Все исполнено мира, покоя и гармонии. Плеск волн усиливает чувство отъединенности от всего света, которое испытывает, глядя на море, Рек. Звезды вверху, звезды внизу – они с Вирэ плывут посредине Вселенной, вдали от людских дрязг, караулящих впереди.

«Это, должно быть, и есть блаженство», – думал Рек.

– О чем ты думаешь? – спросила Вирэ, обнимая его за пояс.

– Я люблю тебя, – сказал он. Дельфин выскочил из воды, протрубил свой мелодичный привет и вновь ушел в глубину. Рек смотрел, как вьется среди звезд его гибкое тело.

– Я знаю, что любишь, – я спрашиваю, о чем ты думаешь.

– Об этом самом. Я счастлив. Спокоен.

– Ну еще бы. Мы ведь плывем на корабле, и ночь так хороша.

– Женщина, у тебя нет души, – сказал он, целуя ее в лоб. Она подняла на него глаза и улыбнулась.

– Что ты такое говоришь, глупый? Просто я не умею так красиво врать, как ты.

– Жестокие слова, госпожа моя. Разве бы я осмелился соврать тебе? Да ты бы мне глотку перерезала.

– И перережу. Сколько женщин слышало от тебя, что ты их любишь?

– Сотни, – сказал Рек, глядя ей в глаза и видя, как уходит из них улыбка.

– Почему я тогда должна тебе верить?

– Потому что веришь.

– Это не ответ.

– Еще какой ответ. Ты ведь не какая-нибудь тупоумная молочница, которую можно обмануть сладкой улыбкой. Ты способна отличать правду от лжи. Почему ты вдруг во мне усомнилась?

– Я не сомневаюсь в тебе, олух! Просто хочу знать, скольких женщин ты любил.

– То есть со сколькими я спал?

– Если угодно.

– Не знаю, – солгал он. – Я ведь не считал. И если ты теперь спросишь «кто лучше всех», то останешься в одиночестве, потому что я сбегу вниз.

Она спросила – но он не сбежал.

Помощник у руля смотрел на них, слышал их смех и тоже улыбался, хотя и не знал, отчего им так весело. Дома его ждали жена и семеро детей, и сердце его радовалось при виде этой молодой пары. Он помахал им, когда они отправились вниз, но они не заметили.

– Хорошо быть молодым и влюбленным, – сказал капитан, неслышно появившись из своей каюты.

– Старым и влюбленным быть тоже неплохо, – ухмыльнулся помощник.

– Ночь тихая, но бриз крепчает. Не нравятся мне вон те облака на западе.

– Они пройдут стороной. Но погода точно испортится и будет подталкивать нас сзади. Еще пару дней авось урвем. Известно тебе, что они едут в Дельнох?

– Да, – кивнул капитан, почесывая рыжую бороду и выверяя курс по звездам.

– Грустно это, – с искренним чувством сказал помощник. – Говорят, Ульрик посулил сровнять крепость с землей. Слыхал, что он сделал в Гульготире? Убил каждого второго защитника и каждого третьего из женщин и детей. Выстроил всех горожан и велел своим воинам рубить их.

– Слыхал – только не мое это дело. Мы торгуем с надирами уже много лет. Люди как люди – такие же, как все.

– Согласен. Я когда-то жил с надиркой. Огонь, а не женщина, – сбежала от меня с жестянщиком. Я слышал, потом она перерезала ему горло и увела его повозку.

– Это она из-за коня, должно быть. За хорошую лошадь она у себя дома может купить себе мужчину. – Оба хмыкнули и умолкли, вдыхая благодатный ночной воздух.

– И чего их несет в Дельнох? – спросил помощник.

– Девушка – дочь князя. Будь она моей дочкой, я бы уж позаботился о том, чтобы она не вернулась. Услал бы ее куда-нибудь на самый юг империи.

– Надиры придут и туда, и даже дальше. Это вопрос времени.

– Но за это время многое может случиться. Дренаи, несомненно, покорятся им. Ну вот – опять этот проклятый альбинос со своим дружком. У меня от них мурашки бегут по коже.

Помощник посмотрел туда, где Сербитар и Винтар остановились у правого борта.

– Я тебя понимаю. Они все время молчат. Скорее бы уж увидеть, как они сходят с корабля. – Помощник начертил над сердцем знак Когтя.

– Их демонов этим не отгонишь, – покачал головой капитан.

