– Раз я твоя арестантка, поедем вместе, – обрадовала я Илиодора.

Зюка на улице заупрямилась, с порога заявив, что я сердитая.

– Зюкочка, – попросила я Илиодорову сестрицу, – сиди смирно, а то я тебе твою плешивую головенку откручу!

– Не обижай убогую, – вступился за нее черт.

– И тебе откручу! – взвилась я. – Ведь ты вчера еще все знал: и чем кончится, и какие у него планы!

– Кабы я знал накануне, это еще бы помогло, – понурил голову Пантерий, – кабы я мог Подаренку разорвать надвое, так сейчас бы сбегал, но ведь они же, умники, и от нечисти защиту поставили! Я до Чучелкиной могилы просто не дойду, сначала с меня эта личина сползет, а потом и вообще дух испущу.

– И поэтому ты сразу сдался, вино с ним хлестал из одной бутыли.

Пантерий не нашелся, что сказать в оправдание, а я, выбрав на конюшне жеребца порезвее, принялась его седлать.

Бархатные штаны мне одолжила старшая дочь головы, она их на ярмарке купила по случаю, но так как муж иноземной моды не понимал, а по дому в них ходить смысла не было, то хорошая вещь залеживалась, а мне она пригодилась, как и кафтан в талию.

– Не за того ты, Ксения, вышла. Тебе миренец нужен, смешливый, озорной, к женским шалостям понятливый! – попеняла я ей, переодеваясь. Она, зная про мой утренний «разговор» со златоградским инквизитором, спокойно кивнула, считая, что штаны – это еще не повод, чтобы разводиться с ее Ковалем.

До Дурнева я долетела птицей, отмечая по дороге, что никто не спал этой ночью. Меня раз пять пытались остановить разъезды, и только Илиодор, теперь молчаливый и мрачный, отгонял их своим видом и документами. Скакать по дороге, загоняя несчастного коня, – это не то же самое, что трястись на телеге. В обед я уже подъезжала к храму Пречистой Девы. От молящихся было не протолкнуться. Испуганные люди шептались, а едва узнав меня, так и вовсе многие поспешили протиснуться ближе, несмотря на то что в храме к ведьмам не обращаются, особенно когда следом за ведьмой топает инквизитор.

Архиносквен вел молебен и едва кивнул головой, показывая, что видит меня и чтобы я его подождала на жилой половине, не устраивая сутолоки в храме.

– Тяжелые времена настали, Маришка, – сочувственно произнес Архиносквен с порога.

Илиодор, все это время сидевший в углу, молча встал и отвесил предстоятелю поклон.

– Архиносквен, разреши тебе представить: чернокнижник из Златограда, Илиодор из рода Ландольфа, балагур и вообще большая сволочь.

Архиносквен поднял недоверчиво брови, а потом стрельнул взглядом в красный угол, где лампадка освещала образ Пречистой Девы. Я не очень поняла его взгляд, защиту он у ней искал, что ли, но Илиодор усмехнулся. Я постаралась сбить с него спесь:

– Силы у него почти нет, так что вы, дядя Архиносквен, его не бойтесь, я бы сама его размазала, да боюсь, как бы хуже не получилось.

– Собственно, я и в мыслях не держал бояться господина Илиодора, – огладил бороду Архиносквен, присаживаясь напротив меня.

Рассказ мой много времени не занял, но сильно опечалил колдуна. Он посматривал на Илиодора, хмурил брови, выслушивал комментарии Пантерия, а изредка и пояснения самого виновника.

– Семья ваша издавна славилась… – он хлопнул себя по колену, стараясь подобрать неругательное слово, – забавными мечтами и нестандартными способами их достижения. – Он вздохнул, побарабанив пальцами по столу, и, рассуждая вслух, пробормотал: – Резонаторы… м-да, даже не знаю… На первый взгляд теория непротиворечива, хотя… – Он сделал неопределенное движение пальцами и уверенно заявил: – Я покажу вам архивы, молодой человек, ведь первые годы после падения Конклава этим вопросом очень многие занимались…

– Мы не за архивами приехали, дядя Архиносквен. Нам надо избавиться от монстра и выпустить бабулю. – Я с тоской посмотрела на предстоятеля. – Скажи, остался на свете чародей, который способен на такое?

