Порывшись за пазухой, Вождь достал очередной амулет-флакончик:

– Заместитель министра, ко мне!

Подошел тучный плешивый старик:

– Я к вашим услугам, повелитель.

– Надень. Как только закончите зарядку, свяжись со мной.

И вот спустя трое суток спящего на троне владыку разбудил шепот из амулета. Говорил толстый колдун:

– Вождь… Ваше величество…

– Да! – встрепенулся Дункельонкель.

– Вундерваффе полностью готово.

– Отлично, выкатывайте на поверхность и действуйте по плану. Настало время заставить глупых врагов трепетать. Они склонят головы перед нашей мощью. Спасибо, новый министр.

Глава Доцланда услышал тихое женское «Ах!», но решил, почудилось.

Он встал с трона, обошел карту-кристалл. Приблизился к большому хрустальному шару. Погладил холодную поверхность. Как всегда, магический хрусталь ожил: вокруг ладоней колдуна закружились красные искры, из глубины шара поднялись сумасшедшие завихрения, а потом внутри волшебного предмета возникло лицо – пародия на Дункельонкеля.

– Говорить с драконами, – промолвил черный чародей.

Изо рта и глаз лица ударил канареечно-желтый свет, и Вождь осознал, что стоит на одной из древних плит арены драконьего совета старейших.

Двенадцать почтенных ящеров уставились на эфемерную фигуру человека в белом. Она была полупрозрачной, но вполне реальной. Дункельонкель славился любовью к спецэффектам.

– Вы отлично представляете, кто я. А я знаю, что неестественное потепление – ваших лап дело, – сказал колдун.

Драконы молчали.

– Потепление прекратится сейчас же. Более того, начнется похолодание. Вы кровно заинтересованы в таком изменении погоды. И знаете почему?

– Говори, – произнес Гроссешланге.

– К выгребной яме, в которой вы живете, – Дункельонкель широко махнул, указывая на округу, – проложена моя дорога. По ней медленно, но неотвратимо катится подарочек. Он прибудет к краю меньше чем через сутки. Когда кончатся рельсы, капсула свалится на ваши зеленые головы и взорвется. Согласно моим расчетам, долина полностью выгорит. Вы погибнете.

Гроссешланге презрительно фыркнул:

– Твои расчеты неверны. Ты погубишь не только нас, но и весь этот мир. Долина уравновешивает потоки. Ты разрушишь ткань сущего.

– Ребята, я вам удивляюсь, – рассмеялся колдун. – Даже перед лицом гибели вы болтаете выспренно, как в дешевом вертепе. Взорву ли я вас или вообще все, мне не интересно. Я же не собираюсь этого делать. Вам нужно лишь выполнить мою волю. А дурачкам из незавоеванных королевств – сдаться. Иначе – катастрофа, не так ли? Решайте, почтенные.

Дункельонкель отвесил издевательский поклон и растворился в воздухе.

Утро Коли Лавочкина началось с долгой побудки. Наверное, займись подъемом прапорщик Дубовых, парень вскочил бы, как миленький. Добрая Грюне трясла его трижды. Солдат открывал глаза, бурчал дежурное: «Я сейчас» – и проваливался в дрему.

– Рядовой Лавочкин, хватит сурком прикидываться, – услышал он голос Полкового Знамени. – Смелей вперед, труба зовет. Нынче решающий день. Ты изрядно меня истрепал: дырки колол, мочил, дергал по пустякам, но даже я в состоянии полной боевой готовности, а ты кемаришь. Так можно и войну проспать, и домой не вернуться. А от тебя, милый друг, сейчас зависит не одна судьба. Короче…

– Подъем!!! – заорал прапорщик Дубовых, и Коля мухой вылетел из теплой постели.

Палваныч переключился на хранительницу:

– Эх, Груня, триста лет, а мозга нет, язви тебя… Кто ж так подъем командует? Лавочкин, пять минут на прощание с гражданской фрау – и на позиции. Вот тебе красная палка типа древко.

Дубовых вышел из шатра.

Не говоря ни слова, Грюне прильнула к рядовому, поцеловала, и он проснулся окончательно.

Парень хотел облачиться в российскую форму, но, подумав, выбрал местную. Аккуратно надел Знамя на древко. Привычно повесил мешок за плечи.

– Ну, ни пуха.

На глаза хранительницы навернулись две жемчужные слезинки.

