– Ты полагаешь, что получил это право, поскольку спишь с княжеской дочерью?

– Да – именно поэтому. Однако суть в другом. Мне уже доводилось воевать, и в стратегии я смыслю не хуже любого другого, кто здесь есть. Кроме того, со мной Тридцать, обладающие несравненными познаниями в военном деле. И наконец главное: если я и умру в этом забытом богами месте, то не как мелкая сошка – я сам буду управлять своей судьбой.

– Не много ли ты на себя берешь, паренек?

– Не больше, чем мне по силам.

– Ты правда веришь в это?

– Нет, – честно сознался Рек.

– Я так и думал, – хмыкнул Друсс. – Так какого же черта тебя принесло сюда?

– Судьба, должно быть, любит иногда повеселиться.

– Да, в мое время любила. Но ты-то, похоже, парень разумный. Надо было увезти девушку в Лентрию и зажить своим домом там.

– Друсс, Вирэ никуда нельзя увезти, если она сама того не захочет. Ее воспитали в воинском духе, она знает назубок все сказания о тебе и все войны, которые ты вел. Она воительница – и хочет быть здесь.

– Как вы с ней встретились?

Рек рассказал, как ехал из Дренана через Гравенский лес, рассказал о смерти Рейнарда, о Храме Тридцати, о венчании на корабле и битве с сатулами. Старик выслушал его откровенный рассказ без всяких замечаний.

– …И вот мы здесь, – заключил Рек.

– Стало быть, ты одержимый.

– Я этого не говорил!

– Да нет, сказал, паренек, – хотя и без слов. Это ничего. Я не раз сражался с такими воинами. Удивляюсь только, как это сатулы пропустили вас – этот народец не отличается особым благородством.

– Думаю, что их вождь, Иоахим, являет собой исключение. Послушай, Друсс, ты очень обяжешь меня, если не станешь распространяться о моей одержимости.

– Не будь дураком, парень! – рассмеялся Друсс. – Надолго ли ты сохранишь свой секрет, когда надиры полезут на стену? Ты лучше держись подле меня – я прослежу, чтобы ты не пришиб кого из своих.

– Благодарствую, но не мешало бы тебе проявить чуть побольше гостеприимства. Я сух, как подмышка стервятника.

– Да уж – от разговоров жажда разбирает почище, чем от драки. Пойдем-ка отыщем Хогуна и Оррина. Когда же и устроить пирушку, как не в последнюю ночь перед боем.

Как только занялась заря третьего дня, первые вестники конца времен обрушились на стены Дрос-Дельноха. Тысячи обливающихся потом воинов отвели назад рычаги сотен баллист. Напружинив мускулы, надиры тянули, пока плетеные корзины на концах рычагов не стали почти горизонтально над землей. В корзинах лежали глыбы гранита.

Защитники в оцепенении ужаса следили за надирским начальником. Он поднял руку, опустил ее – и смертоносный дождь обрушился на ряды дренаев. Стена заколебалась. У надвратной башни раздавил в лепешку трех человек зубец стены, отломившийся от удара огромного камня. Люди искали укрытия, ложились на стену плашмя, прикрыв головы руками. Грохот вселял страх, а наставшая за ним тишина показалась ужасающей. Ибо солдаты, приподняв головы, увидели, что то же самое повторяется сызнова. Снова отвели назад массивные деревянные рычаги, снова командир поднял руку – и опустил ее.

И снова пролился смертельный дождь.

Рек, Друсс и Сербитар стояли на башне, терпя первые страсти войны наравне с солдатами. Рек не пустил старого воина одного, хотя Оррин и твердил ему, что это безумие, когда два военачальника становятся рядом в бою. Друсс только посмеялся: «Вы с госпожой Вирэ будете следить за нами со второй стены – и увидите, я надирским камушкам кланяться не стану».

Взбешенная Вирэ настаивала на том, чтобы стоять на первой стене вместе с остальными, но Рек отказался наотрез. Друсс быстро покончил с их спором. «Слушайся своего мужа, женщина!» – прогремел он. Рек сморщился и зажмурил глаза, ожидая взрыва, – но Вирэ, как ни странно, только кивнула и удалилась на Музиф, вторую стену, где заняла место рядом с Хогуном и Оррином.

