– Дорогой мой! — со слезами обратилась она к Цзинцзи. — Какую страшную смерть приняла я! Как я надеялась, что мы встретимся и будем вместе! Но ты не пришел, и жестокий У Сун лишил меня жизни. Меня не хотят принять и в царство тьмы. Белым днем я блуждаю, не находя пристанища, а темной ночью жажду испить хоть глоток воды[4]. Благодарю тебя за деньги. Но не пойман еще злодей, и тело мое лежит посреди улицы. Прошу тебя, ради прежней любви, купи гроб и погреби меня, чтобы не оставались и дальше останки мои над землею.

– Дорогая моя! — со слезами отвечал ей Цзинцзи. — Знаю, что следует предать тело земле. Да не узнала бы моя теща, эта бесчеловечная негодница. Она и без того преследует меня, а тут наверняка воспользуется случаем. Дорогая! Пойди-ка ты лучше в дом начальника гарнизона да попроси Чуньмэй. Пусть она похоронит твои останки.

– Я уж пыталась туда проникнуть, — отвечала Цзиньлянь, — но дух хранитель ворот меня не пустил. Путь преградил. Придется еще упрашивать.

Цзинцзи заплакал. Он хотел было привлечь ее к себе, но запах крови заставил его отпрянуть. Цзинцзи пробудился. То был лишь сон. Послышались удары. Пробили третью ночную стражу.

– Вот странно! — воскликнул он. — Я только что как наяву видел Цзиньлянь. Она жаловалась на судьбу, просила похоронить… Но когда же поймают У Суна?! Как мне тяжело!

Да,

Однако не станем говорить, как Цзинцзи справлялся насчет У Суна.

Прошло два с лишним месяца, а властям так и не удалось напасть на его след. Стало известно, что он ушел к разбойникам на гору Лян, о чем и доложили стражники и околоточные. Из управы пришел приказ, предписывающий тела убитых с улицы убрать и передать родственникам для погребения. Старуху Ван похоронил сын Ван Чао. Цзиньлянь же брать было некому.

Через два дня на третий Чуньмэй посылала Чжан Шэна с Ли Анем в управу узнать, не поймали ли убийцу, но те всякий раз возвращались ни с чем. Убитые по-прежнему лежали на улице, охраняемые стражей, и никто не решался к ним приблизиться.

Так настал Новый год. В первых числах Чуньмэй увидела сон. Откуда-то из мрака к ней явилась Цзиньлянь. Волосы ее были распущены. Вся она была в крови.

– Сестрица Пан[5]! — обратилась она к Чуньмэй. — Дорогая ты моя! Какую тяжкую смерть приняла я! Насилу к тебе пробралась. Меня дух хранитель ворот не хотел пропустить, окриками отгонял от дома. Скрылся мой убийца У Сун, а кости мои все еще лежат на улице непогребенные. Их обдувает ветер и омывает дождь, ходят по ним собаки и куры. Некому взять мои останки и предать земле. Нет у меня здесь ни единого близкого. Прошу тебя, если ты еще не забыла прошлое, когда мы жили с тобой, как мать с дочерью, купи мне гроб и похорони меня. Тогда в царстве тьмы я закрыла бы очи и уста свои.

Цзиньлянь горько зарыдала. Чуньмэй хотела было удержать ее и обо всем расспросить, но Цзиньлянь удалилась. Чуньмэй вздрогнула и проснулась. То был лишь сон. Глаза у нее стали влажны от слез. Недоумение не давало ей покоя.

На другой же день она позвала Чжан Шэна с Ли Анем и велела им узнать в управе насчет убиенных.

Слуги поклонились и удалились исполнять ее наказ. Немного погодя они вернулись и доложили:

– Убийца скрылся. Тела все это время оставались под стражей, но теперь пришел новый приказ. Родственникам велено их взять и похоронить. Старуху взял ее сын, а молодую женщину никто не берет, и она все еще лежит посреди улицы.

– В таком случае у меня к вам будет просьба, — сказала Чуньмэй. — Сделайте мне дело, если это вас не затруднит, а я вас щедро награжу.

Слуги опустились перед ней на колени.

– Зачем вы такие слова говорите, сударыня! — воскликнули они. — Вы замолвили бы за нас словцо перед господином, а большего нам не нужно. Мы для вас готовы в огонь и в воду.

