Все-таки они взяли доспехи, потому что на этом настоял Гламрих. Так он расплатился за свое освобождение: он дал слово и не собирался его нарушать. Горен поблагодарил и обещал бережно относиться к доставшейся ему драгоценности. Хотя, судя по его лицу, больше всего ему хотелось выкинуть их.

Они распределили ношу между собой, и каждый положил в дорожную сумку часть доспехов. Нагрудник Горен привязал к щиту. Звездный Блеск и молодой шейкан попрощались со старым воином и покинули зал, чтобы дать Бульдру возможность наедине обменяться парой слов со столь почтенным представителем его народа.

Благодарный Бульдр тут же этим воспользовался. Когда он наконец попрощался и собрался уходить, Гламрих его остановил:

— Ты завел опасную дружбу, Бульдр. В этом молодом человеке дремлет огромная мощь, укротить которую он не в состоянии. Однажды она вырвется наружу и уничтожит его, в лучшем случае только его одного. Присматривай за ним, если отправишься с ним дальше, и будь бдителен, потому что он непредсказуем.

Обратный путь проходил большей частью в молчании, если не считать грохота доспехов, которые, раскачиваясь, стучали по щиту Горена, постоянно напоминая о том, что все вышло не так, как он рассчитывал.

Бульдр шел впереди, в руках у него была карта, на которой Гламрих отметил самую короткую дорогу, так что им больше не пришлось плутать по лабиринту. Обратно они доберутся, по крайней мере, в два раза быстрее. Но это было единственным утешением.

Каждый погрузился в собственные мысли и рассуждения о том, что будет дальше.

Горен расстроился из-за доспехов, но опускать из-за них руки не собирался. Не исключено, что достаточно завладеть колдовской книгой. Все равно он будет бороться с Раитом! Ведь у него в запасе остаются щит дракона и кинжал Малакея, которые сослужили хорошую службу здесь, внизу, и, следовательно, совершенно бесполезными не являются.

И есть еще кое-что, сам знаешь.

Горен невольно потер грудь. Он не хотел позволять своим мыслям двигаться в этом направлении, но у него не получалось.

— Может быть, ты и не хочешь магии, — сказал ему как-то Ур, — но она хочет тебя.

Это было пагубным наследием шейканов: предок, душа которого заключена в нем, и отец, магические силы которого частично перешли к нему. Но Горен боялся той гремучей смеси, которая получилась из этого союза. Он выбрал Свет, а то опасное, что дремало в нем, тяготело к Тьме. Если он когда-нибудь осмелится использовать эту силу, она может повернуться не той стороной. Возможно, благие помыслы окажутся злом. Да и сам он превратится в другого, станет вторым Руоримом или — того хуже — возродившимся Малакеем, душа которого пробудится опять…

— Ты носишь в себе Materia Prima, — рассказывал ему Ур. — И если с ее помощью Малакей, не умея с ней обращаться, сеял зло и жестокость, то ты способен направить ее на добро, если будешь действовать после зрелых размышлений.

Но касаются ли его слова черного мага, поклонника темных искусств? Горен ведь даже не получил нормального магического образования. Раит превосходит его не только знаниями, но и многовековым опытом.

Несмотря на бурлившие в нем сомнения, он неуклонно приближался к Клинку Аонира. Горен знал, что обратного пути для него больше не существует. Наверное, вперед его толкала кипящая в нем кровь дракона.

— Почему бы тебе не полететь самому? — мрачно спросил Горен, когда Ур в очередной раз напомнил ему о его предназначении.

— Я там, — ответил дракон. — Потому что я в тебе.

«Еще один, — с горьким сарказмом подумал Горен. — Это все, из чего я состою? Из ошметков чужих тел? Неужели я — коллекция различных магических течений и сил, которые пытаются использовать меня ради собственных целей? Не поэтому ли убежала моя мама, пытаясь дать мне возможность вести нормальную жизнь? Но она не была в этом полностью уверена, иначе почему она с самого начала воспитывала меня воином и муштровала, чтобы я не оказался совершенно неподготовленным к предстоящим испытаниям?»

