Ленскидзуки, будучи не в силах держать себя в руках, ночь перед боем провел в поэтических метаньях, написав восхитительную поэму, начинавшуюся словами:
Паду ли я,
Сраженный сюрикеном,
Иль мимо просвистит он, и ага…
Опытный мастер Онегаси лег спать и даже опоздал к началу схватки. Но оба юноши свято чтили боевой кодекс, и поединок состоялся.
Вот какую танка сложил секундант Онегаси после боя:
Наотмашь остановил вчерашнего друга
Скорбящий о тяготах бусидо Онегаси-сан
Недрогнувшей рукой. Вжик-плюх!
Солнцеподобный Микадо не одобрял поединков, и Онегаси пришлось покинуть свою усадьбу. Татьяши долго плакала, желая найти любимого, но наконец родители выгодно выдали ее замуж за имперского генерала Старпердзуки, который и забрал молодую жену в столицу.
Евгеюка вернулся ко двору через несколько долгих лет. Он увидел и узнал Татьяши. О, небожители! Это была совсем не прежняя ранимая и хрупкая девушка из провинции. Перед глазами Онегаси предстала знатная особа, приближенная к приближенному к императору. Величие и красота вели Татьяши по главному залу… Да, думал Евгеюка, сакура расцвела…
Расцвела и любовь Онегаси. Он понял, что тогда, в усадьбе Ларинада, сердце его было слепо.
В пламенном письме Евгеюка молит о счастье:
Я был лохом крестьянским,
Тупым ремесленником
И дождевым червем, приди, приди…
Чтящая кодекс гейш Татьяши ответила Онегаси отказом:
Увольте, Онегаси! Это я тогда моложе
и лучше качеством была. Другому отдана.
Ему храню я верность. Хоть ноги заплетаются его.
Письмо заканчивалось традиционным в таких случаях японским иероглифом: «Отлезь, козел!»
Темнее тучи стал Евгеюка. Удалился он к подножию величавой Фудзи, храня печаль, и совершил харакири. Лист пергамента оставил нам предсмертную хокку Евгеюки Онегаси:
Гоп-стоп! Я ухожу на берега Небесной Реки,
Туда, где будем все мы. Каяться мне поздно.
Смотрю на эти звезды и кусунгобу в брюхо получаю.
Весть об уходе Онегаси из жизни черным ястребом донеслась до Татьяши. Поняла она, что Евгеюка смыл своей кровью позор, который нанесла ему ее холодность. Горько заплакала Татьяши и предалась дзигай путем удара в сердце острым кайкэном, начертав прощальное:
Любви не сохранив, живу теперь, как самка.
Ах, почему же люди не летают? Я – чайка!
Так не доставайся же я никому!
Муж Татьяши понял, что сердце жены говорило не о нем, и бросился со скалы в море. К сожалению, старик не был искушен в поэзии, посему последние свои строки написал почти прозой:
Еще вчера у пагоды нарядный рикша ждал.
Пышнее свадьбы не было в помине.
Невеста краше всех. Была. А ныне быть? – Не быть!
Так заканчивается эта печальная, как вопрос о спорных островах, история. Ничтожнейший из смертных, рассказчик смиренно откланивается и идет делать харакири.
Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть Онегаси и Татьяши.
Прости-прощай, Япония-мамаша.
Концовку рассказа Лавочкина заглушили громкие рыдания Грюне.
Она спрятала лицо в ладонях. К ее ногам сыпались огромные жемчужины.
Ларс принялся суетливо собирать их в свою зеленую шляпу.
– Ничего себе, – проговорил Филипп. – Таких больших слез у нее никогда не было… Даже после моих песен.
– Как можно, Николас? – задыхаясь и всхлипывая, спросила девушка. – Как можно было так жестоко испортить красивую историю? Я же чувствую, твой рассказ – наглое издевательство над чем-то светлым!
Коле стало стыдно.
Глава 15.
Краткое содержание, или Палваныч с тоником
За месяц, пока Коля водил хороводы, произошли серьезные изменения.
Морозы отступили, и Черное королевство продолжило захват Дробенланда. Нельзя сказать, что война была для слуг Дункельонкеля легкой прогулкой. Сперва местные, вдохновленные подвигом Пауля, набрались смелости и в нескольких мелких поместьях дали оккупантам бой. Однако гомункулусы второй армии не раскисали. К тому же теперь вместе с войском чурбанов действовали маги.
Сопротивление захлебнулось.
Бароны Косолаппен и Лобенроген потерпели сокрушительное поражение. Без огневой поддержки Палваныча их ополчение было слишком слабым. Лобенроген бежал в Дриттенкенихрайх, а упрямый Косолаппен ушел в леса, где возглавил небольшой партизанский отряд.
Военная машина Доцланда без ощутимых потерь достигла границ Дриттенкенихрайха. В государстве трех монархов армия Дункельонкеля не встретила ни малейшего противодействия.
Нужно вернуться к событиям, последовавшим за встречей королей и бомбежкой Наменлоса. В тот день, когда монархи обвинили Тилля Всезнайгеля в предательстве, колдун отбыл с Рамштайнтом в Пикельбург. Сами Томас, Альбрехт и Генрих вернулись к переговорам и постановили: отныне Наменлос, Труппенплац и Вальденрайх – союзники.
Дриттенкенихрайх был обречен на захват, ведь новоиспеченный союз не жаловал ни Рамштайнта, ни забулдыгу Герхарда. Аустринкен-Андер-Брудершафт, прибывший на следующий день, был принят с королевскими почестями, накормлен и, к вящей радости, напоен, а наутро отправлен назад. Проворовавшаяся и вконец деградировавшая свита дриттенкенихрайхского монарха не рискнула поднять вопрос о взаимопомощи. Или даже не сочла нужным. Кто знает?
– Так умирают государства, – со вздохом резюмировал Томас Бесфамиллюр.
Спустя неделю в Дробенланде уже была выстроена властная машина, подчиненная Дункельонкелю. Маги и ведьмы, жившие в королевстве, с радостью присягнули на верность новому правителю. Жители Дробенланда никогда не жаловали колдовства, и теперь волшебники взяли реванш. Зерна доктрины Вождя и Учителя о перманентной магической революции упали на благодатную почву. Остальных местечковых наместников оккупанты назначили из толковых пейзан.
Генерала Баббельнъягда схватили. Дункельонкель в очередной раз продемонстрировал подданным, что ни один предатель не уйдет безнаказанным.
Затем войска Доцланда перешли границу с Дриттенкенихрайхом. Герхард не сумел организовать сопротивления и бежал в Вальденрайх, под крыло Генриха, а методы Рамштайнта, естественно, не предполагали открытого вооруженного противостояния. Невидимая армия преступников получила четкие инструкции действовать в стиле саботажа.
И первые диверсии не заставили себя долго ждать. Подразделения чурбанов то и дело оставались без продовольственных обозов. Начался планомерный отстрел мелких командиров. Какими бы разумными ни были гомункулусы следующего поколения, без десятников и сотников они превращались в сборище бестолочей.
Кто-то из мошенников выдумал наглую аферу. Умыкнув десятника, он переоделся в черную офицерскую форму и спровоцировал бой чурбанов друг с другом. Рецепт диверсии мгновенно разлетелся по «сарафанному радио», стычки гомункулуcов участились.
Доцландские маги, командиры и немногочисленные отряды, составленные из людей, сбились с ног, налаживая защиту тылов. Тем не менее армия Черного королевства захватила Пикельбург.
