– А ну, поцелуй-ка его, послушник маленький! – сказала Цзиньлянь.
Как ни странно, Гуаньгэ заулыбался и не спускал глаз с Цзинцзи. Тот без лишних слов взял малыша на руки и крепко расцеловал.
– Тебе что, жить надоело, а? – заругалась Цзиньлянь. – Кто ж ребенка в губы целует! Ишь схватил, даже прическу сбил.
– Что это ты говоришь! – шутил Цзинцзи. – Я-то знаю, кого целовать, не ошибусь.
Опасаясь, как бы служанка не услыхала их двусмысленных намеков, Цзиньлянь ручкой веера ударила Цзинцзи, отчего он стал подпрыгивать, словно выброшенный на берег карась.
– Тебе жить надоело, да? – повторила она. – Я с тобой шутки шутить не намерена.
– Да, но я тоже живой человек! – воскликнул Цзинцзи. – Мне больно! Видишь, как я легко одет, а ты бьешь меня что есть силы.
– А что с тобой церемониться! Будешь задевать, получишь как следует.
Жуи поспешно взяла у них Гуаньгэ, а они продолжали подшучивать друг над дружкой. Цзиньлянь сплела концы персиковой ветки и потихоньку возложила ее на шапку Цзинцзи. Он пошел, так ничего и не заметив. Тут ему повстречались Юйлоу, Гуйцзе и жена.
– Кто это тебя увенчал? – спросила она.
Цзинцзи снял венок и не сказал ни слова.
Между тем гостьи насладились игрою актеров. Когда окончилась четвертая сцена,
Дневное светило склонилось к земле,
И стали цветочные тени длинней.
Близился вечер, и Симэнь наказал Бэнь Дичуаню поднести носильщикам паланкинов по чарке вина и по четыре жареных пирожка. Потом им подали блюдо мяса.
Первыми отбыли в паланкинах дамы. За ними следовали на конях знатные гости. Лайсин и повара не спеша несли коробки со сладостями. Дайань, Лайань, Хуатун и Цитун сопровождали паланкины Юэнян и остальных хозяек, а Циньтун и четверо солдат – едущего верхом Симэня. В отдельном малом паланкине сидела Жуи с тщательно завернутым в одеяло Гуаньгэ на руках. Когда процессия приблизилась к городу, Юэнян велела Хуатуну позвать Жуи. Их паланкины понесли рядом. Юэнян беспокоилась, как бы шум городской толпы не испугал ребенка. Паланкины внесли в город, и Юэнян, распрощавшись с гостьями от Цяо, двинулась домой.
Она была у себя, когда наконец к воротам подъехали Симэнь и Цзинцзи.
– Его сиятельство господин надзиратель лично приезжали, – доложил встретивший хозяина Пинъань. – Потом два раза посыльного прислали. Не знаю, в чем дело.
Симэню это показалось подозрительным. Он прошел в залу, где Шутун помог ему снять одежды.
– Господин Ся что-нибудь говорил? – спросил Симэнь.
– Нет, ничего не изволили сказать, – отвечал Шутун. – Только спрашивал, где вы, батюшка. Хотели меня за вами посылать. Дело, говорят, важное. На кладбище, отвечаю, уехали. К вечеру вернутся. Его сиятельство хотели в обед приехать. Дважды посыльного присылали. Нет, говорю, пока не прибыли.
«В чем же дело?» – ломая голову, повторял про себя Симэнь.
Появился Пинъань.
– Его сиятельство господин Ся прибыли, – доложил он.
Смеркалось. На Ся Лунси было простое платье и обыкновенная шапочка, с ним – двое провожатых. Спешившись у ворот, он проследовал в залу.
– Вы побывали в своем прекрасном поместье? – спросил он после положенных приветствий.
– Да, приносили жертвы усопшим предкам и убирали могилы, – ответил Симэнь. – Не мог знать, что вы осчастливите меня своим визитом, сударь, и даже не встретил. Прошу покорнейше меня простить.
– Осмелюсь беспокоить вас по важному делу, сударь, – начал Ся Лунси. – Пройдемте в гостиную.
Симэнь велел Шутуну отпереть крытую галерею.
– Прошу вас, сударь! – пригласил гостя Симэнь, а слугам приказал удалиться.
