Более десяти лет назад я был полковником Советской Армии, отмеченным различными наградами, и принимал участие в самой престижной советской военной программе. Если бы я остался в России, то был бы уже генерал-майором, но, скорее всего, читатели этой книги никогда не узнали бы о моем существовании. Но случилось так, что в 1992 году, проработав к тому времени в «Биопрепарате» без малого семнадцать лет, я вышел в отставку и вместе с семьей уехал в Соединенные Штаты. Большая часть из того, что я передал официальным лицам в США, никогда не была широко известна. Эта информация позволила им получить более полное представление о деятельности по созданию биологического оружия в СССР.

Угроза, которую представляли наши разработки в области биологического вооружения, с распадом Советского Союза уменьшилась. Руководители «Биопрепарата» публично заявили, что больше не занимаются разработкой и созданием средств массового поражения и даже готовы полностью уничтожить запасы вирусов и болезнетворных бактерий. Однако опасность биологического удара не исчезла, напротив, даже стала больше, поскольку те знания и открытия о смертельно опасных микробах, что в свое время были сделаны учеными в лабораториях, перестали быть секретными и, что самое страшное, стали доступны террористам и тоталитарным режимам. В настоящее время биологическое оружие уже не является сдерживающим и запугивающим фактором, как во времена «холодной войны». Более того, оно стало дешевым и доступным, его легко изготовить и на редкость просто использовать. И в самом ближайшем будущем именно это станет наибольшей опасностью для всего человечества.

С тех пор как я уехал из Москвы, мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что люди упорно игнорируют все, что касается биологического оружия. Некоторые из наиболее выдающихся западных ученых, с которыми я беседовал, утверждали, что невозможно изменить генетический код вируса в лабораторных условиях таким образом, чтобы на его основе можно было бы создать достаточно надежное средство массового поражения. Точно так же они отрицали всякую возможность накопления болезнетворных микроорганизмов в больших количествах для использования их в стратегических целях, а также возможность транспортировки их таким способом, который гарантировал бы максимальное сохранение их поражающей способности. Но знания и опыт подсказывают мне, что они заблуждаются. Эта книга написана именно для того, чтобы объяснить, в чем состоит их ошибка.

Многие считают, что обсуждение данного вопроса не принесет ничего, кроме ненужной паники. Но все существующие в настоящее время средства защиты бессильны против такого оружия, и, если когда-нибудь перед человечеством возникнет угроза бактериологической войны или биологического терроризма (а я убежден в том, что это может произойти), неведение будет стоить нам слишком дорого. И первый шаг, который мы должны сделать для того, чтобы защитить себя, как раз и состоит в том, чтобы узнать, что из себя представляет имеющееся в настоящее время биологическое оружие и как оно действует. А иначе мы будем так же беззащитны и беспомощны, как те несчастные обезьянки на островке в Аральском море.

В самом конце зимы 1988 года меня пригласили на совещание, которое должно было состояться в здании Министерства обороны. Судя по переданному мне сообщению, проигнорировать приглашение я не мог.

— Мы приготовили для вас специальную комнату, полковник, — звучал в трубке резкий голос.

У тротуара меня поджидала черная «Волга» начальника нашего Управления. Двое охранников, которым было поручено доставить меня на секретное совещание, топтались возле машины. Один открыл мне дверь, затем сел со мной на заднее сидение. Я попросил водителя ехать быстрее.

Обычно от здания, где находился мой кабинет, до управления на машине можно было добраться за полчаса, но в то утро свежевыпавший снег превратил московские улицы в настоящий ад. Колеса машин буксовали, а водители отчаянно ругались. Пару раз синяя мигалка нашей «Волги» привлекала внимание регулировщиков, и они старались освободить нам дорогу.

Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем наша машина остановилась возле парадного входа сурового гранитного здания на Арбате, в котором размещалось Министерство обороны. Войдя через боковую дверь, я потопал ногами, стряхивая снег с ботинок. Младший офицер провел меня в небольшое служебное помещение, где мне выдали пропуск, а после этого проводил к проходной. Молоденький солдат долго разглядывал мой пропуск, потом меня и, наконец, махнул рукой, разрешая пройти.

Тот же офицер провел меня вверх по лестнице, и мы оказались у тяжелой металлической двери с кодовым замком. Набрав код, он толкнул дверь, и мы вошли в коридор, вдоль которого тянулись кабинеты, занимаемые сотрудниками 15-го Управления Минобороны[2] — того самого, которое занималось разработкой биологического оружия.

Сняв пальто, я попытался расслабиться.

Хотя я был полковником, но форму никогда не носил. Как и все остальные военные в «Биопрепарате», я работал под прикрытием — как самый заурядный научный работник. Мне выдали два документа. В трудовой книжке я значился гражданским служащим «Биопрепарата», а в удостоверении личности офицера было указано мое воинское звание.

В 1987 году, согласившись занять предложенный мне пост в руководстве «Биопрепарата», я переехал в Москву вместе с женой Леной и тремя детьми. Переезд в столицу после унылой жизни в провинции стал восхитительной переменой в нашем существовании.

Тринадцать лет работы в различных секретных лабораториях и научно-исследовательских институтах, разбросанных по самым отдаленным уголкам Советского Союза, никак не подготовили меня к ошеломляющему размаху моей новой работы. Каждую неделю проводилось одно совещание за другим: в Министерстве обороны, в Кремле, в ЦК КПСС, включая «оперативки» в научно-исследовательских институтах, задействованных в данной программе. Все это привело к тому, что весной 1988 года, когда я занял пост первого заместителя директора «Биопрепарата», мне пришлось обратиться к врачу из-за нервного истощения.

Начальник 15-го Управления генерал-лейтенант Владимир Андреевич Лебединский встретил меня укоризненным взглядом, едва я переступил порог кабинета. Он оживленно разговаривал с тремя полковниками, которых до того дня я никогда не видел.

— Давно пора, — резко бросил он.

Я принялся было оправдываться, ссылаясь на снежные заносы и бесчисленные пробки на дорогах, но он отмахнулся, приказывая мне молчать.

С Лебединским, которого меньше всего мне хотелось заставлять ждать, мы впервые встретились в лаборатории в Омутнинске, расположенном в девятистах километрах к востоку от Москвы. После окончания института, получив специальность военного врача, я проработал там несколько лет. Лебединский принимал в моей карьере поистине отеческое участие. Тогда ему было уже за шестьдесят. На закате своей блестящей военной карьеры он был одним из немногих старших офицеров, кого не раздражала моя молодость. Хотя мне было тогда всего тридцать восемь лет, я поднялся по служебной лестнице выше многих куда более опытных ученых и стал самым молодым первым заместителем директора. Многие ученые, которые прежде работали со мной, не скрывали своей обиды и разочарования.

Лебединский обернулся к нам.

— Все готовы? — спросил он.

Все кивнули, и генерал провел нас в соседний кабинет со звуконепроницаемыми стенами. На длинном письменном столе напротив каждого стула лежали блокноты для заметок.

Дежурный внес в кабинет поднос, на котором стояли четыре стакана с горячим чаем. Дождавшись, пока он выйдет, Лебединский плотно запер дверь.

— Я не останусь, — сказал он, перехватив на лету мой взгляд, который я бросил на поднос с четырьмя стаканами.

Полковники были из биологического отдела Оперативного управления Генштаба, в их задачи входил выбор оружия, разработкой которого мы как раз и занимались, для оснащения бомб и ракет, а также определение целей, по которым будут наноситься удары. Тогда я впервые встретился с представителями этой службы. В то время «Биопрепарат» выпускал каждый год новый вид биологического оружия. Большая часть нашего времени была посвящена научно-исследовательской работе, и мы не уделяли много внимания вопросам применения этого оружия.