Чуньмэй удалилась в спальню. Она вынесла оттуда десять лянов серебра и два куска полотна.

– Ведь эта женщина доводится мне сестрой, — пояснила она. — Была она замужем за Симэнь Цином, потом ушла из дому. И вот ее убил насильник. Вы только уж хозяину-то не говорите. На это серебро купите гроб, возьмите ее останки и предайте земле как полагается где-нибудь за городом в подходящем месте. Я вас щедро одарю.

– Дело несложное, — отвечали слуги. — Мы сейчас же пойдем.

– А что если нам с тобой в управе не разрешат взять останки? — спросил Ли Ань. — Надо, пожалуй, батюшкину визитную карточку показать в управе.

– Зачем нам визитная карточка! — возразил Чжан Шэн. — Скажем, наша госпожа доводится покойнице младшей сестрой, и никто в управе не решится перечить.

Они взяли серебро и зашли в сторожевое помещение.

– Наша молодая госпожа, должно быть, с убитой вместе у Симэня жила, — говорил Чжан Шэн Ли Аню. — Дружили, наверно. А то не стала бы о ней так беспокоиться. Как узнала о ее гибели, дня четыре проплакала, не пила, не ела. Батюшка ей и потешников-то звал, но и они не развлекли. А теперь, когда никто не берет убитую, кому как не ей о похоронах позаботиться. Сделаем все, как она просит, когда-нибудь нас перед хозяином поддержит. Глядишь, и над нами звезда счастья взойдет. Батюшка ей во всем потакает, к ее советам прислушивается. Она Старшую хозяйку и Вторую позади оставила.

С серебром они направились в уездную управу и подали письменную просьбу, в которой говорилось, что жена столичного воеводы Чжоу, будучи сестрою убитой женщины, просит отдать ей тело для погребения.

За шесть лянов слуги купили гроб, откопали засыпанное землею тело Цзиньлянь, вложили внутренности и пришили голову. Обрядив покойницу, они поместили ее в гроб как полагается.

– А похороним в обители Вечного блаженства за городом, где попечителем наш хозяин, — говорил Чжан Шэн. — Небось, место найдется. Земле предадим и хозяйке доложим.

Они наняли двух носильщиков. Гроб перенесли в монастырь Вечного блаженства.

– Это сестра младшей супруги вашего покровителя, — сказали они настоятелю. — Надо бы место выбрать для погребения.

Настоятель без промедления определил место за храмом под тополем, Там Цзиньлянь и была погребена.

Слуги доложили Чуньмэй:

– Гроб купили, обрядили и земле предали, сударыня. И вот еще четыре ляна осталось.

Они протянули хозяйке серебро.

– Сколько я вам хлопот задала! — говорила Чуньмэй. — По ляну на домашние расходы себе возьмите, а два ляна отдайте настоятелю Даоцзяню. Пусть сутры почитает, поможет душе усопшей переселиться на Небо.

Она вручила слугам большой кувшин вина, а также свиной и бараний окорока. Слуги, не решаясь принять серебро, опустились перед ней на колени.

– Если бы вы замолвили о нас доброе слово господину, — говорили они. — Мы же ничего особенного не сделали и не смеем брать серебро.

– Я рассержусь, если вы откажетесь от моей награды, — заявила Чуньмэй.

Чжан Шэну и Ли Аню ничего не оставалось, как отвесить земные поклоны.

Взяли они серебро и пошли в сторожевую пристройку, где устроили пир, во время которого на все лады расхваливали молодую хозяйку.

На другой день Чжан Шэн понес два ляна настоятелю. Чуньмэй прибавила еще пять цяней для возжигания жертвенных денег, но не о том пойдет речь.

А пока расскажем о Чэнь Дине. Забрал он всех домочадцев и имущество, поставил на повозку гроб и отправился из столицы в Цинхэ. Для отпевания и погребения хозяина заехали они в монастырь Вечного блаженства, где был установлен гроб.

Как только прослышал Цзинцзи о прибытии матери, о заезде ее в монастырь, где был оставлен гроб, он первым делом занялся разгрузкой багажа, а потом отвесил поклон родительнице.

– Что ж это ты нас не встретил? — спросила сына удивленная Чжан.

– Я себя плохо чувствовал, — оправдался Цзинцзи. — Да и дом не на кого было оставить.