдинги напротив. Моя крошечная фигурка множилась, как в зеркальном лабиринте в Ботаническом саду.

Очутившись на эспланаде, я принял свое первое операторское решение: снял одну из башен снизу вверх. В этом ракурсе башня казалась шоссе, уходящим в небо. Ее полосы были как белая разметка, сплошные осевые, за пересечение которых штрафуют водителей. Я не мог снимать долго: в отличие от видео, 8-миллиметровые фильмы длились только три минуты, и главное было не ошибиться: переснять невозможно, ошибка непоправима. Мне пришлось сделать общий план первой башни Всемирного торгового центра, потом второй, потом снова вернуться к первой. Из-за моего дурацкого ракурса снизу вверх кружилась голова, я чуть не грохнулся, так отклонился назад. Тогда-то я в первый раз заметил, что смотреть вверх, когда ты очень низко, так же страшно, как смотреть вниз, когда ты очень высоко. Сокрушительные размеры этих мастодонтов дали мне первое наглядное представление о метафизике; уроки катехизиса в школе Боссюэ были не столь экзотическими. Я чувствовал себя ошеломленным, а главное, физически подавленным двумя бетонными колоссами. В мире было нечто сильнее нас. Сила, вдохновившая создателей этих конструкций, не могла принадлежать человеку. И, однако, архитектор рассчитал расстояние между соседними колоннами точно по ширине плеч моего отца. Несмотря на колоссальные размеры башен, в них было что-то органическое. Эта штука была сильнее нас, и все-таки была нами. Теплый летний ветер кружил по площади, унося жирный запах хот-догов со сладкой горчицей. Я тоже кружил по площади: снял туристов, гуляющих по гранитным плитам, брата Шарля, мальчишек, гонявших на роликах, танцовщика, изображавшего робота. Но я не мог оторваться от башен, две эти опоры небесного свода буквально притягивали мою камеру. Казалось, башни соприкасаются у нас над головами, изгибаясь, как триумфальная арка, как перевернутое V. Их разделяла только жалкая, робкая полоска неба. Надо было абсолютно свихнуться, чтобы выстроить эдакое чудище, – или иметь душу ребенка, или и то и другое вместе. Я удивлялся прохожим, спешившим по своим делам и даже не понимавшим, что бегут между ног великана. Они подвесили у себя над головой опасную игрушку.

Лучше бы Манхэттен оставили индейцам. Дата ошибки – 1626 год, когда Питер Минуит выбросил псу под хвост 24 доллара. Им бы поостеречься человека с подобной фамилией: полночь – время преступлений. Питер Минуит был страшно горд, что надул алгонкинов, всучив им стеклянные бусы в обмен на их остров. Но на самом деле это индейцы обманули бледнолицых. Стеклянные бусины стали зернами: они посадили их в землю, и из них вырос прозрачный город, куда менее прочный, чем вигвам.

Мне осточертело писать безысходные романы. Осточертели бесплодные постэкзистенциалистские метания. Осточертело быть ловцом во ржи, который никого не может поймать. Я ищу утопию будущего.

Чем больше я думаю, тем больше уверен: террористы выбрали не ту мишень. Почему они не атаковали здания ООН на Первой авеню, между 42-й и 48-й стрит? Потому что это международная зона? А ведь эта Организация провалила свою миссию. На самом деле это на ней лежит ответственность за войны, несправедливость, конфликты, на ней! Заверять государства, что существует правосудие, и ни разу его не применить! Вот и наслали бы на этот бардак все свои «боинги»! Миру нужно действующее правительство, международная армия, которая бы навела в нем порядок. Голубые каски в Югославии? Просто безоружные солдаты, которым платят за то, чтобы они созерцали массовые убийства и никак не реагировали. Объединенные Нации дискредитировали себя, уже когда назначили Ливию главой Комиссии по правам человека. Надо реформировать эту бюрократическую, склеротическую, коррумпированную и бессильную организацию! ООН возникла на обломках Лиги Наций; что создадим мы на обломках ООН? Почему бы не построить планетарную демократию, лозунг которой провозглашал еще Гарри Дэвис, основавший в 1948 году (при поддержке Альбера Камю, Андре Бретона, Альберта Эйнштейна) Движение граждан мира? Единственное спасение от ужасов терроризма и нынешней экологической катастрофы – это Всемирная республика под контролем Международного парламента, избранного общим голосованием. Я мечтаю уничтожить нации. Я хочу, чтобы у меня не было страны. Джон Леннон пел: «Imagine there’s no countries». He за это ли Нью-Йорк его убил?

