Pater familias – работа с ненормированным рабочим днем; самое неприятное – это что я знаю все меньше мужчин, готовых ею заниматься. Нам слишком часто показывали свободных, соблазнительных, поэтичных мужчин, рожденных для удовольствий, этаких рок-н-ролльных личностей, прячущихся от любой ответственности в объятиях девиц в треугольных бикини. И вы хотите, чтобы в обществе, которое видит идеал в Джиме Моррисоне, человек хотел быть похожим на Лестера Бёрнэма?

Я очень люблю смотреть, как Кэндейси танцует. Она прибавляет звук на хай-фае и раскачивает бедрами, кружится босиком на ковре, ее волосы разлетаются, она смотрит мне прямо в глаза и стягивает майку… По-моему, самое прекрасное, что я видел в жизни, – это Кэндейси в лифчике push-up на моей необъятной кровати, когда она танцует или красит ногти на ногах. Она купила компакт с «музыкой любви», сборник расслабляющих треков, и я знал: если она его ставит, я уже никуда не денусь… Мне очень ее не хватает с тех пор, как я не уверен, что снова ее увижу.

Вперед, дети, идите за папой, задержите дыхание, как в бассейне, ОК? Делаем ртом глубокий вдох, потом быстро идем сквозь дым, руки вперед, пройти мимо лифтов, свернуть налево после бара, подняться вслепую по ступенькам…

На 110-м этаже Лурдес ткнула пальцем в плакат: it’s hard to be down when you’re up. No comment.

Чем хороша холостяцкая жизнь – когда какаешь, не нужно кашлять, чтобы заглушить «плюх».

Однажды Мэри провела рукой по моему лицу, холодной рукой по моей робко зардевшейся щеке. Она сказала, что я ее любимый, я ответил: нет, я твой муж, так уж вышло. Не думал, что когда-нибудь мне будет нужен кто-то другой. Из моего левого глаза, согревая ей правую руку, вытекла слеза. Я знал, что у меня будет ребенок от этой женщины. Я был юный, чистый, может, слишком зависимый, но совершенный оптимист. Искренний. Живой. Круглый дурак.

– Папа! Я целую минуту не дышал, я побил свой рекорд!

Джерри засекал время пробега до запасного выхода на крышу.

– Ха, расхвастался! Да я так на раз сумею!

– Врун, я слышал, как ты кашлял, значит, ты дышал!

– А вот и неправда, это ты жухал!

– Папа, скажи ему, я не жухал!

– Тихо, ребята, сидим здесь и ждем, когда вернется Энтони, он нам откроет эту чертову дверь. Лады?

– Лады, но я не жухал.

– Жухал.

– Нет.

– Да.

– Нет.

– Да.

Вот не думал, что когда-нибудь буду получать удовольствие от их постоянных перепалок и что их бесплодные споры станут для меня высокогорным убежищем. Наши дети – это сенбернары. Джерри уселся в позе лотоса. Он вытер слезы, я улыбнулся ему. Каждому свое: теперь мне хотелось плакать. Будем считать, что мы поменялись местами.

В Южной башне, той, что была цела, всем поступило четкое указание: эвакуацию не проводить. Незачем получать по башке расплавленной металлической балкой, летящей с Северной башни. Так что security guards велели всем, кто спустился в холл, разойтись обратно по конторам. Те, что вернулись, не получили награды за послушание. Как, например, Стенли Преймнат. Он поднялся к себе на 81-й этаж, в контору Fuji Bank. И посмотрел в окно. Вначале он увидел серую стрелочку на горизонте. За статуей Свободы летел самолет. И постепенно вырастал. Он еще успел заметить красную полосу на фюзеляже: «Юнайтед эрлайнз». А потом самолет встал на дыбы и врезался прямо в него. Было 9 часов 02 минуты. Какой поганый день, какой fucking поганый день.

Когда лифт в башне «Мэн-Монпарнас» пошел вниз, мне показалось, что желудок у меня застрял в горле. Надо было бы пойти пешком, понять, что такое спускаться по лестнице с 57-го этажа, когда над головой полыхает огонь. Но я писатель, а не каскадер, да и дочка расплакалась бы через пять этажей. Пойду завтра утром.

