– Ты же сказал, что Рэй не имеет к делу никакого отношения! – удивилась Корделия.

– Нет. Я сказал, что Рэй не входит в список подозреваемых. – Если честно, я не имел никакого представления, замешан тут Рэй Петерс или нет. Но марку-то держать нужно! – Его имя что-то уж слишком часто упоминается. И это, на мой взгляд, очень странно, – глубокомысленно добавил я.

– Сообщи мне, что удастся выяснить, ладно? Сразу же.

– Само собой, – кивнул я.

Корделия одарила меня еще одной ослепительной улыбкой и исчезла за дверью пансиона.

Рэй Петерс все еще значился в телефонном справочнике Пиджин-Форка. По-вашему, это из ряда вон выходящее обстоятельство? Ничуть не бывало. Не обнаружив в справочнике имени Рэя, я бы удивился куда больше.

В нашем городке переиздавать телефонную книгу отнюдь не торопятся. Я обнаружил это сразу же по возвращении. Через день-другой после приезда я попытался воспользоваться справочником. И что вы думаете? Десятки номеров поменялись, еще столько же были просто-напросто отключены.

Элмо меня просветил на этот счет. Оказывается, требуется как минимум два года, чтобы убедиться, что человек уехал из города. Или же умер. Оно и понятно. Хлопот-то не оберешься. Нужно знать наверняка – не собирается ли абонент вернуться или передумать умирать. А то вычеркнут его имя, а он возьми да и заявись обратно из другого города. Или с того света.

Должен признаться, меня грызет червь сомнения, следит ли кто-нибудь вообще за сменой поколений в Пиджин-Форке. Лично я нисколько не удивился бы, обнаружив в нашем телефонном справочнике фамилии людей, павших во времена Войны за независимость.

Покойный мистер Петерс жил в районе, который я знал как свои пять пальцев. Всего в трех милях от моей конторы, на одной из тихих, тенистых улочек, что пересекают главную городскую магистраль. Добраться до этого района не составляло никакого труда.

Но прежде чем отправиться в путь, я решил позвонить Мельбе. Так, знаете, на всякий случай – проверить, не свистнул ли, часом, рак на горе? То бишь нет ли у Мельбы для меня каких сообщений? Вчера-то я, как вы помните, весь день отсутствовал, так что бедняжке пришлось работать не покладая рук. Нужно же и поощрить труженицу. А заодно предупредить, что меня опять не будет на месте.

Мне как раз хватило времени, чтобы произнести: «Мельба, это Хаскелл…» – после чего из трубки повеяло холодом.

– А-а, – процедила Мельба. – Это вы.

Грандиозно. Своим запретом приставать к ни в чем не повинным людям с расспросами я ее все же допек!

Моей секретарше сей факт не известен, но вам скажу: у меня колоссальный опыт общения с раздраженными дамами. Данный случай требовал применения способа защиты № 1. Под названием «Делай вид, будто не замечаешь ее настроения». С Клодзиллой этот метод проходил на «ура» поскольку моя экс-супруга и без того была не слишком высокого мнения о моих умственных способностях.

– Привет-привет, как дела, – радостно промурлыкал я. – Хотел связаться с вами на предмет сообщений. Мне никто не звонил?

– Не-а.

Я жизнерадостно хохотнул.

– Прекрасно! В офисе меня какое-то время не будет… вот и решил предупредить вас об этом…

Держу пари, вам в жизни не доводилось слышать столь веселого и беззаботного голоса! Нет, честное слово, я был похож на рекламных придурков, которым для полного счастья достаточно внимать гулу пылесоса.

Мельба издала неприязненное хрюканье.

– А еще я хотел поблагодарить вас за все, что вы для меня делаете, Мельба! – не менее оживленно прочирикал я.

Может, это ее проймет?

Мельба еще раз хрюкнула. После чего соизволила перейти на человеческий язык:

– Была бы рада стараться, Хаскелл… если б чувствовала себя участницей общего дела.

Я не удержался и громко сглотнул.

– Но, Мельба, я всегда считал вас частью своего дела! Вы же это прекрасно знаете! – Уточнить, какой именно частью своего дела, я не рискнул.

