Среди стражей пошел радостный гул, но Марта их осадила:
– Цыть, олухи!
Пока Архиносквен откровенничал, вокруг храма собрались все жители Дурнева, от старосты и воеводы до дурневского дурачка Трошки. Теперь они таращились на нас. Мы с Ланкой занервничали, я увидела проклятущую скобу в руках Маргоши и потребовала сквозь зубы:
– Брось ее немедленно.
– Чего? – не поняла увлеченная разглядыванием добычи Марго.
Ланка вцепилась в скобу, а я отвесила увесистый пинок Маргоше под зад. Не ожидавшая такого нападения мелюзги та разжала пальцы, скоба взлетела над головами прихожан и, звеня, брякнулась у ног младшего воеводы. Селуян Трофимович глянул на мятую серебрушку, потом смущенно крякнул и, отведя глаза в сторону, отодвинул ее ногой поближе к нам.
– И долго вы там придуряться намерены? – поинтересовалась со своей скамеечки Марта. – Тут серьезные дела, а вам все… – Она пощелкала пальцами, вопросительно глянув на Скорохвата, который, почтительно выгнувшись, подсказал:
– Комедь.
– Во-во, и кловуны, – согласилась бабка.
– Слова-то какие мы знаем, – обиделась я, потом вспомнила, что являюсь гроссмейстершей, и решила на законных основаниях плюхнуться на скамейку с другой стороны от Архиносквена, а по дороге пребольно ущипнула Сашко под ребра, обозвав подхалимом.
Лане понравилось, как парень вздрогнул, и она тоже ущипнула, только за другой бок, вполголоса тявкнув:
– Пиявка.
Маргоша ничего не стала говорить, а просто отвесила ему щелбана, затолкала свою скобу в кошель и начала строить глазки малому воеводе. Меня кольнуло было чувство тревоги, но потом я вспомнила, что она уже в интересном положении, и расслабилась. Поди, беременной-то Марго будет не до интрижек. Тем временем бабка, окинув тяжелым взглядом всех именитых дурневцев, сурово предупредила, что дело плохо.
– На нашей земле, – она ткнула себя пальцем в грудь, – я такого не потерплю!
– Так где ж их сейчас найдешь-то? – растерянно развел руками староста.
– Сыщем, чай, не иголочки, – проворчала бабуля. А мы, чтобы поддержать ее авторитет, добавили:
– С такими-то харями, – развели руки, – сыщем.
Вечером, на общем сборе ведьм, наша бабка рвала и метала. В общей зале грохотали, разбиваясь об пол, горшки и гудели от ее драконьего рева стены. Думаете, она убивалась по похищенным ценностям? Вовсе нет, Марту просто приводила в бешенство сама мысль, что кто-то ее не уважает. Теперь мы с сестрой понимали, как карликовые племена становились великими империями, с воплем кидаясь на многотысячные народы и завоевывая их.
– Значит, так, – высокомерным командирским тоном вещала я, косясь на Серьгу и Сашко, – планы наши поменялись, и бабка отдала вас нам с Ланкой во временное пользование.
Широкие улыбки поползли по лицам парней, Ланка тут же злобно подпрыгнула и, тщательно копируя бабкины интонации, рявкнула:
– Будете слушаться нас, как мамок родных!
– Ага, – рассеянно поддакнула я, оглядывая наш багаж, все ли увязано и уложено. – Титькой кормить вас не обещаем, но пороть будем систематически.
Маргоша заржала, а я, посмотрев на Серьгу, посоветовала:
– Слушай, прищеми себе чем-нибудь палец, а то губы-то от улыбки треснут, больно будет.
Парни загоготали в голос, а я сплюнула с досады, попала себе на сапог и расстроилась окончательно.
– Вот какие гады! Отравили Архиносквена, порушили все планы, заставляют беременную женщину бегать за ними по Дорогам.
– Кто беременная? – вскинулась Маргоша, кося глазами за забор, где нерешительно мял в лапищах букетик медуницы Селуян, воевода младшей дружины.
– Ты беременна?! – уставились на меня Сашко и Серьга.
– Нет, Брюха наша! – хлопнула я себя по ляжкам. – Видите же, ожеребится скоро!
Брюха бросила жевать и с укоризной посмотрела на меня. Идея тащиться куда-то на ночь глядя ей решительно не нравилась, мне тоже, но ведь с нашей мстительницей не поспоришь.
– Эй! – рявкнула я, пытаясь докричаться до бабульки. – Фурия Ведьмовна, мы отъезжаем!
– Че ты там вякнула, сопля зеленая? – свесилась из окошка бабушка, многозначительно поигрывая последним недобитым горшком, отчего Ланка сразу запела сладеньким соловьиным голосочком:
– Их гроссмейстерское сиятельство говорит, что мы отправляемся. Ужо покараем злодеев, мало не покажется.
– То-то ж! – цокнула по подоконнику ноготками бабуля и снова досадливо взвесила в руке горшочек, раздумывая, а не запустить ли его прямо в темноту, на кого боги пошлют? Потом резко крутнулась – и с душераздирающим мявом к нам на телегу был швырнут Пантерий.
– Присмотри там за ними, чтобы глупостей не наделали, а то есть у них любители. – И Марта так глянула на Маргошу, что, будь Марго гвоздем, она сама б полезла в доску.
По улице, невидимые в ночи, уже скрипели телеги и кибитки, глухо бухали копытами кони, недоуменно всхрапывая и фыркая, видимо переговаривались между собой на лошадином языке, не понимая, чего это среди ночи хозяева сорвались в дорогу. Я взобралась на телегу и взяла в руки вожжи, но, увидев, что и Ланка собирается вскарабкаться на кучу добра, отвесила ей щелбан:
– Эй! А кто командовать-то здесь будет?
– Я?! – как всегда недоуменно уставилась на меня сестрица.
– Ну не я же! Ты же у нас старшая!
– И че? – потерла сестра лоб, пытаясь добыть таким образом умную мысль.
– Ворота нам открой, например, скажи напутственное слово, парней пристрожи, ишь, лезут на телегу! Их самих, жеребцов, впору в оглобли ставить!
Ланка обрадовалась и, все-таки вскарабкавшись на баулы с вещами, встала, пошатываясь на вершине этого кургана, и, упершись мягким сапожком в спины парней, начала гнать их с телеги, покрикивая, как на гусей:
– Ить, ить!!!
– Чего ить-то? – уперся наглый Сашко.
Маргоша протянула Ланке веточку, видимо для усиления воспитательного эффекта, и сестра стеганула ею воздух, для начала. Вместо обычного холодящего душу свиста воздух вдруг полыхнул белым и бабахнуло так, что у нас уши заложило, а парни добровольно залегли под телегу.
– Ить, ить отсюда, – прохрипела сестрица, косясь на ветку, а я только покачала головой.
– Шуточки у тебя, Марго, дурацкие.
– А я что? – пожала та плечами. – Смотрю – из мешочка прутик торчит…
И тут подал голос Пантерий:
– Ну, вы уже все? Развлеклись? Или мне самому пойти ворота открыть? – И кот свесил совсем не кошачью голову под телегу.
Глаза полыхнули бордовым, а раздвоенный язык облизал обе ноздри.
– Значит, так, теперь я главный, а то эти бестолковки с места не тронутся. Вы у нас, добры молодцы, значит, спите?
– Не-э, дядь Пантерий, – подскочил Сашко, бацнулся затылком о телегу и снова припал к земле. – Мы это, телегу осмотрели перед выездом.
– И что? – зевнул кот, выдыхая сноп огненных искр.
– Нормальная телега, – вылез и как ни в чем не бывало потопал к воротам Серьга.
Брюха привычно качнулась пару раз туда-сюда, пока раскормленное чрево не мотнуло ее вперед, сдвигая телегу с места. В этом и крылся главный секрет ее передвижения.
Пыльная дорога светилась бледненько, как Млечный Путь по осени. Было зябко, не пели птички, не гундосили комарики, только какой-то шальной комар-бражник, видимо не разглядев меня в темноте, ударился о мой лоб и свалился на подол, некрасиво разбросав крылья. Я сощелкнула его ногтем и услышала, как визжит Ланка, пытаясь что-то выцарапать у себя из-за шиворота.
Цепляясь коготками за мешки, Пантерий подполз ко мне поближе и прижался теплым боком.
– Хорошая нынче ночь. Новолунье, – жизнерадостно оповестил он нас, и мы все, как болванчики, задрали к небу головы, словно только сейчас заметили, что не видно ни зги. По небу ползли толстые, ватные облака, которые коверкали и переиначивали созвездия.
– В такую ночь, – своим бархатным, обволакивающим голосом завел Пантерий, – хорошо всякие страшные истории рассказывать. Хотите, я вам расскажу про покойницу Клушку?