– Меня посетил сегодня господин Ли, уездный правитель, – заговорил Ся Лунси. – Дал знать, что выездной цензор направил в столицу доклад. Нас с вами, сударь, обвиняет. Доклад мне переписали из «Столичных ведомостей». Вот он. Читайте, сударь!
Симэнь со страху изменился в лице и, взяв поспешно бумагу, стал при свете лампы читать. Вот что там было написано:
«Доклад Цзэн Сяосюя, выездного цензора и инспектора земель Шаньдуна.
Обвиняю корыстолюбивых и недостойных занимать свои посты военных чиновников и умоляю Ваше Величество разжаловать их, дабы утвердилось Правосудие и порядок.
Я, верноподанный, знаю, что объезжать владения и исследовать нравы – вот в чем состоит высокая миссия Сына Неба, предпринимающего обозрение Империи. Пресекать служебные злоупотребления, возвеличивать Правосудие и порядок – вот в чем состоит долг цензора, стремящегося к улучшению правления. Древняя «Летопись Весны и Осени»[8] гласит:
«Высший Правитель, совершая объезд, проникнут заботою об охране каждого уголка земли. И приходят в лад и согласие нравы, и торжествует добродетельное правление, и водворяется послушание народа всех четырех сословий, и прославляется Мудрый Правитель».
Ваше Величество повелели мне, верноподданному, совершить инспекторскую поездку по пределам земель Ци и Лу, что в Шаньдуне. Скоро год, как тружусь, объезжая судебно-уголовные управления сих мест и выявляя, насколько достойны своих постов облеченные властью – как штатские, так и военные. Обстоятельный доклад об истинном положении дел на местах дерзну поднести Вашему Величеству, как и полагается, по истечении срока инспекции. Пока же в особом представлении осмеливаюсь осудить некоторых чиновного звания лиц из судебно-уголовных управ.
Ся Яньлин[9], главный уголовный надзиратель судебно-уголовной управы в Шаньдуне, тысяцкий гарнизона Его Величества телохранителей и карателей, – человек бездарный и ничтожный, алчный и грубый, служебная деятельность которого давно вызывает всеобщее недовольство. Еще в бытность свою правителем Столичного округа Ся Яньлин постоянно злоупотреблял властью и был разоблачен своими же подчиненными. Ныне, будучи надзирателем судебно-уголовной управы Шаньдуна, он бесчинствует, как и прежде. Оказывая нажим на сослуживцев, он устроил в Военное училище своего сына Чэнъэня, экзамены за коего сдавало нанятое постороннее лицо, чем был подорван моральный дух учащихся. Его подручный Ся Шоу занимается вымогательством, а посему вызывает ненависть подчиненных. Ся Яньлин представления не имеет о своих служебных обязанностях. Принимая прибывших в уезд лиц чиновного звания, он подобострастно улыбается и не перестает раскланиваться, отчего приобрел кличку Лакей. Разбирая жалобы, он мнется в нерешительности, не зная, кого наказать, а кого помиловать, за что его и прозвали Истукан.
Симэнь Цин, младший надзиратель из этой же управы, помощник тысяцкого, – отъявленный бездельник и лоботряс. Этот неуч, не знающий азов, подкупом и кознями пролез к власти, получив военный чин. Он позволяет женам разгуливать по улицам, чем поощряет разврат[10]. Он берет певичек и пьянствует с ними в городских кабаках, чем позорит звание чиновника. Он взял себе на содержание жену некоего Ханя и предается распутству, беззастенчиво попирая самые основы поведения. Было обнаружено, что Симэнь Цин, получив от Мяо Цина взятку, укрыл этого преступника от ответа.
Алчность и нерадивость названных лиц давно осуждена общественным мнением. Они подлежат немедленному разжалованию.
Ваше Величество, смею надеяться, соизволит прислушаться к сему мнению и распорядится, чтобы соответствующее ведомство провело тщательное расследование. Если утверждения верноподанного слуги Вашего Величества окажутся справедливыми, умоляю немедленно удалить с занимаемых постов Ся Яньлина и Симэнь Цина, дабы укрепились устои правления и сияли вечно Высочайшие добродетели».
Симэнь прочитал доклад и, охваченный страхом, молча поглядел на Ся Лунси.
– Что ж мы будем теперь делать? – спросил, наконец, Ся Лунси.