Пожалуй, сейчас Мельбе моя откровенность могла не понравиться. – Вы для меня самая настоящая палочка-выручалочка! Без вас пришлось бы просто-напросто закрыть контору!

Меня так и подмывало пощупать нос – не вырос ли он от вранья, как в известной сказке.

Удивительное дело – столь неприкрытая лесть не произвела на Мельбу ни малейшего впечатления. В третий раз хрюкнув, она бросила трубку.

В машине я всю дорогу возносил самые горячие молитвы Господу, чтобы в ближайшее время никому не вздумалось мне позвонить.

Обитель покойного мистера Петерса оказалась очень скромным типовым домиком – белым с красными ставнями и крышей из темной черепицы. Соседний был точь-в-точь таким же – скромным, беленьким, с голубыми ставнями и крышей из темной черепицы.

Перед каждым – небольшая лужайка, и у каждого по застекленной веранде сбоку. Единственное, что отличало домики друг от друга, – помимо, разумеется, столь яркой индивидуальной черты, как разного цвета ставни, – была клумба, разбитая во дворе того дома, что когда-то принадлежал Рэю Петерсу. Клумба занимала чуть ли не весь двор и радовала взор россыпью оранжевых, красных и желтых хризантем. Только по краю высился частокол из гигантских оранжевых лилий.

В общем, издалека цветник выглядел восхитительно. Но когда я выбрался из джипа и подошел к соседнему домику, то со всей отчетливостью увидел прискорбную картину. И роскошные лилии, и разноцветные хризантемы – особенно хризантемы! – вынуждены были делить жизненное пространство с немалым количеством сорняков. А местами сорняки их и вовсе вытеснили.

На крылечке дома с голубыми ставнями в плетеном кресле сидела миниатюрная седовласая дама в розовом платье. До сих пор все ее внимание было сосредоточено на книге. Но стоило мне выбраться из машины, как дама отложила книгу, вскинула руку, загораживаясь ладонью от солнца, и воззрилась на меня сквозь очки.

Я узнал ее. Это была миссис Охфу. Само собой, настоящая фамилия звучала несколько иначе – миссис Оффут. Но и Элмо, и вообще вся наша школа звала ее миссис Охфу. За глаза, разумеется. В школьные годы это прозвище казалось нам весьма остроумным, но теперь я находил его дурацким. Впрочем, очень многие вещи, которые смешат нас в детстве, не выдерживают испытания временем. Полагаю, для вас это тоже не новость.

Кстати, о времени. Добрых четверть века минуло с тех пор, как Элмо учился в классе миссис Оффут… а она и тогда была уже, скажем так, не первой молодости. Помнится, Элмо не раз высказывал надежду, что когда-нибудь, вернувшись с ленча, обнаружит ее за столом бездыханной. Могу даже воспроизвести разглагольствования брата дословно: «Бац – и училке каюк».

Элмо явно ошибся в расчетах.

Приветствие я выкрикнул еще не дойдя до крыльца и хотел было представиться, в полной уверенности, что миссис Оффут меня не помнит. Я ведь у нее никогда не учился. Но седовласая дама меня перебила:

– Ты не брат ли Элмо Блевинса? Ты, кажется, шпион, да?

Вот вам еще одна отличительная особенность наших мест, с которой волей-неволей приходится мириться. Здесь тебя все знают. Кто-то перекинулся парой слов с тем, кто недавно встречался с другим, который, кажется, знаком с тобой. А может, и не знаком. Может, этот последний о тебе всего лишь слышал. Но информатор миссис Оффут – кто бы он ни был – сообщил ей ложные сведения.

Однако я человек вежливый. Поэтому улыбнулся.

– Верно, я брат Элмо… только не шпион, а частный детектив.

Моя престарелая – как пить дать, под девяносто! – собеседница убрала ладонь от лица и старательно подмигнула.

– По мне, хоть бы и детектив, – с лукавой улыбкой согласилась она. – Как скажешь. Знаю я вас, шпионов. Без конспирации не высморкаетесь.

Я решил не разубеждать ее. Старушка, видно, насмотрелась боевиков.

– Меня зовут Хаскелл Блевинс. И я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Миссис Оффут в буквальном смысле на глазах покрылась краской. Щеки ее запылали от возбуждения.