Между тем Чуньмэй, Инчунь, Юйсяо, Ланьсян и Сяоюй решили воспользоваться отсутствием Юэнян. Едва заслышав у ворот музыку и треск хлопушек, они, разряженные, подкрались к ширме и стали из-за нее подглядывать. Неподалеку у жаровни суетились Шутун с Хуатуном, подогревая вино. А надобно сказать, что Юйсяо и Шутун давно были неравнодушны друг к дружке и постоянно обменивались шуточками. Оказавшись рядом, они затеяли возню из-за тыквенных семечек и нечаянно опрокинули подогревавшийся кувшин вина. Над жаровней взвился огонь, и клубы окутали пирующих. Юйсяо продолжала смеяться, и ее услыхал Симэнь.
– Кто это там смеется? Откуда этот дым? – спросил Симэнь и велел Дайаню узнать, в чем дело.
Чуньмэй, одетая в новенькую белую шелковую кофту, поверх которой красовалась отделанная золотом ярко-красная безрукавка, сидела в кресле.
– Вот неуклюжая негодница! – заругала она Юйсяо, когда та опрокинула вино. – Увидела парня и себя не помнит! Ишь, разошлась! Кувшин пролили и хохочут. А чего тут смешного! Огонь залили и продымили всех.
Юйсяо, услышав, как ее ругает Чуньмэй, умолкла и удалилась, а испуганный Шутун направился к хозяину.
– Я вино подогревал и кувшин опрокинул, – сказал он.
Симэнь не стал допытываться, как это случилось, и пропустил мимо ушей.
Тем временем жена Бэнь Дичуаня заранее разузнала, когда Юэнян уйдет в гости, приготовила закусок и фруктов и послала дочь Чжанъэр пригласить Чуньмэй, Юйсяо, Инчунь и Ланьсян. Ведь они были любимицами хозяина. Чжанъэр провели к Ли Цзяоэр.
– Ступай к батюшке! – сказала Цзяоэр. – Я тут былинка, сама подмоги ищу.
Обратились к Сунь Сюээ, но та тоже не посмела пойти к хозяину.
Настало время зажигать фонари, и жена Бэня опять отправила Чжанъэр. Ланьсян посылала к хозяину Юйсяо. Юйсяо подговаривала Инчунь, а Инчунь указывала на Чуньмэй. Потом решили все идти к Ли Цзяоэр, упросить ее поговорить с Симэнем. Однако Чуньмэй сидела как вкопанная.
– Будто вас никогда не кормили, негодницы! – бранила она Юйсяо и всех остальных. – Как позвали на угощенье, так уж и невтерпеж. Никуда я не пойду и за вас просить не стану. Забегали, как голодные духи, а к чему суета, неизвестно. Хотела бы я увидеть хоть одним глазком.
Инчунь, Юйсяо и Ланьсян, разодетые по-праздничному, вышли, но спроситься боялись. А Чуньмэй продолжала сидеть на своем месте.
– Ладно, я пойду батюшку попрошу! – сказал наконец Шутун, завидев пришедшую опять Чжанъэр. – Пусть меня батюшка ругает.
Шутун приблизился к Симэню и, прикрывая рот, зашептал ему на ухо:
– Жена Бэнь Дичуаня наших служанок к себе на праздник зовет. Они послали меня попросить разрешения.
Чуть погодя Шутун выбежал к служанкам.
– Разрешил! – крикнул он. – Мне спасибо говорите. Наказал долго не задерживаться.
Чуньмэй не спеша направилась к себе попудриться и привести себя в порядок. Вскоре они ушли. Шутун чуть отодвинул ширму, давая им дорогу.
Завидев хозяйских служанок, жена Бэня была так обрадована, будто к ней спустились феи небесные. Хозяйка провела их к себе в комнату, где горели обтянутые узорным газом фонари. Стол был красиво сервирован. Закуски и весенние яства стояли самые разнообразные. Хозяйка, обращаясь к Чуньмэй, называла ее барышней Старшей, Инчунь – барышней Второй, Юйсяо – Третьей, а Ланьсян – Четвертой. Хозяйка и гостьи обменялись взаимными приветствиями. Была приглашена и тетушка Хань, жена магометанина Ханя. Для остальных домашних стоял поодаль особый стол.
