– Выходит, мне не поверят, а преступникам поверят?! – оскорбился Блинков-младший.

– Это не игра в «веришь – не веришь», а закон! – торжественно произнес Пал Петрович. – Дура лекс сэд лекс, что по латыни означает «суров закон, но это закон».

– Вот именно, дура! – буркнул Блинков-младший. – Я бы вообще всех этих адвокатишек запретил. Ничего себе, преступников выручают!

– А представь, – сказал Пал Петрович, – идешь ты вечером по улице и видишь: впереди двое спорят. Вдруг один падает, а другой убегает. Ты бросаешься к упавшему, а у него в груди нож. Хочешь помочь, посадить его поудобней. Да еще, может, не знаешь, что нож в ране трогать нельзя, и вынимаешь, думая, что так человеку будет легче. В этот момент подъезжает патрульная машина, и тебя застают с ножом в руке. А раненый умирает, не приходя в сознание. Как считаешь, понадобится тебе в суде защитник?

– Все равно, – сказал Блинков-младший, – честному человеку адвокат не нужен. Правда всегда всплывает.

– Да, почти всегда. Но часто слишком поздно, – печальным голосом заметил эксперт.

Пришла мама и опять набросилась на единственного сына: почему он тортом Пал Петровича не угостил? От вчерашнего торта осталось больше половины. Он лежал в холодильнике, и Митек о нем просто забыл, а то бы, конечно, угостил эксперта. Но сейчас он разозлился, потому что мама весь день к нему придиралась. И ляпнул:

– Мой торт, кого хочу, того и угощаю!

Не успел он договорить, как уже понял, что сдуру плюнул в душу хорошему человеку. Пал Петрович ему – и патрон с надписью, и разные истории, а он торта пожалел. Хотя и не пожалел вовсе, а просто так получилось, язык повернулся так, но уже ничего не объяснишь!

– Гильзу-то нашли? – ровным голосом спросил баллистик.

Мама, тоже как ни в чем не бывало, сказала, что нет и уже вряд ли найдут, что она дала команду сворачиваться, пойдемте, Пал Петрович, машина ждет, Пал Петрович.

На Блинкова-младшего они не смотрели. Повернулись и пошли.

– А я еще двойку по «лит-ре» получил! – выкрикнул им вслед Митек.

Из вредности Блинков-младший стал есть свой торт столовой ложкой и ел, пока не затошнило. А потом долго смотрел на школу просто потому, что на нее выходило окно.

Вокруг школы была ограда из стальных прутьев. Справа – сад, слева – спортивная площадка, где летом играли в футбол и в баскет, а зимой заливали каток. Площадка тоже была за высоченной оградой из сетки. Из окна, сверху, это здорово смахивало на зоопарк: большой вольер, а внутри еще один, поменьше. Блинков-младший так смотрел, смотрел, и до него начало доходить…

Раньше он считал, что школьная ограда – от посторонних. Но какой человек в здравом уме пойдет в школу, если может не ходить?! С другой стороны, медведь в зоопарке тоже имеет причины считать, что его ограда – от посторонних. Он сидит в своем вольере, никого не трогает, а публика его дразнит и кидается не всегда булочками. Так что должен думать медведь? Наверное, он даже рад, что защищен от посторонних надежной крепкой оградой. Ему в голову не приходит, что он живет в неволе. И, конечно, сторожа его не разубеждают. Они говорят: «Какой большой и опасный мир за твоей оградой, медведь! Какой ты еще слабенький и глупый, медведь! Как мы боимся за тебя, медведь!»

Или не ЗА тебя, а ТЕБЯ?!

Этот мир строили взрослые, и тебе в нем досталось то место, которое отвели они, – за оградой. Надень шарфик, учи уроки, погляди сначала налево, потом направо, это кино тебе рано смотреть, не целуйся у контрразведки. Никто не желает тебе зла. Все ждут не дождутся, когда ты выйдешь во взрослый мир. Все делают вид, что не они тебя загнали за решетку, а просто так устроена жизнь. (Кем? Тобой, что ли?!) Тебя учат решать задачки, которые были решены, еще когда писался учебник, поэтому твои решения никому не нужны. Тебе дарят настоящий патрон, только выстрелить им нельзя, потому что им уже выстрелили. Все в твоей жизни совсем как всамделишное, только игрушечное. А если ты хочешь жить не понарошку, а на самом деле, если хочешь принести пользу, они за тебя боятся!

Позвонили в дверь.

