Случалось, толпа чуть ли не выходила на площадь перед дворцом потребовать предъявить людям Николаса Могучего. В такие дни особо усиливались слухи, мол, героя зачем-то пленил король. Тогда наменлосский правитель всерьез раздумывал: а не выкрасть ли из войска Черного королевства гомункулуса, чтобы показывать волнующейся публике?

Генрих Вальденрайхский же предпочел вычеркнуть из памяти Николаса Могучего. Придворного волшебника монарх забыть не мог, однако мнительность сделала свое дело – особый полк получил распоряжение арестовать Всезнайгеля, лишь он появится в Стольноштадте.

Тилль домой не спешил. Он помогал Рамштайнту портить жизнь оккупантам Дриттенкенихрайха. Колдун не только дал массу ценных советов по организации диверсий, но и сам участвовал в нескольких особо болезненных «укусах».

По просьбе Всезнайгеля бандиты приволокли в подземелье фюзеляж деревянной птицы. Теперь волшебник получил возможность изучить устройство странной машины. Он быстро понял принцип действия самолета, докопался до источников энергии и осознал, что за капсулы распиханы по всему остову.

– Да, Рамштайнт, – сказал Тилль главе преступного мира, – Дункельонкель, конечно, гений, а вот крыша у него сдвинулась самым непоправимым образом…

А пока Всезнайгель разводил бурную деятельность под Пикельбургом, в Вальденрайх прибыл король Альбрехт. Он приехал к другу Генриху за помощью. Труппенплацкие пограничники заметили перемещения армии Черного королевства у самых рубежей. Теперь войско Дункельонкеля было видно невооруженным взглядом. У Альбрехта не осталось никаких сомнений – со дня на день начнется агрессия.

В Стольноштадте его постигло жесточайшее разочарование. Генрих вероломно отказался выделить Труппенплацу военную помощь. Разумеется, формально союз остался в силе.

– Какое прискорбное стечение обстоятельств! – с театральным пафосом воскликнул вальденрайхский монарх. – Наша армия будет готова к походу лишь через две недели. Увы, равновеликий друг мой, нас подкачало снабжение! В жесточайшие дни мороза померзли скотина и припасы, часть войска заболела, а большинство новых солдат только заканчивает обучение. Держись, и наши войска поспешат к тебе по мере готовности.

Альбрехт будто лом проглотил. Значит, в скудном умишке Генриха здравый смысл победило презрение к королю-циркачу… Сбылись опасения.

– Ты послал весточку Томасу? – со слащавым участием спросил глава Вальденрайха.

– Да, – сухо ответил Альбрехт.

Солдаты Наменлоса, даже выйди они сразу после того, как Бесфамиллюр получит письмо, прибудут к границам Черного королевства как раз через пару недель. Так называемые союзники бросили Труппенплац на произвол судьбы.

Альбрехт встал, одернул мундир и ушел, не прощаясь с Генрихом.

Сани тряслись по дороге, бодро топали лошадки, прапорщик Дубовых правил, остальные спали.

– Ух ты, глянь-ка, рядовой! – Палваныч толкнул Колю в бок. – Президентский кортеж, не иначе.

Лавочкин продрал глаза.

Дорога сбегала с большого холма. Сверху, навстречу скромным дровням, стыренным прапорщиком, двигалась огромная карета на полозьях. Ее везла четверка вороных. Два десятка стражников на черных конях окружали карету, не нарушая строя. Солдат не представлял, как им это удавалось на зимнем распутье.

– Интересно, кто это? – проговорил парень.

– А мне интересно, как мы разъедемся, – буркнул Палваныч. – Чем ты вообще, блин, думаешь?

Дубовых стал искать местечко, куда бы приткнуться, чтобы пропустить роскошную процессию.

От кортежа отделились два всадника, быстро доскакали до саней.

– Стой! – приказал правый, обнажая меч.

– Ножик спрячь! – рявкнул прапорщик.

Коля решил, что Палваныч слегка погорячился, ответив опричникам столь нагло. Ведь ясно – в карете едет не купчишка, а очень важная персона. Единственно, мигалки нет на крыше.

Прапорщик задним числом и сам сдрейфил, но виду не подал. Не в его правилах отступать.

Грюне и музыканты всполошились, разбуженные Палванычевым покриком.

Стражник, не привыкший к неподчинению, отвесил челюсть.