– Береги себя, рыцарь из сумасшедшего мира.

– Сами в дурдоме живете, – весело огрызнулся Коля, а потом посерьезнел. – Это ты себя береги. А мы со Знаменем да Молотом как-нибудь протянем.

Союзная армия уже была готова к бою.

Палваныч, дождавшись парня, зашагал к началу склона, поближе к передовой. Лавочкина с алым полотнищем на древке и огромным камнем на левом плече воины встретили громким «Ура!».

Утро выдалось морозным, лицо стегал пронизывающий северный ветер. Внизу царил штиль. Заставу и забор, разделяющий Наменлос и Вальденрайх, скрывал неестественно плотный туман.

– По данным Хельгуши, завеса – работа вражеского колдовского личного состава, – сказал Дубовых, поправляя автомат.

– А где графиня?

– С прочими волшебниками. Решают задачи ПВО. Интересно, зачем противник туман напустил?

– На психику давят, – предположил солдат.

– Коленки-то, небось, трясутся?

– Есть немножко, – признался Лавочкин.

– Это нормально. Но мы с тобой – российские солдаты, а не школьницы беременные! – Дубовых испытывал очередной приступ красноречия, и парню оставалось лишь удивляться оборотам Палванычевой речи. – Если собрать всю волю русского человека в кулак, то, знаешь, какое там давление будет? Мегапаскали, блин! Так что выше нос, Хейердалов хрящ!

– Есть!

– Во-во, поесть бы… – пробормотал командир, очевидно испытывая не меньший мандраж. – А то из гастрономии одно предвкушение, понимаешь, битвы. А предвкушением, доложу я тебе, сыт не будешь.

Оба посмотрели вперед, туда, откуда попрет противник. В тумане появилась колышущаяся темная полоса, и спустя пару минут Лавочкин и Дубовых различили плотные ряды гомункулусов. По округе разнесся командирский вопль, и чурбаны остановились.

Палваныч толкнул солдата в плечо:

– Вон твои сыночки-то…

– Клоны, товарищ прапорщик, – поправил Коля.

– Ну, клоны. Монохренственно. Они вчера будто сбрендили на правом фланге и полезли в бой. А там их встретили вальденрайхские хлопцы.

– И что?

– Что-что? Ухлопали… – Дубовых заржал и тут же нахмурился. – Важно другое. Пока был переполох, кто-то пробрался к шатру короля Томаса, перебил караул и уничтожил Барабан Власти.

– Уничтожил?!

– Да, рядовой… Ну и крепко же ты дрых. Бабахнуло так, что шатер разорвало. Кстати, подлеца-лазутчика тоже. В клочья. Этот твой Тилль сказал, мол, вещь проткнул шпион. Специализированной волшебной булавкой типа «игла». Внутренняя сила артефакта нашла выход – и шарахнуло.

Ни Коля, ни Палваныч не знали: это Адольф выполнил операцию «Разрыв». По обыкновению, Дункельонкель не рассказал ему об истинном значении названия акции, и до самой кончины громила не подозревал, что разорвет именно его.

– А вот и колдун, легок на поминки, – прапорщик хмыкнул.

По первому ряду обороны неторопливо топал Всезнайгель. Он то и дело останавливался, что-то говорил бойцам и раздавал им камни. Наконец, дошел до россиян.

– Время собирать, подставляйте ладони, господа, – сказал Тилль. – А разбрасывать будете, когда встретитесь с адской машиной противника. Это амулеты. Они уничтожают магические запасники. Кидаем за башню, в заднюю часть. Бросили и сразу падайте. А то убьет.

– Не учи подрывника, – ответил Палваныч. – Хотя камнями по танкам я еще не пулял.

Колдун отправился дальше, а на передовую вышли Томас, Альбрехт и Шроттмахер.

– Соратники! – крикнул Бесфамиллюр войску. – Утром вражеский парламентер принес гнусный ультиматум. Дункельонкель, этот преступник и смутьян, угрожает нам каким-то сверхмощным оружием. Он грозится уничтожить Драконью долину, если мы не сложим оружие. Потом он якобы сметет с лица земли и нас. Подчинитесь, пишет он, и я вас помилую. Братья! Мы смеемся над сумасбродным колдунишкой!

Бойцы засмеялись, принялись стучать оружием о щиты.

– Я бы так не радовался, – услышал Коля слова Всезнайгеля, спешащего к королям и графу.