Сербитар улыбнулся, когда Винтар передал ему:

– Нас тут не очень-то любят, мой мальчик.

– Да, как и везде. Мне трудно не презирать этих людей.

– Ты должен бороться с этим.

– Я борюсь – это трудно, но возможно.

– Слова, и только. Сказав, что это трудно, ты уже признаешь свое поражение.

– Ты никогда не перестаешь наставлять, отец настоятель.

– И не перестану, покуда на свете будут ученики.

Сербитар усмехнулся, что редко случалось с ним. Над кораблем кружила чайка, и молодой альбинос коснулся ее разума.

В разуме птицы не было ни радости, ни горя, ни надежды. Только стремление утолить голод – и досада от того, что корабль не дает никакой пищи.

Чувство безумного восторга вдруг нахлынуло на Сербитара, чувство всеобъемлющей власти, экстаза и осуществления желаний. Вцепившись в перила, он пошел по следу этой волны и остановился у входа в каюту Река.

– Они очень сильно чувствуют, – передал ему Винтар.

– Негоже нам вникать в это, – чопорно ответил Сербитар, покраснев так, что это было заметно даже при лунном свете.

– Ошибаешься, друг мой Сербитар. Мало что может спасти этот мир – и к этому немногому относится способность людей любить друг друга с великой и неувядаемой страстью. Я радуюсь, когда они предаются любви. Им так хорошо.

– Да ты, оказывается, любишь подглядывать, отец настоятель, – улыбнулся Сербитар, а Винтар рассмеялся вслух.

– Верно. От них, молодых, исходит такая сила…

В уме у обоих внезапно возникло тонкое, серьезное лицо Арбедарка с отвердевшими чертами.

– Прошу прощения, – передал он, – но из Дрос-Дельноха пришла дурная весть.

– Говори, – велел Сербитар.

– Князь умер. И в Дросе есть изменники. Ульрик приказал убить Друсса.

– Соберитесь в круг около меня, – сказал Друсс измученным людям, ковылявшим к нему от стены. – И сядьте, покуда не упали.

Он обвел круг своими голубыми глазами и презрительно фыркнул.

– Эх, подонки! И вы именуете себя солдатами? Пробежались немного – и вам уже конец. Хороши же, черт возьми, вы будете после трех дней и ночей сражения с надирами, которых в пятьдесят раз больше, чем нас!

Никто ему не ответил – да тут и не требовался ответ. Почти все слушали Друсса даже с некоторым облегчением – все передышка от нескончаемой гонки.

– Скажи вот ты, – Друсс указал на Джилада, – какие полусотни представлены здесь?

Джилад оглядел лица.

– «Карнак», «Бильд», «Корбадак»… четвертую не знаю.

– Отлично! – проревел старик. – И что же, никто так и не назовется? Которая четвертая?

– «Сокол», – пискнул кто-то сзади.

– Хорошо! Командирам выйти вперед – остальные займитесь дыханием. – Друсс отошел чуть подальше, пригласив офицеров следовать за собой. – Прежде чем я скажу вам, чего хочу, пусть командир «Сокола» назовется.

– Я командир. Дун Хедес. – Вперед выступил молодой человек небольшого роста, но крепкого сложения.

– Почему название твоей полусотни произнес не ты, а какой-то конопатый крестьянский сын?

– Я глуховат, командир, а когда я устаю и кровь стучит в ушах, почти совсем не слышу.

– В таком случае, дун Хедес, считай, что ты больше не командуешь «Соколом».

– Вы не можете так поступить со мной! Я всегда служил на совесть. За что вы хотите меня опозорить? – вскричал молодой человек.

– Послушай меня, молодой дурень. Нет никакого позора в том, что ты глух. Можешь, если хочешь, стоять рядом со мной на стене, когда надиры придут. Но как же ты можешь командовать полусотней, если ни черта не слышишь из того, что я говорю?

– Как-нибудь справлюсь.

– А как быть твоим людям, когда они спросят у тебя совета? Что будет, если скомандуют отступление, а ты не услышишь? Нет, решено. Ты больше не командир.

– Я требую встречи с ганом Оррином!

– Твое право. Но к концу дня я назначу в «Сокол» нового дуна. А теперь к делу. Я хочу, чтобы все – и ты тоже, Хедес, – отобрали среди своих солдат двух силачей. Тех, что всех побивают в борьбе на руках, в кулачном бою и так далее. Они получат возможность схватиться со мной. Это подымет ребятам настроение. Приступайте!