Лавочкин все же рискнул предупредить командира:

– Товарищ прапорщик, вы поосторожнее, в целом-то. – Парень незаметно для себя подстроился под манеру речи Палваныча. – Вон их сколько, Хейердалов откормленных. Ну и, опять же, меч.

– К черту меч, – заявил Дубовых.

Клинок тут же пропал из руки бойца, а кони заплясали и тревожно захрапели – Аршкопфа почуяли.

Стражники были полностью деморализованы.

– Кого везете? – грозно, как на допросе, рыкнул прапорщик.

– Его величество Альбрехта, – невольно проболтался горе-мечник.

– Знаем такого, – усмехнулся Палваныч.

– Да уж, – протянул Коля.

Он вспомнил: именно труппенплацкий монарх на встрече королей засыпал подозрениями его и Тилля. Ничего хорошего не стоило ждать и сейчас.

Тем временем карета приблизилась к саням. Процессия остановилась.

Богато одетый всадник – начальник стражи – сквозь зубы процедил незадачливой паре подчиненных:

– Я вас послал очистить дорогу, кажется…

– Но они, вашбродь… – мекнул разоруженный воин.

– Молчать! Где твой меч?

Дверь кареты отворилась, и на укатанный снег спрыгнул король Альбрехт. Зеленый мундир, зеркально вычищенные сапоги, горделивая осанка. Все тот же пятидесятилетний орел.

– Вы?! – произнес монарх.

– Так точно, – буркнул Палваныч.

Альбрехт потешно поежился, растирая ладони.

– Поговорим, – коротко бросил он и залез обратно в карету.

Дверь осталась открытой.

Лавочкин смекнул, что их ждут. Кивнул командиру, мол, пойдем.

Забрались внутрь. «Вот он где, подлинный гламур», – мысленно восхитился солдат, дивясь на обитые дорогой тканью стены, удобные диваны и столик. Карету освещали волшебные лампадки, декорированные под простые свечи. Жители Труппенплаца не жаловали магию и старались ее спрятать. Получалось смешно.

– Дверь закрывайте, холодно, – раздраженно проговорил король.

Он сидел, обложившись подушками, и барабанил пальцами по коленям. Рядом на краешке дивана притулился адъютант.

Коля захлопнул дверцу.

– Признаюсь сразу, я вам не доверяю, – рубанул Альбрехт. – Слишком неоднозначно выглядят ваши деяния. Но я, вероятно, романтик… Вдобавок нахожусь в чудовищном положении… Поклянитесь мне, что вы не на стороне Дункельонкеля.

Солдат и прапорщик поклялись.

– Отлично. – Король как бы умыл лицо, проведя по нему ладонями. – Никогда не думал, что я, человек сугубо рациональный, буду брать клятвы и верить им, как ребенок. Да, я рискну вам открыться. И пусть это не станет роковой ошибкой.

Палваныч засек на столе графин вина. Адъютант перехватил алчный взор прапорщика, ловко извлек откуда-то фужер и налил алчущему. Дубовых выпил.

Тем временем глава Труппенплаца продолжил:

– Проклятый Дункельонкель готовит вторжение. Судя по стянутым к нашей границе силам, сами мы не отобьемся. Вот-вот начнется война. Я еду от Генриха. И где этот хваленый союз? Где помощь?

Монарх рубанул кулаком по колену.

– Он отказал? – спросил Лавочкин.

– Считайте, что отказал. У него войска якобы не готовы. Ему, знаете ли, нужны две недели. Я же четко вижу – нет у меня этих двух недель. Счет идет на дни! Может, на часы…

Палваныч жестом затребовал еще вина. Получил. Выпил.

Адъютант поднял столешницу. Там обнаружилась батарея из графинов, наполненных вином.

Дубовых восхищенно охнул, откинулся на спинку дивана, довольно улыбаясь. Короля аж затрясло:

– Труппенплац гибнет, а вы хлещете мое вино и скалитесь, как на балаганном представлении!

– Я решу ваши проблемы, – безапелляционно заявил прапорщик. – Не бесплатно, конечно.

Коля недоуменно посмотрел на командира.

– Не пялься, рядовой. Автомат-то у нас есть? Я силой стратегического гения решил так. Нечего нам вместе на север таскаться за молотком или как он там. Ты давай дуй с Груней, а я прокачусь с товарищем королем на войну. Постреляю немного.