Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– План чудесный, мамаша, – заключил Симэнь. – Издавна говорят: хочешь радости вкусить, не пожалей труда. Эх, была не была! Не брался – сторонись, а взялся – доводи до конца.

– Ну и прекрасно! – поддержала старуха. Это и значит вырвать сорняк с корнем, чтобы ростков больше не давал. А скосишь, корни останутся, он весной опять полезет – не справишься. Идите, сударь, домой да принесите поскорее, что я вас прошу. А там я сама все госпоже объясню. Выйдет дело, вы должны будете меня щедро вознаградить.

– Разумеется, об этом не стоит беспокоиться, – заверил старуху Симэнь.

О том же говорят и стихи:

В одно слились и страсть, и грезы,
Готов на все влюбленный в розу.
Такое мыслимо ль, скажи:
Коварства жертвой пал У Чжи.

Так вот. Вскоре вернулся Симэнь и отдал старухе завернутый мышьяк.

– Я научу тебя, дорогая, как дать его мужу, – начала старая Ван, обратившись к Цзиньлянь. – Ведь просил он, чтобы ты выходила его, да? Вот ты этим и воспользуйся. Поухаживай за мужем, лаской ему польсти. А попросит лекарства, мышьяку и подмешай. Как проснется, смесь эту в рот ему и влей, а сама уходи. Подействует яд, начнут рваться внутренности, кричать будет, а ты его одеялом накрой, чтобы никто не услыхал. Как следует накрой, все углы подоткни, да заранее приготовь котел горячей воды и тряпку в нем прокипяти. Кровь у него хлынет отовсюду, губы станет кусать. А как кончится, одеяло снимешь и кровь натекшую тряпкой вытрешь, ну а потом – в гроб, вынос и сожжение. Все будет в порядке.

– Так-то оно так, – проговорила Цзиньлянь. – Только управлюсь ли одна с покойником-то?

– Об этом не волнуйся, – успокоила ее старуха. – Постучишь мне в стенку, я сейчас же приду.

– Ну, делайте как нужно, – сказал Симэнь, – а я до рассвета к вам загляну.

Он ушел, а старая сводня растерла мышьяк и передала его Цзиньлянь.

Она поднялась наверх проведать мужа. Он едва дышал. Казалось, вот-вот отойдет. Цзиньлянь села на кровать и притворилась будто плачет.

– Что ж ты плачешь? – спросил У Чжи.

– Каюсь. Совратил меня этот Симэнь. И надо ж было ему прямо под сердце угодить. Я хорошее снадобье разыскала, а купить не решилась. Еще сомневаться, думаю, будешь, принять откажешься.

– Если спасешь меня, все тебе прощу, забуду, что было. И У Суну не скажу. Иди, купи лекарство, помоги мне.

Цзиньлянь взяла несколько медяков и пошла к старухе, будто бы попросить ее сходить за лекарством, а вернувшись, показала порошок мужу.

– Вот средство от сердечной боли. Доктор велел выпить в полночь и накрыть тебя как следует одеялом, чтобы пропотел. Завтра встанешь.

– Вот и хорошо! – отозвался У Чжи. – Сколько тебе со мной хлопот! Ты уж сегодня не спи, дождись полночи.

– Спи спокойно, все сделаю.

Сгущались сумерки. Цзиньлянь зажгла лампу, приготовила котел кипятку, проварила в нем тряпку. Пробили третью стражу. Она всыпала мышьяк в чашку, налила белого отвару и пошла наверх.

– Где у тебя лекарство? – спросила она мужа.

– У подушки под циновкой. Дай поскорее.

Цзиньлянь приподняла подстилку, вылила яд в чашку и размешала головной шпилькой. Поддерживая одной рукой мужа, она другой поднесла ему смесь.

– Ух, какое противное! – промолвил У Чжи, отпив глоток.

– Разбирать не приходится. Лишь бы помогло.

