Потом пришла очередь Абуни. Отец «дома табличек», старый и суровый человек в полосатой юбке с красной бахромой, позвал его и сказал, что может предложить ему место у знакомого уммиа, имеющего небольшую группу учеников.

– Ты будешь переписывать таблички с древними сказаниями, поучениями и законами справедливости. Будь старательным, не осрами меня. Ступай, вблизи набережной есть маленькая улочка горшечников. Там ты найдешь «дом табличек» Лу-Инанни. Когда начнешь работать, скажи отцу, что я жду его с дарами.

Абуни поблагодарил и побежал не чуя ног. Прошло уже более трех месяцев с тех пор, когда Сингамиль покинул «дом табличек» и стал помощником у Игмилсина. Без друга было тоскливо и скучно. Он давно уже привык сидеть рядом с Сингамилем. И как бывало отрадно перекинуться шуткой, тихо посмеяться над пустяками. Не так уж много событий бывало в этом маленьком дворике, опоясанном глиняной стеной и уставленном скамьями из кирпичей и небольшими глиняными столиками. Здесь можно было положить сырую табличку для записи и готовую табличку, выданную уммиа. В «доме табличек» было запрещено смеяться и шутить, было запрещено плакать во весь голос, а новички, совсем «зелененькие», как их называли старшие, так часто вызывали гнев «владеющего хлыстом», что палка не отдыхала. Всхлипывая, малыши дрожащей рукой прижимали веревочку к мокрой глине таблички, чтобы приготовить ровные строки для письма. Те, которые уже умели владеть тростниковой палочкой, очень долго ошибались, небрежно выдавливая клинописные знаки. Глядя на них, Абуни вспоминал свое детство и точно такие же слезы и вздохи, обиду на всех тех, кто его обучал и так часто пользовался палкой или хлыстом.

«У меня не хватит терпения обучать малышей, – подумал Абуни. – А переписывать таблички для занятий – самое лучшее, что можно придумать. Я буду сидеть в своем дворе и буду переписывать только прекрасные сказания и песнопения. Что еще может пожелать уммиа для „дома табличек“? Что ждет меня, добрый Энки? Только ты знаешь об этом».

Вот и улица горшечников. Как только Абуни отворил калитку, он прежде всего увидел головы, склонившиеся над маленькими столиками. «Двенадцать мальчиков», – подсчитал Абуни и тут же подумал: «Двенадцать табличек по каждому предмету. Интересно, чему их обучают?»

К нему подошел уммиа, совсем молодой, лет на пять старше самого Абуни. «У него уже свой „дом табличек“, – подумал Абуни. – А ведь совсем еще молодой».

– Тебя похвалил отец твоей школы, – сказал Лу-Инанни. – Хорошо ли ты знаешь четыре арифметических действия? Умеешь ли измерять поле? Умеешь ли делить имущество? Владеешь ли искусством пения и игры на лютне или свирели?

– Нас этому учили, – ответил Абуни. – Но больше всего мы занимались переписыванием табличек. В тех табличках было много всяких премудростей. А еще многому меня жизнь научила.

– Вот как? – удивился Лу-Инанни. – Ты так молод, когда же ты успел учиться у жизни?

– Два года я был рабом у купца Эйянацира. Я жил в Дильмуне и помогал писцу Набайи, который принимает корабли и торговые грузы из дальних стран. Там я многому научился.

– Я думаю, что твое умение принесет пользу моим ученикам. А начнешь ты с табличек. Перепиши «Спор между Мотыгой и Плугом». У меня двенадцать учеников, и каждый должен иметь перед собой образцово написанную табличку. Оплата будет невелика. У меня собрались дети небогатых родителей. Сыновья гончара, медника и ювелира. Есть сын ослепшего писца и сын ткача. Потом ты всех узнаешь. Они не очень усердны, и плетка их подгоняет. Тебе ли говорить о том, как учатся мальчишки-несмышленыши.

Лу-Инанни дал Абуни несколько табличек, уложил их в небольшую тростниковую корзинку и поспешил к своим ученикам.

