– Есть еще хоть какая-нибудь надежда, наставник? – спрашивала Юэнян.

– Когда Белый тигр уже встал на дороге, а Дух Утраты готовит беду[30], ее не отвратит и бессмертный, от нее не избавит и сам Тайсуй – властитель лет Юпитер. Что установлено всемогущей природой, того не изменят ни духи, ни черти.

Стало ясно Юэнян, что Симэню нет спасения. Она отпустила прозорливца, наградив его куском холста, но не о том пойдет речь.

Да,

Видя, что ни мольба, ни гаданье не предвещают ничего доброго, Юэнян сильно встревожилась. Когда настал вечер, она зажгла во внутреннем дворе благовония и, обративши взор свой к небу, дала обет:

– Если поправится муж мой, – шептала она, – я три года подряд буду совершать восхождение на священную Великую гору Тай, буду чтить божественную Матушку[31] благовониями и одеяниями.

Мэн Юйлоу обреклась в седьмой, семнадцатый и двадцать седьмой дни каждой луны поститься и возносить молитву духам Северного Ковша – семизвездья Большой Медведицы. Только Пань Цзиньлянь и Ли Цзяоэр не давали никаких обетов.

Симэнь сознавал, как серьезно его состояние. Он то и дело терял сознание. И вот он увидел Хуа Цзысюя и У Чжи. Они стояли прямо перед ним и требовали вернуть долг. Симэнь утаил видение, но домашним не велел отходить от постели.

Пока не было рядом У Юэнян, он взял за руку Пань Цзиньлянь. Как тяжело ему было с ней расставаться.

– Искусительница ты моя! – проговорил он, и глаза его наполнились слезами. – Я умру, а вы, сестры, оставайтесь у дщицы души моей. Не расходитесь, прошу вас.

– Дорогой мой! – едва сдерживая рыдания, отозвалась Цзиньлянь. – Я бы рада остаться, да потерпят ли меня другие.

– Подожди, придет Старшая, я с ней поговорю.

Немного погодя вошла У Юэнян. У Симэня и Цзиньлянь были красные от слез глаза.

– Дорогой мой! – обратилась Юэнян. – Скажи мне, что у тебя на душе. Дай наказ. Ведь я жена твоя.

Симэнь Цин с трудом сдерживал рыдания.

– Вижу, не долго мне осталось, – говорил он, всхлипывая. – Мой завет короток. Если родится у тебя сын или пусть даже какая ни на есть дочь, берегите младенца, сестры. Живите вместе, не расходитесь кто куда, а то люди осудят. – Симэнь указал на Цзиньлянь и продолжал. – А сестрицу прости, если в чем не права была.

Симэнь умолк. По нежному, как персик, лицу Юэнян покатились жемчужины-слезы. Она больше не могла удерживаться и разрыдалась в голос.

– Не надо плакать, – увещевал ее Симэнь. – Послушай мое завещание. Оно выражено в романсе на мотив «Остановив коня, внимаю»:

Выслушала его Юэнян и отвечала так:

Отдав последний наказ У Юэнян, Симэнь позвал Чэнь Цзинцзи.

– Зятюшка! – обратился он к Цзинцзи, приблизившемуся к одру. – Когда есть сын, опираются на него, а нет – полагаются на зятя. Ты мне как сын родной. Если случится недоброе, похорони меня и о доме не забывай. Матушкам по хозяйству помогай, чтобы не давать повода для досужих разговоров. В атласной лавке, с капиталом в пятьдесят тысяч лянов серебра, есть доля свата Цяо. Ее надо будет закрыть. Но прежде приказчик Фу должен продать нашу часть товаров, а долю свата с прибылями вернуть владельцу. Лавку шерстяной пряжи, где торгует Бэнь Четвертый, с капиталом в шесть с половиной тысяч лянов, и шелковой пряжи, где старшим шурин У Второй, с капиталом в пять тысяч, как кончится товар, тоже закрой. Если Ли Чжи привезет контракт, откажись. Попроси дядю Ина, пусть подыщет другого кредитора. За Ли Чжи и Хуаном Четвертым долг в пятьсот лянов, не считая полутораста лянов процентов. Деньги с них вытребуй. Мне на похороны пойдут. С приказчиком Фу держите две лавки, что около дома, – закладную, с оборотом двадцать тысяч лянов, и лекарственных трав – пять тысяч. Как только вскроются реки, тебе надо будет встретить корабль из Сунцзяна. На нем Хань Даого и Лайбао должны доставить товару на четыре тысячи лянов. Товар продашь, а вырученное серебро передай матушкам на расходы. Уездный экзаменатор мне должен двести лянов, архивариус Хуа[33] – пятьдесят лянов, за городом лавочник Сюй Четвертый – с процентами триста сорок лянов. Их долговые расписки у меня хранятся. Слуг пошли, поторопи, если будет нужно, долг вернуть. Оба дома – напротив и на Львиной – продай, а то матушкам будет тяжело управляться.

Симэнь заплакал.

– Не волнуйся, батюшка, наказ ваш исполню, – отвечал Чэнь Цзинцзи.

Немного погодя навестить больного хозяина прибыли приказчики Фу и Гань, шурин У Второй, Бэнь Дичуань и Цуй Бэнь. И каждому из них Симэнь отдал распоряжение.

– Не беспокойся, батюшка, все будет исполнено, – отвечали приказчики.

Многие в этот день приходили навестить Симэня и, убедившись насколько он плох, тяжело вздыхали.

Прошло еще два дня. А Юэнян все лелеяла несбыточную надежду на выздоровление Симэня. Однако дни его были сочтены. На тридцать третьем году он должен был уйти из жизни. И вот двадцать первого дня первой луны в пятую ночную стражу его охватил сначала жар, потом озноб. Громко стоная и тяжело дыша, он кое-как дотянул до утра и, увы, испустил последнее дыхание.

Да,

Верно говорится в старинных афоризмах:

 Твори больше добра, но не копи богатств. Кто добро творит, тот прославится. Кто копит богатства, на себя накличет беду. Сильно разбогател Ши Чун, а от плахи не сумел уйти. С голоду умер Дэн Тун, и горы не помогли. А ныне еще хуже прежнего: нет в душе людской просветления. Кто добра накопил, того превозносят и хвалят. Кто добродетели жизнь посвятил, тот глупцом слывет и всеобщим посмешищем. Кто богатства скапливает несметные, того смерть застает без гроба.

И в самом деле, Симэнь скончался, а еще не был заготовлен гроб. Юэнян поспешно вызвала У Второго и Бэнь Дичуаня, достала из сундука четыре слитка серебра и велела присмотреть гробовые доски. Только они ушли, как у нее начались схватки. Она поторопилась в спальню, легла на кровать и потеряла сознание.