Горен чувствовал, что щит и доспехи на его спине становятся тяжелее. Груз, пригибающий к земле и его, и все, что находится у него внутри.

«Кто я?» — спросил он себя.

И осмелился взглянуть на Звездный Блеск, которая молча шла рядом, погруженная в свои мысли. Она полукровка, которая не смогла полностью принять ни тот, ни другой мир. Она тоже находится в поиске своей сущности, потому что до сих пор не решила, считать себя норканом или человеком. Но ее не так сильно, как Горена, разрывают таящиеся внутри противоречия. Ей слишком рано пришлось научиться стоять на собственных ногах и бороться за жизнь. Это укрепило ее волю и самосознание. Дало ей силы, которые не позволили ее сломать. Возможно, Звездный Блеск не знает, с какой она стороны, но она хоть знает, как поступать.

А вот Горен не знал. Он не мог оценить, его это мысли или же это мысли, навеянные его наследством. Он не знал, самостоятельно ли принимает решения или же послушно выполняет чужую волю. Вдруг он просто сосуд, жалкие личные мыслишки которого служат только для того, чтобы передвигать тело, питать его и закалять? Неужели это и есть его собственное «я»? Существует ли оно вообще?

Иногда он спрашивал себя, почему его тянет к девушке по имени Звездный Блеск, что он чувствует к ней на самом деле. Может, это всего-навсего притягательная сила ее магии, которая дополняет магию самого Горена?

Однажды Горен уже полюбил, и любимая растоптала его сердце, но тогда все было по-другому: юношеская страсть, выросшая из первых признаков взросления и физического влечения.

К эльфийке он относился совершенно по-иному. Он смотрел на нее другими глазами и не мог объяснить, что с ним происходит. И все равно хотел постоянно быть рядом с ней, ему казалось, что она стала чуть ли не его частью, несмотря на всю робость и зажатость, которые в нем просыпались, когда она смотрела на него по-особенному. Он считал, что не дорос до нее. А она, казалось, молча упрекает его за то, что он такой, как есть, и не допускала их сближения. Хотя не исключено, что ее неспособность переносить близость мужчины связана с ужасами ее прошлого.

«Вот как оно получилось, — уныло размышлял Горен. — Вместо того чтобы готовиться к битве с магом Альянса, я размышляю о своих чувствах к темной эльфийке, которая нисколько мной не интересуется. Я, как всегда, бегу от настоящих проблем, чтобы не оказаться с ними лицом к лицу».

Он чуть не налетел на Бульдра, который остановился и смотрел на него добрыми глазами.

— Бульдр, а тебя хоть когда-нибудь мучают сомнения? — неожиданно спросил Горен.

Рыжеволосый гном улыбнулся:

— Никому не чужды сомнения, мальчик. Даже Гламриху, сотню лет проведшему в кандалах, потому что доверился другу. Даже твоему отцу, который не может тебя понять. И даже Раиту. — Он сжал руку Горена. — Я сделаю все для меня доступное, чтобы поддержать тебя, Горен. В крайнем случае, дотащу до Клинка Аонира, но взять на себя все я, естественно, не смогу. Есть вещи, которые подвластны только тебе.

— А я в этом совсем не уверен, — возразил Горен.

— Ты боишься Раита?

— Нет. Но я боюсь…

Бульдр недоуменно приподнял брови. Горен продолжал:

— …боюсь вас разочаровать.

— Ах, и это все? — Бульдр добродушно усмехнулся: — Знаешь, Горен, я думаю, это самое легкое из всех препятствий. Наверное, в детстве твоя мама слишком на тебя давила, и ты постоянно старался ей понравиться и добиться ее признания. Но, дружище, так поступать совсем не обязательно. Мы ценим и уважаем тебя таким, каков ты есть! И если мы связываем с тобой наши ожидания, то лишь потому, что уважаем тебя сверх всякой меры и хотим переложить ответственность на тебя. Просто верь в самого себя и не беспокойся о нас. Делай то, что велит тебе твоя совесть, а не то, чего ждем от тебя мы. Борьбу ведешь ты, а не мы! В общем, тебе ни к чему обращать на нас внимание.