«Вот и пригодился мне „Спор между Мотыгой и Плугом“, – подумал Абуни, торопясь домой, чтобы обрадовать отца большой удачей. – Таблички, написанные два года назад, получили похвалу уммиа, а теперь я стал искусней, я напишу красивые таблички. Что скажет Сингамиль, когда узнает про мою работу? Одобрит ли? Конечно, одобрит! Ведь я только что оставил школу, а уже могу способствовать учению мальчиков. Я напишу таблички про Плуг и Мотыгу, а двенадцать мальчиков будут их долго переписывать и заучивать. И вот они подрастут, сами станут владеть полем, и как им пригодится это знание. Набайи был прав, он много раз говорил мне: „Знание идет от писца. Если бы писец не написал на табличках всякие премудрости, никто бы и не узнал о них. Если бы он не записал на мокрой глине старинные сказания, их бы позабыли и они были бы утеряны для нас, да и для всех, кто будет жить на нашей земле после нас“. Так умно сказал Набайи.

Шига был счастлив, когда узнал о том, что сын его начнет трудиться и помогать семье. Он был рад, что мальчику досталась такая благородная работа. Об этом он мечтал все годы, пока Абуни ходил в «дом табличек».

– Мне дорого стоило твое учение, – сказал он сыну, – но я не жалею.

– Я забыл сказать тебе, что «отец школы» ждет даров, – вспомнил Абуни. – Посылая меня к знакомому уммиа, он предупредил, велел напомнить тебе.

– Ненасытен отец твоей школы! – сказал рассерженный Шига. – Я недавно щедро одарил хозяина «дома табличек», рассчитывал, что больше не будет забот об оплате. А вот снова расход. Даже не знаю, что ему нести? Недавно дал ему шерстяное полотнище, потом принес кунжутное масло, а с тобой, Абуни, послал лук, чеснок, горчицу и ногу барашка. Помнишь?

– Придумай что-нибудь, отец. Ведь он нашел для меня работу. Без него я бы не знал, что молодой уммиа учит двенадцать мальчиков.

Как-то корабельщик Набилишу, вернувшись из Дильмуна, предложил Игмилсину купить несколько табличек со старинным сказанием об Этане, которого могучий орел поднял в небо.

– Его дал мне старый писец, почти ослепший, – сказал Набилишу. – Он нуждался в еде, попросил ячменного зерна, кунжутного масла и немного овощей. Я пожалел старика. Кому он нужен в этом богатом шумном городе Дильмуне? Старик сказал мне, что этого сказания не знают в Уре и что я смогу продать таблички хорошему писцу. Купи, Игмилсин!

Игмилсин никогда прежде не видел этих табличек и сразу же подумал, что перепишет их и продаст Нанни для царского хранилища. Он не стал торговаться, купил таблички и в тот же день усадил Сингамиля за работу.

– Пиши красиво, помни, что эти таблички может взять в руки сам Рим-Син. Если он никогда не слыхал про полет Этаны, то обязательно захочет узнать. А тебе может выпасть великое счастье. Тебя могут взять в царское хранилище табличек в помощники Нанни. Я вижу, старик уже не все запоминает, я думаю, ему нужен молодой помощник, толковый и умелый.

– Счастливый Этана! – сказал Сингамиль, когда прочел сказание. – Никогда нам не увидеть того, что он увидел в небе. Как жалко, что никто не знает, где искать такого могучего орла. Как бы мне хотелось подняться в небо! Говорят, что далеко за морем есть великая страна Мелухха. Плыть туда надо много-много дней. А на крыльях орла можно было бы быстро пролететь над ней и сразу все увидеть.

– Прочти внимательно, – предложил отец. – Орел так высоко поднялся в небо, что уже и земли не видно было. Исчезла земля, исчезло море. Вот как высоко поднялся орел. Я думаю, он попал в царство Уту.

Спустя несколько дней Игмилсин предложил Нанни сказание об Этане.

– Поверь мне, ты очень угодишь великому правителю Ларсы, – сказал он хранителю табличек. – Послушай, Нанни, о чем сказание. Этане уготована счастливая судьба, он должен стать властелином земного царства. Однако этого царства пока еще нет, его нужно раздобыть на небесах. Этана обращается к богу Солнца, к великому Уту. Он просит научить его, как добыть «траву жизни», как получить царство. Уту посылает Этану к орлу, могучий орел может поднять его в небо. Орел дружил со змеей. Долго дружил, а потом, забыв про дружбу, сожрал ее змеенышей. Змея решила отомстить ему за вероломство. Она спряталась в туше мертвого быка и тотчас же напала на орла, когда он спустился на тушу, чтобы полакомиться мясом. Змея схватила орла и бросила в глубокую яму, чтобы извести его голодом и жаждой. К этой яме Уту послал Этану. Орел был спасен и пообещал Этане доставить его на небо. Перед полетом он говорит Этане: