– Нет. Но один из нас должен иметь ясную голову.

– Зачем?

– Чтобы мы… не могли…

Он изогнул брови, словно капризно заманивая ее.

– Поддаться страсти?

– Ну… да.

Это была их ежедневная ночная игра, в которой проявлялось их взаимное тяготение. Он флиртовал и уговаривал ее, в то время как она почти смягчалась, затем в панике убегала. Так что они не в состоянии были сдвинуться с той точки, где оказались.

– Разве я говорил, что хочу видеть вас сильной и сопротивляющейся мне?

– Нет.

– Тогда почему же вы сопротивляетесь?

– Мы не должны заниматься этим, – сообщила Эмили. – Это грех.

– По отношению к кому?

– Ко всем.

– Но не ко мне, а я самый главный человек. – Он оценивающе смотрел на нее, его сердце громко билось от возбуждения и предвкушения. – Отдайтесь мне, Эмили. Вы хотите этого так же, как и я.

– Как я могу хотеть этого, – спросила она, – когда не имею ни малейшего представления о том, что вы намерены делать?

– Это знает ваше тело. Дайте мне показать вам, в чем вы так нуждаетесь.

Хотя Уинчестер продолжал свои уговоры, он и сам толком не знал, к чему стремится. Она была благородной леди, с которой он не осмелился бы вести любовные игры, если не имел в виду брак, а об этом он и не думал. Настраивался ли он на то, чтобы разрушить ее репутацию?

Прямой ответ был – нет.

Хотя Майкл имел ужасную репутацию в Лондоне, он никогда не развлекался с невинными девушками. Вокруг всегда вертелось много хитрых, расчетливых куртизанок, которые за деньги готовы были выполнить любой его каприз, так что не было нужды вызывать скандал, который неизбежно возникнет, если он задумает развлечься не с той особой женского пола.

Граф не мог решить, что было бы наилучшим выходом, но не собирался выпустить ее из своих объятий, поэтому поцеловал. Эмили была так шокирована, что не смогла возразить, и он воспользовался этим. Их губы слились, ее нежное дыхание касалось его щеки, а язык Майкла проник глубоко ей в рот. Сначала она была ошарашена этим интимным контактом, но когда он обнял ее, она стряхнула с себя оцепенение и присоединилась к объятиям, целуя его с удовольствием и наслаждением, каких он и представить не мог.

Момент был волнующим и эротическим. Мгновенно ему захотелось получить больше, чем она могла даровать ему. Его захватил нелепый водоворот страстного желания обрести дружбу, способность заботиться, общаться – ну и секс тоже. Секс с ней, который возбуждал так, что он и представить не мог, на что он будет похож.

Почему его так тянуло к ней? С каждой минутой исходящая от нее волшебная аура окутывала его все сильнее. Почему он не в состоянии обуздать свою безрассудную страсть? Девушка возбуждала его сверх меры, и он был переполнен ощущением, что физическая связь с ней принесет ему мир и утешение, которые он искал, сам не понимая того.

С ней все казалось возможным и достижимым. Даже удовлетворение. Даже счастье.

Он отодвинулся от Эмили, и она взглянула на него, обеспокоенная его реакцией.

– Вы всегда толкаете меня дальше, чем я намеревалась пойти, – пропела она. – Почему я позволяю вам это?

– Я уже сказал вам: вы готовы к удовольствию, которое я могу вам доставить. Тщетно сражаться с искушением.

– Но вы обещали, что не будете заигрывать со мной.

– Подозреваю, я лгал.

– Ложь – это черта, которой вы славитесь?

– Не всегда.

– Возможно, за исключением ваших любовных побед?

– Возможно, – согласился он.

– У меня сложилось впечатление, что вы скажете что угодно, лишь бы получить то, чего желаете.

– Потому что я, грубо говоря, – скотина?

– Именно это меня и беспокоит.

– Разве у вас есть сомнение относительно моих подлых намерений?

– Нет, но я – оптимистка, – сообщила Эмили. – И продолжаю надеяться, что ваше поведение станет лучше.

– Не будьте столь оптимистичны, – предупредил граф. – Я буду постоянно разочаровывать вас.

– Вряд ли. Я куда более высокого мнения о вас, чем вы о себе.

– Правда?

– Да.

От известия, что она весьма высокого мнения о нем, его сердце застучало, как у простофили. Ему отчаянно захотелось, чтобы она видела его таким, каким он желал стать.

– Как мне сохранить эту волну доверия?

– Мы можем начать с того, что вы не будете лгать мне. Я всегда могу сказать, когда вы это делаете.

– Можете? Как?

– Вы выглядите таким виноватым, – заявила девушка.

– Должно быть, я разучился скрывать свои мысли.

– Вообще-то вы делаете это весьма искусно, но когда речь идет о вас, у меня, непонятно почему, появляется второе чувство.

Этому существовало много убедительных объяснений. Он мог бы говорить о сексуальном магнетизме, когда не было причины апеллировать к здравому смыслу, или о том, как таинственно работает вселенная и некоторые вещи неизбежно должны случаться. Но если бы он понес этот бред, он проявил бы себя безумным романтиком, который верит в такую глупость, как любовь с первого взгляда, что он категорически отрицал. Страсть и неуправляемая пылкость погубили его семью, поэтому он будет разоблачать их власть на каждом шагу. Он не будет таким идиотом, чтобы вообразить, что влюбился в Эмили Барнетт.

Майкл остановился на самом простом объяснении.

– Это случается, потому что вы сходите с ума по мне.

– Вы слишком тщеславны.

– Быть тщеславным и говорить правду отнюдь не взаимоисключающие вещи.

– Вы настолько самодовольны, что полагаете, будто каждая женщина поражена вашей приятной внешностью?

– Само собой, – ответил граф.

– Тогда, предполагаю, вы считаете, будто каждая женщина в Лондоне умирает от желания устроиться на этой софе и быть осыпанной вашими поцелуями?

– А что может быть более возбуждающим?

– Вы не должны продолжать приставать ко мне, – рассерженно заявила Эмили.

– А почему?

– Потому, что это… это… невыносимо.

– Невыносимо?

– Это заставляет меня мечтать о других отношениях с вами, но я не могу забыть, что я – гувернантка.

– Вы гораздо больше, чем просто моя служащая.

– Нет, это не так.

Ему очень хотелось сообщить ей, сколь значительное место, неожиданно для него самого, она заняла в его жизни, но он не находил слов для этого. Да, она была гувернанткой в его доме, но она становилась другом, доверенным лицом и советчицей, а теперь он обретет в ней и любовницу. Никакой другой выход не казался вероятным и приемлемым.

Не в его натуре было отказывать себе в чем-либо, и он желал ее больше, чем кого-то еще за долгий-долгий период времени, и в то же время ему ненавистно было вообразить себя соблазняющим ее, словно стареющий распутник. Это была такая тривиальная, жалостная история: владелец имения навязывает себя ничего не подозревающей девице.

Можно ли было простить его вожделение? Когда его моральное состояние опустилось до такого недостойного уровня?

– Но я же просто целую вас, Эмили, – заспорил граф, хотя желал гораздо большего. – В этом нет ничего дурного.

– Для вас, заядлого распутника?

– И для вас, моя маленькая прелесть. – Она насупилась, и у нее вырвалось:

– Вы хоть представляете, как я наслаждаюсь, находясь вот так с вами? Или с каким волнением я жду, чтобы вы снова поцеловали меня?

Итак… она изнемогает, не так ли?

Он засмеялся:

– Вы настоящая шлюшка.

Она ударила его по плечу:

– Не издевайтесь надо мной.

– Я вовсе не издеваюсь.

– Вы считаете, что я распущенная.

Он удивился тому, что она так неправильно истолковала его слова.

– Вы не правы. Я думаю, что вы очень славная. Слишком славная для такого, как я.

– Так тяжело находиться здесь, в вашем доме, быть рядом с вами и… и….

Он заставил ее замолчать, положив ей на губы указательный палец. Он не мог выносить ее сопротивление, во всяком случае, тогда, когда осознавал, сколь ужасно было бы перейти границы приличия. Она легко может лишить его мужества, и тогда он не удержится от неверного шага.