В 9 часов 02 минуты 54 секунды еще один «боинг-767» – рейс № 175 «Юнайтед эрлайнз», тоже Бостон-Лос-Анджелес, – чуть накренившись влево, врезался между 78-м и 84-м этажами второй башни, удар с магнитудой 0,7; продолжительностью 6 секунд. На его борту находилось 65 человек, в том числе 9 членов экипажа, а скорость была выше, чем у № 11 «Америкен эрлайнз» (930 км/ч). Компьютерное моделирование показало, что на такой скорости алюминиевые крылья и фюзеляж, а также стальные моторы прошли сквозь опоры башни почти без задержки. Бетонные перекрытия рассекли самолет, как топором, а потом превратились в пыль. По мнению некоторых экспертов, Южная башня получила в тот момент такие повреждения, что здание должно было рухнуть немедленно. Впрочем, оно и рухнуло первым: в 9 часов 59 минут.

«Серебристая молния, летящая с Юга, доисторическая птица, острие копья, ятаган, сверкающий в утреннем солнце», – напишет потом Расселл Бэнкс. Лучше не скажешь.

Снова удар грома, снова землетрясение, снова огненный шар.

Лурдес получила SMS автоматической службы информации: в соседнюю башню врезался второй самолет. Значит, это не катастрофа, а террористический акт. Кто это сделал? Это могли сделать многие. Америку ненавидит немыслимое количество людей. В том числе и американцы. Но ведь я же не питаю ненависти к остальному миру. Я считаю, что он грязный, старый и слишком сложный, вот и все. Честно говоря, мне на него абсолютно наплевать. Его, остальной мир, взрывать бесполезно: он и так уже умер. Безумие, абсурд… Джеффри опять сломался, и Энтони уводит его подальше. Дети ведут себя смирно, они послушны как никогда. Но не в их силах удержаться от неприятных вопросов.

– Папа, а мы когда отсюда уйдем?

– А мама за нами придет?

– Это тянется слишком уж долго для аттракциона, нет?

На этот раз я сдался. Все эти непонятные вещи, которые я не хотел понимать, все эти зарубежные новости, о которых я предпочитал не думать, которые гнал из головы, как только кончался информационный выпуск, все эти чужие беды вдруг коснулись лично меня, все эти войны решили меня уничтожить, меня, а не кого-то другого, моих детей, а не чужих, все, чего я не знал, что было так далеко от меня географически, властно входило в мое бытие, становилось его важнейшим событием. Я не собирался вторгаться в чужие государства, но драмы внешнего мира только что вторглись в мою жизнь; я не имел ни малейшего отношения к инородцам и их оборванным, обкуренным, опущенным, покрытым мерзкими навозными мухами детям, но они только что вломились в мой дом и хотели убить моих малышей. Нужно объяснить одну вещь: меня воспитывали в евангелической, епископальной, методистской вере Вновь рожденных христиан, насчитывающей в США 70 миллионов адептов, среди которых – Джордж Уолкер Буш, бывший губернатор Техаса, ныне проживающий на Пенсильвания-авеню, 1600. Наше кредо: американцы – Избранный Народ. Европа – наш Египет, Атлантика – Красное море, а Америка – Израиль, как вам топография? Вашингтон = Иерусалим. Земля Обетованная – это здесь. «One Nation Under God!» A до остальных нам нет дела.

Ты не хотел знать их при жизни?

Они станут твоей смертью.

Лурдес осела на пол. Она без конца повторяет текст SMS-сообщения: «Breaking News: второй самолет только что врезался в Южную башню Всемирного торгового центра» – и пускает по рукам свой мобильник, чтобы каждый мог прочитать его на дисплее. Люди реагируют по-разному. У большинства вырывается потрясенное «Fuck!», некоторые опускаются на пол и обхватывают голову руками. Энтони срывает ярость на перегородке: он так пинает ее ногой, что пробивает насквозь! Джеффри рыдает еще громче, пуская слюни на розовую рубашку. А я сижу на корточках и изо всех сил прижимаю головы мальчиков к своему лбу, чтобы они не видели, что я сдался.

– ОК, Джерри, Дэйв, признаюсь, это не игра.

– Да неважно, папа. Мы и так знали, не нервничай.

– Нет, это важно, Джерри. Это не игра. Понимаете? Это все взаправду!

– Не беспокойся, до нас уже давным-давно дошло, – говорит Дэвид между двумя приступами кашля.

– Oh my goodness! Мальчики, слушайте хорошенько. Это не игра, но мы все-таки выиграем, все вместе, идет?