Теперь Рек, присев около Друсса, смотрел вправо и влево вдоль стены. С мечами и копьями в руках люди Дрос-Дельноха угрюмо ждали, когда прекратится губительный град.

Пока катапульты заряжали второй раз, Друсс приказал половине бойцов стать вместе со стрелками Лучника под следующей стеной, куда не долетали снаряды.

Три часа продолжался обстрел – камни крушили стену, убивали людей и разнесли вдребезги одну из нависающих над долиной башен. Почти все, кто был рядом, успели убежать – только четверо рухнули вместе с обломками через край и разбились внизу о скалы.

Носильщики храбро сновали под обстрелом, перенося раненых в полевой госпиталь Эльдибара. Несколько камней угодили и в госпиталь, но здание было построено прочно, и стены остались целы. Могучий чернобородый бар Британ бегал вместе с носильщиками с мечом в руке, подгоняя их.

– Боги, вот это храбрец! – воскликнул Рек, указав на него Друссу. Друсс кивнул, отметив про себя, с какой гордостью отозвался Рек о Британе. Рек от души восхищался воином, презиравшим каменную бурю.

Со стены унесли по крайней мере полсотни человек. Меньше, чем опасался Друсс. Он приподнялся, чтобы выглянуть за парапет.

– Теперь уже скоро, – сказал он. – Они собираются позади осадных башен.

Камень врезался в стену в десяти шагах от Друсса, расшвыряв людей, словно песок. Каким-то чудом не поднялся только один – остальные вновь заняли свои места. И тогда Друсс поднял руку, подавая сигнал Оррину. Пропела труба, и стрелки с Лучником во главе – у каждого по пять колчанов на двадцать стрел ринулись по мосткам через открытое место к первой стене.

Надиры с воплем, полным ненависти, казавшимся почти осязаемым, хлынули черным валом, грозя затопить Дрос. Тысячи варваров толкали вперед огромные осадные башни, другие спешили к стене с лестницами и веревками. Равнина словно ожила – она кишела надирами и исторгала боевой клич.

Лучник, задыхаясь от бега, стал рядом с Друссом, Реком и Сербитаром. Его разбойники рассыпались вдоль всей стены.

– Стреляйте, как будете готовы, – приказал Друсс.

Атаман в зеленом камзоле провел тонкой рукой по своим светлым волосам и ухмыльнулся:

– Промахнуться будет трудно. Но это все равно что плевать против бури.

– Хоть малая, да польза, – сказал Друсс.

Лучник натянул свой тисовый лук и наложил стрелу. Тысяча рук справа и слева от него повторили те же движения. Лучник прицелился в передового воина, отпустил тетиву, стрела пропела в воздухе и вонзилась в кожаный нагрудник надира. Враг, пошатнувшись, упал, и по стене прокатилось хриплое «ура». Тысяча стрел последовала за первой, потом еще тысяча и еще. У многих надиров были щиты, но у многих и не было. Сотни воинов пали под градом стрел, перегородив дорогу задним.

А черный вал все катился вперед, захлестывая раненых и убитых.

Рек, вооруженный своим вагрийским луком, пускал стрелу за стрелой – то, что он не был искусным стрелком, не имело сейчас значения, ибо, как сказал Лучник, промахнуться было трудно. По сравнению с недавним каменным дождем стрелы казались насмешкой, однако жизней они уносили больше.

Надиры были уже так близко, что стали видны их лица. «Неприглядные лица, – подумал Рек, – но решительные и отважные – лица людей, взросших для войны и крови». У многих не было лат – иные надели кольчуги, большинство воинов имело на себе панцири из лакированной кожи и дерева. Они испускали почти звериные клики – слов нельзя было разобрать, но ненависть чувствовалась в каждом звуке. «Как будто ревет какое-то громадное первобытное чудище», – подумал Рек, ощутив знакомый, грызущий внутренности страх.

Сербитар поднял забрало и перегнулся через парапет, невзирая на стрелы, летящие снизу или мимо него.

– Лестницы уже под стеной, – тихо сказал он.

Друсс повернулся к Реку.

– В последний раз, когда я бился рядом с князем Дрос-Дельноха, мы с ним создали легенду.

– Странно только, что в сагах столь редко упоминается о пересохшей глотке и полном мочевом пузыре.