Чуньмэй и Инчунь заняли почетные места, против них сели Юйсяо и Ланьсян, а хозяйка и тетушка Хань разместились по обеим сторонам. Чжанъэр подогревала вино и подавала закуски, но тут мы их и оставим.
Симэнь подозвал музыкантов и велел им сыграть цикл романсов – «Ветер восточный как будто крепчает, радость уже недалеко».
Подали новогодние пирожные-розочки, и у каждого в руках появились золотые или серебряные ложечки. Ароматные вкусные пирожные так и таяли во рту. Они были как нельзя кстати на праздничном столе.
Ли Мин и Ван Чжу взяли инструменты и запели заказанный Симэнем романс. Пели они выразительно, не спеша. Голоса их красиво сливались в такт с музыкой.
Равнина в дымке предрассветной
Смеётся, предвкушая праздник,
И яблонею разодетой,
И мотыльков круженьем дразнит,
И танцами цветочной феи,
И многоцветьем красоты.
Весенних паводков трофеи —
Благоуханные сады.
На мотив «Многия лета»:
Цветы абрикоса снежинок белей,
А рядом чернеют плоды сливы-мэй,
И пеной реки захлестнуло мосток.
Толпятся торговцы и уличный сброд,
А рядом, за белой стеной, у господ
Красотки задорной звенит голосок.
Несется с качелей девчоночий визг.
Корзину цветов опускаю я вниз
И вверх со съестным подымаю лоток.
На мотив «О, как прекрасно!»:
Весной все ладно – и хмельной цветок,
И винных лавок вывески цветные.
И благодарный иволги свисток,
И отзвук парный будто бы впервые.
В цветущих ветках вишен белобровых
Закружит ветер мотыльков махровых.
А мы вдвоем под тополем все ночи.
И водоём цветами нас промочит.
На мотив «Туфелек алый узор»:
Слышу звуки рожка и свирели,
Жемчугов на карнизах не счесть.
Мы в пирах молодых угорели.
В небе виснет прощальная песнь.
Нас с тобой заливает луна.
Её свет мы испили сполна.
Заключительная ария:
Среди душистых трав
усни.
Весны цветущий нрав
вкуси.
Пусть промелькнут в пирах
все дни.
Мы встретим жизни крах
одни.
Но оставим певцов, а расскажем о Дайане и Чэнь Цзинцзи.
Забрали они с собой потешные огни и хлопушки, прихватили двоих солдат и с фонарями направились к жене У Старшего за У Юэнян и остальными хозяйками.
Между тем в гостиной с гостьями пировали жены У Старшего, У Второго и У Шуньчэня. Барышня Юй услаждала их пением. Пир был в самом разгаре, когда появился Цзинцзи.
– Вас деверек примет, – сказала супруга У Старшего. – А то муж в управе. Следит, как перепись идет.
Накрыли стол, расставили яства и сладости, вино и закуски. У Второй сел за стол с Цзинцзи, а Дайань прошел к Юэнян.
– Меня батюшка за вами прислал, – сказал он. – Матушкам, говорит, лучше пораньше домой воротиться, а то народу будет много – не проберешься. Мы с зятюшкой прибыли.
Юэнян продолжала сердиться на Дайаня и не вымолвила ни слова.
– Покорми Дайаня! – наказала Лайдину хозяйка.
– Закуски и вино на столе, – отвечал Лайдин. – Пусть к нам присоединяется.
– Что за спешка! – удивилась Юэнян. – Не успел прийти и уж кормить. Пусть в передней обождет. Мы сейчас идем.
– А вы куда торопитесь? – спросила ее хозяйка. – Нас и люди осудят. В великий праздник только и посидеть у своих в гостях. Дома матушка Вторая с сестрицей остались, так что беспокоиться нечего. Домой никогда не поздно. Ведь не к чужим пришли.
У Старшая позвала барышню Юй.
– Спой что-нибудь получше матушке, – наказала она. – А то обижаться на тебя будут.