В саду скульптур ООН я фотографирую статую святого Георгия, поражающего дракона, удивительно похожего на фюзеляж самолета. Ее плохо видно: мешает множество грузовиков с телетехникой. Массивная скульптура под названием «Добро побеждает зло» («Good defeats evil») была подарена ООН Советским Союзом в 1990 году. Она изготовлена из остатков двух космических ракет – советской и американской. «Good defeats evil»: эта битва разворачивается ежедневно в каждом из нас, а теперь и в мире. Здесь, в этом квадратном здании, члены Совета Безопасности будут сегодня голосовать резолюцию о войне в Ираке. Вчера вечером, на пресс-конференции, президент Буш сказал дивную фразу:

– После Одиннадцатого сентября наша страна – это поле битвы («Our home is a battlefield»)

Добро побеждает зло

Образцом может служить та немыслимая смесь, какая существует в Нью-Йорке: мир без границ возможен, потому что его модель успешно прошла испытания на этом маленьком острове. Результат получился сложный, опасный, грязный и шумный, но система работает. Можно жить бок о бок с людьми со всего мира, людьми любой расы, любого происхождения; этого можно добиться, это доступно. Как в Сараево.

Одиннадцатого сентября Америка вступила в войну со Злом. Может, это смешно, но это так. Проблема в том, что это не ее дело. Она оставляет без работы ООН. Всепланетная демократия не должна быть приватизирована Соединенными Штатами. Надо дать ООН новое название: «Соединенные Штаты Мира». И организовать всеобщие выборы во всем мире.

В Париже я часто встречался с Троем Дэвисом. У меня было такое впечатление, что этот верзила устал от миссии, возложенной на него отцом. Но в то же время он выглядел очень собранным: колесил со своим кейсом из страны в страну. В первый раз, когда я его видел, он требовал денег у Пьера Берже. Во второй раз он мне показался не таким симпатичным, потому что требовал их у меня. Трой Дэвис вечно без гроша в кармане: с тех пор как он бросил работу в банке и посвятил себя делу World Democracy, вся его зарплата уходит на авиабилеты. Он задумал написать «Манифест за Всемирную демократию». Помню, я направил его к Жан-Полю Энтовену в надежде хоть ненадолго от него избавиться. После мы общались главным образом по электронной почте. Он хотел перехватить деньжат у моего брата и до того меня достал, что я дал ему номер мобильника Ардиссона… А уж когда он узнал, что я работаю в издательстве, от него с его проектом книги проходу не стало. Честно говоря, он со своей Всемирной демократией у меня в печенках сидит. И все же, сколько я ни ломаю голову, я не вижу иной утопии для эпохи после Одиннадцатого сентября.

Знакомства по Интернету становятся все популярнее. Скоро можно будет вывесить свой автопортрет, снятый веб-камерой, и указать все параметры человека, которого ищешь: возраст, происхождение, хобби, цвет глаз и т. д. Скоро люди перестанут встречаться случайно. Вывешиваешь в сети свое фото или фильм и уточняешь: «Ищу рыжую озабоченную бисексуалку со склонностью к групповым контактам, с большой грудью и узким влагалищем, любящую диски Кэта Стивенса и баскетбол, фильмы Тарантино и Республиканскую партию». Когда кто-нибудь, отвечающий твоим критериям, окажется в твоем квартале, тебя предупредят по мобильнику или по e-mail’y. И не надо больше ходить в эти идиотские бары. Какая жалость: я не увижу этого совершенного мира, где знакомства рациональны, как объявления в разделе недвижимости. Я хотел жить в виртуальном мире, но скоро умру в мире реальном.