Он открыл рот, закрыл, потом взялся за бороду и тоскливо посмотрел в окно:

– Не знаю, я сегодня ночью пытался снять печать, но у меня ничего не получилось, а ведь я не последний по силе архимаг Конклава, у меня даже накопители под храмом зарыты.

Илиодор оживился при упоминании о накопителях, но, заметив мой гневный взгляд, покорно прилип к стулу. Я, подобравшись поближе, заглянула последнему магистру в глаза:

– Дядя Архиносквен, но ведь колдуны умели объединять свои силы, даже мы с Ланкой можем, и в хрониках я читала, помнишь, ты мне давал «Изведение Моровой девы в Засеках»? И в том же месяце «Обратное запечатывание Подземного царства Конклавом» – это же документы, не лубочные картинки.

Архиносквен крякнул, поджав губы:

– Магистра Конклава выбирает совет двенадцати по смерти предыдущего, при этом все собираются в заранее условленном месте, через год со дня смерти, а где прячутся члены совета до того, никому не известно.

– Даже магистру?

– Никому, – отрезал Архиносквен.

– А если срочное дело, вселенская катастрофа например?

Архиносквен посмотрел на меня обалдело, и я поняла, что колдуны как-то об этом не задумывались.

– Двенадцать членов совета легко вписываются в схему Хамата Черного, а следовательно, и жить должны на тех же территориях, где рекомендована установка резонаторов. Я надеюсь, они не все предстоятели Пречистой Девы? – Илиодор посмотрел на Архиносквена, и по выражению лица предстоятеля я поняла, что с воображением у колдунов тоже проблемы.

– Что, даже купцов нет? Все-все предстоятели?!

– В храме – чудо, вне храма – злокозненное колдовство, – явно кого-то процитировал Архиносквен.

– Надеюсь, вы нам дадите рекомендации? – светски шаркнул ножкой, не вставая со стула, Илиодор.

Колдун задумался, наверное, о чем-то своем, колдовском, а потом решительно произнес:

– Нет, уж лучше я с вами поеду. Мне староста намекнул, что Решетников под меня копает. Может, и не по собственному почину, но допросчики уже не одного человека спрашивали, связан ли я с ведьмами и хаживали ли сюда сестры Лапотковы. Так что под боком инквизитора мне даже спокойней будет. А заодно за вами присмотрю. – Он окинул нас обоих бескомпромиссным, взрослым, припечатывающим взглядом. – Больно мне не нравится эта ваша теория о возможном сопротивлении… Реставрации.

– Реставрации? – встрепенулся Илиодор, падкий на красивые слова, начав перебирать: – Возрождение, ренессанс, реконструкция, реконкиста…

– Уймись, ты человека отвлекаешь.

Архиносквен был погружен в глубокую задумчивость. Всю жизнь прожив на одном месте, тишком, он теперь то ли боялся начинающихся перемен, то ли, напротив, воодушевлялся. С грандиозными идеями у них последние пятьсот лет было туго; в отличие от Ведьминого Круга, который жил и процветал, Конклав только брюзжал и ударялся в воспоминания о прошлом. Одно слово – мужики.

– Ну, вы договорились или нет? – вошел к нам Пантерий, все это время клянчивший пироги под видом ребенка. Бить чадо по рукам, ворующим дары Пречистой Деве, дурневцы не решались, поскольку вид у этого чада был до того сиротский и жалостливый, что у теток и старух сердце обрывалось. А он еще слезу пускал и сморкался в шелковую рубаху.

– Я это, – заявил он с порога, разнося щедрый аромат свежего лукового пирога, – там Решетников в гости приехал и весь храм в тройном кольце Медвежьей сотни. А пирожки есть отказывается, говорит, идите вы сюда.

Мы не сразу поняли его путаную речь, а поняв, поспешили ловить покачнувшегося предстоятеля. Он к таким суровым поворотам судьбы был не готов, но, увидав, что его бережно держат под локотки ведьма, черт и чернокнижник, нервно хихикнул:

– Однако компания у меня…

– Там еще некромантка на телеге, – успокоила я его.

Видимо, это заявление его и привело в чувство. Он постучал ногой по полу, приподняв подол рясы, и велел черту:

– А ну, нечистое, отвори потаенную дверь.

Пантерий, не единожды в отсутствие предстоятеля лазавший по храму, азартно содрал половик, даже нос у него от любопытства вытянулся. Пол под нами был сложен из дубовых плах, и никакой двери я сначала не заметила, но черт, припавший к доскам, довольно хохотнул, сказал: