– Возвращайтесь, я жду вас! Гамиль-Адад победитель!

Они вернулись, быстро собрались и пошли в гавань выпить пива, обещанного Надином.

Гамиль-Адад был в восторге от щедрости Надина. Сингамиль удивился, когда и ему было предложено пиво, хотя обещано оно было только победителю. Они расстались с Надином в добром настроении. Сингамиль пообещал сделать угощение друзьям, когда закончит переписывание табличек и соберется в обратный путь. Он был уверен, что при его строгих расчетах, когда он не позволяет себе и лишней лепешки, у него останутся сикли. Возможно, даже на подарок матери. А для подарка он приглядел бронзовое зеркальце, украшенное незатейливой резьбой.

– Я был сердит и недоволен поведением Надина, – признался Сингамиль, возвращаясь на ночлег вместе с эламитом. – Он обидел меня. К тому же я сделал работу, за которую не получил даже горсти фиников.

И тогда эламит услышал историю с поговорками и пословицами о животных.

– Я давно сижу рядом с Надином. Надо тебе сказать, что меня очень удивило его поведение сегодня. Так не бывало никогда прежде, – признался Гамиль-Адад. – Я подумал, что ему захотелось подражать тебе, а ты добрый человек, Сингамиль. И пусть тебе сопутствует удача.

Укладываясь спать на жесткой циновке, Сингамиль, как всегда, пощупал свой двойной пояс, где были запрятаны его сикли. Пояс был пуст.

– Гамиль-Адад! – закричал Сингамиль. – Я пропал. Исчезли мои сикли, данные мне на прожитие в Вавилоне. Нет у меня ничего, кроме пустого пояса. Как это случилось? Энлиль! Энки! Уту! Боги, помогите мне найти мое достояние!

– Может быть, ты потерял на берегу? – спросил встревоженный эламит. Его обуял страх, не подозревает ли его свободный человек из Ура. – Пойдем на берег реки. Поищем!

– Серебряные сикли были запрятаны за двойным поясом. Я не мог их выронить. Боюсь, что их вытащил Надин. Он один оставался на берегу, когда мы поплыли наперегонки. Это он придумал угощение на мои сикли. Что я буду делать? Как я буду жить? Как доберусь домой?

– Ты потребуй у него, чтобы вернул. Ведь я уплыл вместе с тобой, а он один оставался на берегу. – Гамиль-Адад был огорчен не меньше самого Сингамиля. – Рано утром пойдем к нему. Ты пригрозишь негодному Надину судебным делом. Я буду свидетелем, хотя, боюсь, что свидетельство раба немногого стоит.

Они не спали всю ночь. И на рассвете побежали к дому Надина. Они растолкали его, взобравшись на крышу дома, где он спал, и Сингамиль потребовал вернуть пропавшие сикли.

– Я пожалуюсь судье, – пригрозил Сингамиль. – Ты поступил со мной бесчестно. Ты воспользовался моим доверием. Я сам рассказал тебе о том, что у меня есть серебро, данное мне на прожитье. И ты осмелился отобрать у меня последнее. Боги накажут тебя за злодейство.

– А я позабочусь, чтобы наказали тебя за клевету! – воскликнул Надин. – Убирайтесь вон! Клеветник нашел в свидетели ничтожного раба. Знаешь ли ты законы Хаммурапи? Переписываешь, а ничего не запомнил. А ведь есть закон в мою защиту: «Если человек, у кого ничего не пропало, скажет: „У меня пропало нечто“, и клятвенно покажет свой убыток, – так как он клятвенно показал в качестве своего убытка то, что у него не пропадало, он должен, к ущербу для себя, отдать то, на что он предъявил иск, в двойном размере».

– Злодей! – закричал Сингамиль. – Откуда ты взялся? Зная, что у меня нет свидетелей и нет защитников, ты ограбил меня. Кроме тебя, никого не было на берегу. Ты отобрал у меня последнее.

Отец Надина допивал овечье молоко, которое ему давала по утрам жена. Крики и перебранка привлекли его внимание. Он поднялся на крышу и строго спросил сына о причине ссоры.

– Спросите у меня, – взмолился Сингамиль. – Надин отобрал у меня серебряные сикли, данные мне для прожитья. Хранитель царских табличек Нанни послал меня в Вавилон, чтобы переписать законы Хаммурапи, гадания, заклинания и другие таблички. Двадцать два сикля были спрятаны у меня за двойным поясом. Пока мы купались и плыли наперегонки, Надин вытащил мои сикли.

– Этого не может быть! – закричал отец Надина. – Мой сын честный человек. Никогда за ним не водилось такого греха. Не выдумывай! Если ты растяпа и потерял свое достояние, то при чем здесь мой сын?

– У меня есть свидетель, Гамиль-Адад был с нами на берегу. Больше никого не было. Надин дурной человек. Скажите, сколько он получил за переписку табличек с поговорками и пословицами о животных? Я переписывал пятнадцать вечеров подряд. Я переписал тридцать табличек.

– Я дал ему десять сиклей, – ответил отец и строго посмотрел на Надина. – Сколько ты отдал Сингамилю? – спросил он сына.

– Я еще не успел, – ответил Надин, не глядя на отца. – Я собирался ему отдать.

– Как такое собирался? Сейчас же отдай! Сингамиль такой же сын писца, как и ты. Он равный тебе да еще попал в беду. А ты «собирался»! Сейчас же отдай ему пять сиклей серебра. Спускайся вниз, получишь плетку по заслугам. Уже вышел в люди. Трудишься, а ведешь себя как ничтожный мальчишка.

Надин отдал Сингамилю пять сиклей серебра и тут же стал жаловаться отцу на клевету.

– Я держу его в строгости, – сказал писец Сингамилю. – Я знаю, он никогда не воровал. Надо тебе воспользоваться одним законом Хаммурапи. Этот закон в защиту таких несчастных, которые не могут найти грабителя. Я помню этот закон. Его должен знать каждый. Ведь грабители могут встретиться каждому человеку. Закон говорит: «Если грабитель не будет схвачен, – ограбленный должен клятвенно показать перед богом все пропавшее у него, а община и рабианум (староста), на земле или в округе которых произведен грабеж, должны возместить ему, что у него пропало».

– Меня никто не знает здесь, – сказал Сингамиль и горестно посмотрел на писца, который показался ему хорошим человеком. «И как же случилось, что у такого благородного человека вырос такой негодяй?» – подумал Сингамиль.

Получив пять сиклей, Сингамиль вместе с эламитом поспешили в хранилище табличек. Он понял, что ему не вернуть пропажи. Единственный способ спасения – сидеть за перепиской все светлое время дня. А может быть, даже купить немного масла с фитильком, чтобы сидеть за перепиской и ночью.

Обо всем этом Сингамиль рассказал эламиту. Теперь он понял, что Гамиль-Адад – единственный настоящий друг в этом чужом Вавилоне. Теперь у него одна мечта – скорее вернуться домой.

– Не печалься, – сказал эламит, – я помогу тебе. Я буду вместе с тобой приходить сюда с восходом солнца, и будем трудиться до темной ночи. Масло с фитильком я тебе дам. Не так уж много осталось тебе переписывать. Пиши грамотно, а красоту наведешь дома. Что тебе стоит дома все переписать красиво, как положено для царского хранилища!

– Я тебя никогда не забуду! – Сингамиль сказал это совсем тихо, глотая слезы. Все утро он сдерживал свое волнение. А теперь не выдержал.

Абуни много трудился, а получал мало. Каждый раз, отдавая в «дом табличек» переписанные для уммиа сказания, песнопения, нравоучения, он думал о том, что годы, проведенные в учении, не дали ему заработка, какого ждал отец. Будь он просто помощником у отца, если бы просто развозил зерно покупателям, он получал бы больше.

Об этом частенько задумывался Шига. Он гордился сыном, он уважал его за грамотность, за умение написать все что угодно. Поэтому он не укорял его. А когда встречал грамотного человека, обязательно рассказывал о достоинствах сына.

Случилось Шиге доставить зерно писцу-надзирателю, ведущему хозяйство в храме Нанна. Он рассказал ему о сыне, погоревал, что грамотный, честный и старательный Абуни не может найти достойного занятия.

– Пришли его ко мне, – предложил писец. – Хозяйство храма разрослось непомерно. Мы не успеваем все подсчитать, проверить и записать.

– А велико ли хозяйство? – спросил Шига.

– У нас семьсот ослов, около тысячи овец, сто коров, двести волов и тысяча пятьсот рабов. Наши поля, сады, огороды дают нам обильную пищу для бога. К тому же, по велению великого правителя Ларсы, после смерти Нин-дады мы затеяли большое дело – воздвигаем новый храм бога Луны. Сколько нужно грамотных писцов, чтобы все хозяйство было проверено. То и дело воруют овец. Уносят с гумна ячменное зерно, прячут ягнят. В моем хозяйстве десять писцов, но этого мало. Пастухи-охранники, всякая прислуга из наемных – все неграмотны. Записать ничего не могут. Вот и трудятся писцы. Если твой сын грамотен и честен, то работа будет хорошая. Только знай, я строг. Люблю порядок.