Сколько преступлений осталось нераскрытыми из-за родителей четырнадцатилетних сыщиков! Стоит им узнать, что сын или дочь ведет расследование, как ценнейшие улики летят в помойку, а сыщика сажают под замок учить уроки.

Блинкову-младшему повезло: у него мама подполковник контрразведки. Она ему верит. Она дает ему почистить свой автоматический пистолет Стечкина и вообще позволяет много лишнего, на взгляд обычных родителей.

Мама не прощает одного: если знаешь о преступлении что-нибудь важное и молчишь. Вскинет брови, посмотрит на тебя, как на бациллу под микроскопом: «Единственный сын, а я-то думала, что ты уже вырос…» И правильно. Сыск – не игра: «Попробую сам преступника половить, а если не получится, милиции расскажу». Кто так думает, пускай ловит бабочек. Потому что если он скроет настоящее преступление, его будут судить! Ему нет оправдания. Такие законы в нашей стране, и трудно представить себе другие.

Итак, рано или поздно Блинкову-младшему пришлось бы рассказать маме о деле пропавшего бомжа. Но спешить не стоило. Если уж Ирка в пух и прах разбила его доказательства, то соваться с ними к подполковнику контрразведки – только позориться. Надо сначала хотя бы найти пулю или гильзу, а лучше – и то и другое. Тогда будет что показать маме. Криминалисты из контрразведки установят, из какого оружия и, главное, как давно был сделан выстрел. Если примерно в те же дни, когда исчез Никита, то бомжа надо искать, живого или мертвого.

И Блинков-младший с Иркой решили помалкивать, пока не обыщут на стройке все четыре комнаты, на которые указывала бумажная трубочка.

Мама раскусила его навскидку, как выстрелила. Взгляд на куртку, сморщенный нос – и готов результат расследования:

– Ополаскиватель. Цветочный запах – Ира. Единственный сын, где это ты так перепачкался, что тебя пришлось в машине отстирывать? И ботинки почистил! Небывалое событие! Покажи подошву… Ага, грязь, а на улице мороз. Подвал или чердак?

Пришлось выкладывать все начистоту.

С самого начала Блинков-младший понимал, что еще не готов к этому разговору. Мама слушала, продолжая морщить нос. Было непонятно, что ей не нравится больше: то, что единственный сын пытался скрыть от нее тайну, или то, что сейчас он беспомощно мямлил. Когда Блинков-младший добрался до так и не найденной гильзы, пришел с работы папа.

– Технический перерыв, – объявила мама. – Митек, разогрей папе ужин. Олег, не раздевайся. Сходи посмотри, что там за пулевые отверстия в окне.

– Может, заодно хлеба купить? – деловито спросил старший Блинков. Живя в такой семье, отвыкнешь удивляться.

– Если только булочку для Митьки, – по-прежнему морщась, ответила мама.

Едва ли стоило приравнивать булочку к боевой награде, но Блинков-младший немного повеселел. Похоже, не такие уж глупости он говорил! Но когда минут через двадцать семья собралась на кухне, мама начала громить единственного сына, как Петр Первый шведа под Полтавой.

Сначала старший Блинков доложил результаты своей экспертизы: дырочки действительно от пули, а калибр ее был семь и шестьдесят две сотых миллиметра.

– Конечно, на глазок, – скромно добавил папа. – Есть похожий калибр в западных странах: семь и шестьдесят пять. Их не различишь по пробоине.

Папиному глазу можно было верить. Он полтора года палил по афганским душманам калибром семь и шестьдесят две, а ему отвечали калибром семь и шестьдесят пять. Так что пулевых пробоин он повидал, как грязи.

– Иностранное оружие пока брать не будем: не в банкира стреляли, – сказала мама и посмотрела на единственного сына. – Калибр семь шестьдесят две, гильзу ты не нашел. Вывод?

– Надо еще поискать, – вздохнул Блинков-младший, понимая, что говорит не то. В маминых словах была подсказка, которую он так и не понял.

– Револьвер. «Наган» скорее всего, – ответил за него папа. – Ты ешь булочку-то.

Булочка не лезла в горло. Блинков-младший засыпался на детском вопросе: ну конечно, револьвер! (Если кто-то путается: револьвер – с барабаном, пистолет – без. Пистолет сразу выбрасывает стреляную гильзу, а у револьвера она остается в барабане. Ее нужно потом вынимать.)

– А почему «наган»? – спросил он.

– Потому что он был на вооружении с тысяча восемьсот девяносто пятого года до конца Второй мировой войны, – объяснила мама. – Представляешь, сколько их наделали?!

Блинков-младший представил. Русско-японская война, две мировые и одна Гражданская. Миллионные армии! И у каждого офицера – по «нагану». Конечно, не все потом угодили в переплавку. А сколько «наганов» прилипло к нечестным рукам, никто не знает.

– С бумажной трубочкой ты хорошо придумал, – подбодрил его папа.

Словом, разговор пошел специальный, сыщицкий. И вдруг мама сказала:

– Ну что ж, Митек, потренируйся.

Тон у нее был такой равнодушный, что оставалось только добавить: «Если тебе больше делать нечего».

– Ты не веришь, что совершено преступление?! – спросил Блинков-младший.

Мама опять сморщилась и выдала готовую фразу:

– Нет жертвы – нет и преступления.

– А человек пропал!

– Бомж, – уточнила мама.

– Он тоже человек.

– Ну конечно, не коза. Я имела в виду, что если пропадает человек, у которого есть работа, дом и семья, то за этим почти всегда стоит преступление. А если пропадает бомж, это почти всегда означает, что он подыскал себе подвал поближе к овощной базе.

– А выстрел? – из упрямства буркнул Блинков-младший. У него были точно такие же сомнения.

– Выстрел был, но неизвестно, когда и даже в какую сторону. Мы только предполагаем, что пальнули в подвале из револьвера. Жертв нет. Вот потому я и говорю: потренируйся, разыщи пулю, отнеси в милицию. Только никто этим не станет заниматься. Знаешь, что тебе скажет твой знакомый старший лейтенант Сидякин?

Блинков-младший вздохнул и стал рассматривать носки домашних тапочек. Этот Сидякин однажды серьезным тоном спросил его, не подозревает ли Дмитрий Олегович, что ограбление совершили Винни-Пух с Пятачком.

– Мам, а ты поможешь?

– У меня нет времени расследовать каждый выстрел в Москве. Хочешь, занимайся этим сам. Если выйдешь на результат, я подключусь. А с экспертизой помогу, если будет пуля. Даже свожу тебя в нашу лабораторию.

Вот это подарок единственному сыну! Теперь найти пулю стоило уже для того, чтобы побывать в лаборатории контрразведки.

Из-за морозов или других причин стройка стояла. В вагончике у закрытых ворот дежурили сторожа. Но восьмикласснику, который подтягивается на турнике восемнадцать раз, и ворота, и сторожа могут помешать не больше, чем ленточка на коробке с конфетами. Гораздо больше ему может помешать восьмиклассница, от которой Блинкову-младшему не удалось отвязаться.

– Я через забор не полезу, – заявила Ирка. – У меня и так шуба под мышкой лопнула.

Начинается, понял Блинков-младший. Ну что тут сказать?

– Значит, пойдешь домой. Никто тебя не просил шубу одевать.

– Не одевать, а надевать, – поправила начитанная Ирка. – Митек, ты, что ли, не понимаешь, что я девушка? Молодая леди! Мне уже неудобно ходить в курточках до пупа и лазить по заборам. Лучше выломай доску.

– А в дырки лазить молодым леди удобно?

– Только ради тебя, мой рыцарь, – подольстилась Ирка. – Ты же знаешь, что нужно девушкам. Им нужен пролом доски в две, лучше в три.

Блинков-младший растаял и готов был сдаться, но для порядка возразил:

– Если каждый начнет заборы ломать…

– Мы же не просто так, а по оперативной необходимости! – убедительно заявила Ирка. – Все сыщики так делают. Твой ненаглядный Шварценеггер если не снесет небоскреб, то кино, считай, неудачное.

– Лучше поищем готовую дыру, – предложил Блинков-младший.

– А кто ее нам приготовил?