Достигнутые же германскими войсками военные успехи в Скандинавии заметно отражались и на немецкой политике в отношении Финляндии. Берлин решил не спешить с началом экономических переговоров — их дату постоянно отодвигали. Шнурре не приехал в Хельсинки ни 8 апреля, ни позднее, как предполагалось, в конце месяца.[375] Очевидно, что это было прежде всего связано с тем, что Германия выжидала более благоприятной международной обстановки для проведения этих переговоров, а также хотела их осуществить только с первыми лицами Финляндии, что требовало специальной подготовки. Как отметил историк Илкка Сеппинен, «встреча Шнурре с Рюти считалась центральным моментом в ходе всего визита».[376] В Берлине полагали, видимо, что при встрече с финским премьер-министром можно будет выяснить отношения Финляндии к перспективам будущего сотрудничества двух стран.
Во время этих отсрочек начала переговоров рейх убедился в заинтересованности финского руководства в сотрудничестве с Германией и поэтому теперь уже не видел смысла проявлять поспешность. О том, что Финляндия стремилась к развитию сотрудничества, подтверждает тот факт, что 30 апреля из Хельсинки ушла телеграмма с заданием финляндскому посланнику: «…неофициально выяснить… возможно ли получить из Германии азотную кислоту и, может быть, тротил».[377] Иными словами, речь шла о налаживании немецких поставок в Финляндию сырья военного предназначения, причем предполагалось также развивать торговое сотрудничество на клиринговой основе. Все это свидетельствовало о желании финской стороны, как можно быстрее приступить к созданию широкой базы будущего экономического сотрудничества.
5 мая 1940 г. германская делегация, наконец, прибыла в Хельсинки, и переговоры состоялись. По своей сути они носили достаточно скрытый характер. Это видно даже из того, что до сих пор в ряде работ финских историков существует путаница относительно времени их проведения.[378] Характерно, что в самом обстоятельном труде профессора М. Ёкипии, раскрывающем финско-германские связи в 1940–1941 гг., вообще не нашлось места не только для анализа сути данного визита, но даже для его упоминания.[379] Вместе с тем именно тогда германская делегация вела конкретно переговоры с премьер-министром Финляндии Р. Рюти.
Безусловно, состоявшаяся встреча имела принципиальное значение для налаживания немецко-финского сотрудничества, и Германия, очевидно, стремилась уточнить направление политики Финляндии. Тем не менее, как заметил М. Менгер, «хотя записи о проведенных тайных переговорах с Рюти недоступны, нельзя сомневаться в том, что во время их в обтекаемой форме обсуждались немецкие интересы».[380]
О том, какие взаимные интересы были у финляндского и германского руководства, можно судить из сообщения, которое поступило по итогам этого визита лично Гитлеру. В нем указывалось, что Финляндия была готова возобновить внешнеторговые операции с Германией по стратегически важным поставкам ей сырья и даже усилить эти поставки. Вместе с тем Финляндия проявляла большую заинтересованность в приобретении немецкого вооружения.[381] Таким образом, изначально финское руководство рассматривало возможность использования экономического сотрудничества с рейхом, имея в виду при том его военные перспективы. Это, естественно, импонировало Германии. Тем не менее Гитлер решил пока поставку в Финляндию оружия не производить,[382] проявляя здесь очевидную осторожность.
Одним из важных итогов этого визита являлось то, что в ходе весьма серьезного обсуждения наметилась переориентация Финляндии в вопросе о возможности поставок в Германию стратегически важного для немецкой военной промышленности петсамского никеля. Если судить по материалам финской исследовательской литературы, «Рюти ответил в принципе согласием».[383] Такой поворот был весьма симптоматичным, поскольку доминирующее положение в получении финского никеля прежде занимала Великобритания. Таким образом, немецкие дипломаты обрели здесь несомненную гарантию начавшейся экономической переориентации Финляндии.
В конечном счете контакты Шнурре с Рюти дали весьма обнадеживающий результат. Более того, было достигнуто соглашение о проведении нового раунда германо-финских торговых переговоров,[384] что также входило в планы рейха.
Показательным тогда являлось и то, как Германия пыталась влиять на позицию финляндского руководства. В это время представители немецкого высшего командования на встрече с финским военным атташе в Берлине начали, как он доносил, «доверительно побуждать нас вооружаться так хорошо, как только можно», указывая, что «есть основания опасаться» действий России у границы.[385] Иными словами, намекалось на возможность новой войны против СССР. Тогда же на финских дипломатов в Берлине особое впечатление произвела увиденная там «новая карта Европы», на которой были отражены не только интересы Германии, но и определялись контуры будущей Финляндии. Территориальные вожделения Третьего рейха охватывали огромное пространство на востоке: от Ленинграда до Азовского моря, а новая граница Финляндии обозначалась «от северного побережья Финского залива к Ладожскому озеру и через Онежское озеро к Белому морю». Хотя, как указывалось в донесении, направленном в Хельсинки, такой замысел выражался лишь как «надежда», и это было сугубо «частное мнение», вместе с тем впечатляло то, каким образом «могла быть исправлена восточная граница Финляндии после того, как Германия… развернет войну с Россией».[386] При этом у финских дипломатов не возникало недоумения, что финляндская территория выходила далеко за пределы границы 1939 г.
Подобный подход Хельсинки не мог соответствовать взглядам шведского руководства, на которые прежде нередко ориентировались в финских дипломатических кругах. Теперь у Стокгольма, который еще совсем недавно обсуждал с Финляндией проблему создания совместного оборонительного союза северных стран, позиция была совершенно иной. Там также отмечали возможное обострение германо-советских отношений. Еще 18 марта английский посланник в Стокгольме В. Мал лет писал, что шведские официальные лица придерживаются мнения, что СССР не слишком уверен в продолжительном сохранении своих теперешних отношений с Германией.[387] Однако восторгов в случае такого поворота развития событий в Швеции не испытывали, поскольку опасались расширения немецкой агрессии в Скандинавии и противостояния здесь интересов Советского Союза и Германии.
Опасаясь возможного распространения немецкой агрессии в Северной Европе, шведское руководство пыталось найти точки соприкосновения своей политики с Финляндией для того, чтобы совместно противодействовать Германии. В конце апреля шведский министр иностранных дел Кр. Гюнтер сообщил финляндскому посланнику в Стокгольме о поступающих из дипломатического представительства в Берлине сведениях об опасениях, что «Германия осуществит скрытую агрессию в течение недели». При этом указывалось, что подобные предостережения поступают также из Англии и Франции. В этой связи перед Финляндией ставился вопрос: «Готова ли Финляндия дать отпор агрессии?»[388] Конкретно шведское руководство тогда стремилось добиться от финнов согласия на совместную оборону Аландских островов с тем, чтобы не позволить немецким войскам осуществить десантные операции против обоих государств на побережье Ботнического залива.[389]