Блинков-младший подумал, что, может быть, мама поняла кое-какие вещи про своего единственного сына и вернулась с полдороги, чтобы поговорить. Он пулей вылетел в прихожую, не заглядывая в глазок, распахнул дверь и…

– Хаюшки, Блин! Шнурки в стакане? – пробасил князь Голенищев-Пупырко-младший, сосед сверху, блинковский одноклассник и дважды второгодник.

– На работе, – автоматически ответил Блинков-младший. Он растерялся. Можно было по пальцам перечесть случаи, когда Князь заходил к нему или он – к Князю. Они не дружили никогда, зато дрались почти всю жизнь. Правда, в последнее время гораздо реже.

Князь вошел, и у него под ногой сразу что-то хрустнуло.

– Свет включи. Чуть не звезданулся из-за тебя.

Блинков-младший включил свет и посмотрел под ноги Князю. На полу валялась мамина выходная туфля на тонком каблуке. То есть сейчас она была уже отдельно от каблука. Как раз то, чего Митьке не хватало вдобавок к сегодняшней двойке и ссоре с мамой.

Князь, само собой, не заметил такую мелочь. Он по-хозяйски прошел в Митькину комнату, плюхнулся на Митькин диван и увидел компьютер.

– Ого, я секу, ты «пентюхом» обзавелся?

– Два года уже., – сказал Блинков-младший. Примерно столько Князь у него не был.

– Хау мач?

– Двести.

– Не крути поганку, Блин, у тебя один монитор на двести тянет.

– Двести мегагерц, – объяснил Блинков-младший, – а сколько стоит, не знаю.

– А где это написано?

Блинков-младший понял, что Князь хочет сравнить его компьютер со своим, и подсказал:

– Это тактовая частота. Обычно в окошечке циферки зажигаются.

– Безандестенд. У меня одни лампочки зажигаются.

– Светодиоды, – поправил Блинков-младший. – В компьютере лампочек нет.

– Блин, по-моему, ты давно не огребал, – заметил Князь, уязвленный Митькиной компьютерной грамотностью. – Ботанов никто не любит. По-соседски тебе советую, Блин, будь проще, и народ к тебе потянется.

– Проще, как веник или как шланг? – спросил Блинков-младший, прикидывая, что без драки, пожалуй, не обойдется. Ну и пусть. Может, на душе легче станет.

– Проще, как я, – самодовольно ответил Князь. Балбес он был редкостный. – Ладно, Блин, я чего пришел-то. Правда бабка бакланит, что в третьем корпусе, в подвале, бомбы делали?

Блинков-младший сразу вспомнил, как дворовые пенсионерки с жадностью глазели на контрразведчика с миноискателем.

– Ага, авиационные. Самозаводящиеся, с лазерным поджигом.

– Что, конкретно? Авиационные?

– Шучу. Я не больше твоего знаю, – сказал Блинков-младший. Чувство юмора не входило в число скромных достоинств Князя, поэтому разыгрывать его было неинтересно.

– Блин, вот что мне не в кайф, это когда меня лечат! – взвился Князь. – Не больше моего он знает! А чья мать шмоном командовала?

– Ну и что? Думаешь, она мне все говорит?

– Плохо, Блин. Шнурков надо приручать и одомашнивать, – назидательно заметил Князь. – Мои мне все говорят.

– Про что? Как торговля идет?

Князь откинулся на спинку дивана и свысока посмотрел на Блинкова-младшего.

– Между прочим, неплохо идет: шнурки седьмой киоск прикупили. Думаешь, только в ЧК тайны? Коммерческая тайна, Блин, она бабок стоит!

Митек молчал. У Князя была редкостная способность за пять минут надоедать на всю оставшуюся жизнь.

– Значит, ты безандестенд?

– Ага. Безандестенд, тормоз, здравствуй-дерево, неврубон, без понятия, – попытался ответить на все дальнейшие вопросы Блинков-младший.

– И насчет Никиты?

– А что насчет Никиты?

– Блин, я что-то не просеку, ты стремаешься или конкретно безандестенд?

Объясняться с Князем было все равно, что с инопланетянином. Причем язык этого инопланетянина ты понимаешь без словаря и сам стараешься говорить понятно. Но при этом ни до него, ни до тебя не доходит что-то главное. Может, потому, что вы живете разной жизнью, а может, потому, что думаете с разной скоростью. Нет, разговаривать с Князем было решительно невозможно. С ним можно было только базлать, спикать и трекать, в крайнем случае бакланить.