— Такая цена, — пробормотал Цуцыков.
— Одно слово!!!
— Разработка бренда!
— Одно слово!!!
— В Самаре три тысячи! В Москве пять! Наверно…
— Ты не в Москве!!! — рявкнул Вадим Петрович.
Заныла печень. Вадим Петрович устало опустился в кресло.
— Да какая разница? Дам и полторы, только придумай.
Цуцыков важно поправил очки. Вошла Эллочка и поставила перед ним дымящуюся чашку, а перед Вадимом Петровичем — бутылочку французской минералки и бокал. Вадим Петрович жадно опрокинул бутылочку в бокал.
— Читай, что у тебя готово?
Цуцыков элегантным жестом поднес к лицу руку с листком. Точно, голубой, — подумал Вадим Петрович.
— "Доярушка"!
Вадим Петрович с омерзением помотал головой:
— Вот только не надо этого совка! Этих всяких, блин, ударница — доярница — красная заря, без этого! Прошлый век! Масло новое, оху…тельное, для простых русских людей. Ферштейн?
— "Огонек"?
— Йо-о-оханный…
— "Василек"?
— Тупо! Так и я умею! Это обычное название, а мне надо самое лучшее! Чтоб человек прочел этикетку и остолбенел — вот оно, наконец! Мечта всей жизни! Не пройти мимо! Ферштейн?
— "Весна"?
Ну точно голубой, — подумал Вадим Петрович и начал пить минералку.
— "Ласточка"?
— Нагадила. Прямо в пачку.
— "Свежесть"?
— Зубная паста.
— "Луговое"?
Вадим Петрович поперхнулся и посмотрел на Цуцыкова.
— Да с какой радости "Луговое"?!
— По ассоциации. Коровы-то на лугу пасутся.
— Но на лугу навоз, а не масло? Ты был на лугу?
— "Солнышко".
— Думали уже. Понимаешь… Как тебя?
— Василий Цуцыков.
— Понимаешь, Василий, название должно быть сильное! Звучное! Могучее! Мощное!
— "Тайфун"?
— Тьфу.
— "Гольфстрим"?
— Да заткнись! Слушай: вот у нас было такое предложение — «Буттер». Буттер — по-немецки «масло». Обсудили — не подошло. Почему?
— Понятно почему. Получается масло масляное.
— Идиот! Просто нужно русское, мать твою! Русское! Ферштейн?
— "Лебедушка"?
Вадим Петрович вздохнул, стиснул зубы и перевел тяжелый взгляд на бокал. Бокал выдержал, не рассыпался.
— "Соловушка"?
Вадим Петрович демонстративно разглядывал толкающиеся пузырьки минералки. Сроду не было голубых в Щетиновке, думал он.
— "Пастушок"?
— Может, сразу "Петушок"? — перебил Вадим Петрович.
— Хорошая идея! — обрадовался Цуцыков.
— Пошел вон!
— Как? — растерялся Цуцыков.
— Пешком! Вон отсюда, гомик волосатый! Элла, проводи!!!
Дверь за Цуцыковым закрылась. Вошла Эллочка и унесла нетронутую чашку кофе. Вадим Петрович снова положил перед собой чистый лист. «Русское» — написал он на нем и задумался.
Зажужжал телефон.
— У аппарата, — сказал Вадим Петрович.
— Алло! Это как бы Скворцов, — раздалось в трубке. — Соловушка.
— Что-о-о?
— Как бы «Соловушка».
— Теперь и директор у меня петух, — вздохнул Вадим Петрович. — Что ж ты, дурень?
— Жена придумала как бы. А я вот что подумал, может, так и назвать, как фирму, — «Фольксбуттер»?
— Объясняю. Уже сейчас одному объяснял. Название нужно а — сильное, б — русское, г — необычное, е — оху…тельное. Ферштейн?
— Будем думать, Вадим Петрович. А стоки оказались как бы в порядке! Ничего не надо переделывать.
— Так хрена ли ты мне голову морочил?! — Вадим Петрович отбросил телефон и снова взял в руки маркер.
— Масло «Медведь», — заявил он после долгой паузы. — Это уже хорошо. Это не «Соловушка». А еще масло "Русская тройка"!
Он торопливо заскрипел маркером. Перечитал написанное — и бросил листок на пол.
— Старо и скучно! — объявил Вадим Петрович. — Новые идеи нужны. Элла! Элла!
В кабинет заглянула Эллочка.
— Элла, принеси книг, что ли, каких-нибудь. Газет. Самых любых! Идеи нужны!
Эллочка исчезла. Заверещал телефон.
— У аппарата, — сказал Вадим Петрович.
— Вадим Петрович! Это Цуцыков! Можно вам перезвонить куда-нибудь чтоб не через Германию?