У Чжи отпил еще глоток. Тогда Цзиньлянь влила ему в рот остальное, опустила его на подушку и поспешно слезла с кровати.

– У меня боль в животе! Ой, ой! Терпенья нет!–закричал он.

Цзиньлянь схватила два припасенных одеяла и с головой накрыла мужа.

– Мне душно! – простонал У Чжи.

– Доктор говорит, надо пропотеть, и тебе полегчает.

У Чжи хотел еще что-то сказать, но Цзиньлянь испугалась, что он начнет противиться, вскочила на постель и села на мужа верхом, крепко держа одеяла.

Да,

 Масло кипело в груди, огнем обжигало нутро. Будто шилом кололо в самое сердце, словно кто-то резал ножом живот. То бросало в озноб, потом хлынула кровь отовсюду. Крепко стиснул он зубы, к убиенным невинно[2] отлетала душа. Все во рту пересохло, душа расставалась со светом. В царстве теней стало одним отравленным больше, в мире же здешнем двое могли свободно отдаться любви.

У Чжи застонал. Его мучило удушье. Внутри будто все оборвалось, и он умер. Цзиньлянь сорвала с него одеяла. Он лежал, неподвижный, закусив губы. Темнели потеки крови. Цзиньлянь в испуге соскочила с кровати и застучала в стену. Услыхав стук, старая Ван приблизилась к задней двери и кашлянула. Цзиньлянь опустилась и открыла ей дверь.

– Кончился? – спросила вошедшая.

– Да. А у меня руки-ноги отнялись. Не знаю, что и делать.

– Ничего, я помогу.

Старуха засучила рукава, налила бадью кипятку, бросила туда тряпку и полезла наверх. Она свернула постель, первым делом протерла губы, потом смыла запекшуюся кровь и накрыла покойника. Они потихоньку, шаг за шагом, перенесли У Чжи вниз, положили на старую дверь, причесали покойника, одели, повязали головной повязкой, надели чулки и обули, накинули на лицо белый шелк и покрыли усопшего чистым одеялом. После этого они поднялись наверх и вымыли спальню. Старуха ушла, а Цзиньлянь принялась голосить, притворившись будто оплакивает кормильца.

Послушайте, дорогой читатель! Надобно сказать, что плачут женщины по-разному: одни громко рыдают и слезы льют, другие молча обливаются слезами, а третьи голосят без слез. Весь остаток ночи проголосила Цзиньлянь.

В пятую ночную стражу, до рассвета, к старухе Ван пришел Симэнь Цин. Сводня посвятила его во все подробности. Симэнь дал на гроб и похороны. Они позвали Цзиньлянь, чтобы посоветоваться с ней о дальнейшем.

– У Чжи умер, – сказала вошедшая Цзиньлянь, – и ты теперь единственная у меня опора. Во всем на тебя полагаюсь. Не бросай меня как старую головную повязку.

– Ну, что ты зря беспокоишься?

– А вдруг обманешь, тогда как?

– Обману, считай меня вторым У Чжи.

– Ну, хватит болтовней заниматься, – прервала их старуха. – Теперь главное – на рассвете в гроб положить. А что если у следователя подозрение возникнет, а? У них за главного Хэ Девятый. Человек опытный и осторожный. Возьмет да и не даст хоронить.

– А, ерунда! – засмеялся Симэнь. – Я с Хэ сам поговорю. Пусть только попробует против меня пойти!

– Тогда нечего мешкать, сударь, поскорее с ним договаривайтесь, – торопила старуха.

Симэнь Цин оставил старухе серебра на гроб, а сам отправился к Хэ Девятому.

Да,

Коснуться в силах кто светил сиянья?
Себя рождает мирозданье.

Если хотите узнать, что сказал Симэнь следователю Хэ и что случилось потом, приходите в другой раз.

Цаплю белую на снеге выдал взмах огромных крыл,
Попугай на ветке ивы криком сам себя открыл[3].
20
{"b":"100226","o":1}