— Нет!
— Хорошо! Я придумал русские названия!
— Говори.
— "Русская тройка"!
— Пфу ты…
— Это не все! — заторопился Цуцыков. — Есть еще лучше! То, что вам надо!
— Давай, не томи.
— "Королевское"! — объявил Цуцыков.
— Хм. «Королевское»?
— Мне тоже очень нравится! — оживился Цуцыков.
— "Королевское" — вот это уже разговор. Неплохо, неплохо. Очень даже неплохо. Хм… А что? Масло «Королевское»! Нет, не пойдет.
— Почему? — огорчился Цуцыков.
— Платформа «Короли» в тридцати километрах. Подумают, что оттуда масло. А масло наше, щетиновское.
— Может, так и назовем: «Щетиновское»?
— Неаппетитно.
— "Наше масло"?
— Глупо.
— Масло «Новое»?
— Неоригинально. Масло новое, а название старое. Что там у тебя еще?
— "Царь-масло".
— Это как это?
— Ну, есть царь-колокол, царь-пушка, а у нас будет царь-масло!
— "Царь-масло"? А ты о бабах думал? Как будут наши бабы в магазине спрашивать? Дайте пачку «царямасла»? Ты о бабах вообще когда-нибудь думаешь?
— Масло «Зверь». Вариант: «Зверь-масло».
— Невразумительно. Еще?
— Ну, в общем, пока все. Ничего не подходит?
— Продолжай думать. У тебя уже получается. Чтобы к вечеру…
— Вот! "Царское"! — перебил Цуцыков. — Раз «Королевское» не подходит. Дайте мне, пожалуйста, пачку "Царского масла"! А?
— Брось, — поморщился Вадим Петрович. — Оборудования на четыре миллиона евро! У царя столько не было. Не надо царей-королей! Не надо совка! Не надо показухи, «Березка», «Медведь», "Русское поле". Не на экспорт делаем! Пока. Для себя, для своих. Наше, новое, оху…тельное масло! Нужно яркое, неожиданное название! Ферштейн? Включи фантазию! Хватай самые безумные идеи, не стесняйся! И больше думай о бабах!
Вадим Петрович отложил мобильник и шумно вздохнул. В кабинет аккуратно вошла Эллочка. Она несла поднос, на котором высилась груда книг и газета. Вот молодец девка, подумал Вадим Петрович, умница, даром что Мисс Самара. Масло «Элла»? Маслоэлла. Дайте пачку маслаэ-э-э… Блевать. Вадим Петрович осмотрел стопку. Сверху слоями были накиданы одинаковые пестрые томики в тонких обложках. Вадим Петрович развернул пирамиду корешками к себе. Алексей Алексеев: "Приключения Пещеристого", "Дело Пещеристого", "Пещеристый наносит удар", "Вход для Пещеристого", "Выход для Пещеристого", "Пещеристый возвращается", "Гильотина для Пещеристого", "Опознание тела Пещеристого".
Вадим Петрович яростно смахнул томики на пол и вытянул наугад книгу в солидном черном переплете. Приоткрыл и засунул палец между страниц. Затем распахнул и поглядел куда попал. "ПОЛИПЪ — древнiе называли такъ каракатицу или спрута". Вадим Петрович глянул на обложку. Так и есть, словарь Даля, третий том. Потянулся за газетой. Районная многотиражка. "Новости города — у приезжего задержаны наркотики". "Сетка-рабица оптом и в розницу". "Чудеса "Зеленой аптеки", или как мы помирились с простатой".
— Йо-о-ханный… — крякнул Вадим Петрович, отшвырнул "Щетиновскую звезду" и вновь распахнул томик Даля. — "ПОИЗРЕБЯЧИЛСЯ — старикъ, ужь и не помнитъ ничего".
Остро заныла печень. Вадим Петрович смахнул на пол все, что было на столе. Глухо брякнул поднос. Рассыпчато прозвенел бокал. Да черт бы вас всех, подумал Вадим Петрович и стукнул кулаком.
— Элла! Маленькую!
В кабинет заглянула испуганная Эллочка.
— Вадим Петрович, но вам же…
— Делай что я сказал!
— Вадим Петрович… — В голосе Эллочки были слезы.
— Неси! — рявкнул Вадим Петрович.
Через минуту перед ним стояла стопка водки и бутерброд с сыром. Вадим Петрович опрокинул стопку и удовлетворенно зажмурился. Заверещал мобильник.
— У аппарата.
— Это Цуцыков! — выпалила трубка. — У нас все готово. Отличное название!
— Ну?
— Масло «Афродита»!
— Кто такая?
— Древняя богиня. До Христа жила.
