Вслед за тем мы перенесли свой бивуак, расположенный под скалами, на более открытое место и здесь к ночи устроили укрепление, составив квадрат из уложенных верблюдов и багажа. Поочередно двое казаков караулили; все прочие спали, не раздеваясь, с ружьями в руках и револьверами за поясом.
Остальное время дня после своего неудачного нападения ёграи ездили взад и вперед по гребням ближайших гор, вероятно, наблюдая за нами и собираясь с силами. Всю ночь были слышны дикие крики в ближайших аулах – там для нас готовилось отмщение…
Незавидно, но в высшей степени интересно было в это время наше положение. С одной стороны наша маленькая кучка – всего двенадцать европейцев, с другой – целая орда дикарей, нам враждебных. Там – грубая физическая сила, здесь – сила нравственная. Эта-то нравственная сила должна была победить и победила!..
Утром следующего дня, лишь только взошло солнце, мы убрали свой бивуак. Три эшелона нашего каравана были поставлены рядом друг с другом. Впереди их собрались все мы кучей, с винтовками в руках, с револьверами у пояса; в сумке у каждого находилось по сто патронов; около четырех тысяч тех же патронов везлись на вьюках. В таком боевом порядке двинулись мы вперед к ущелью, которое лежало по пути недалеко впереди нас. Ёграи заняли это ущелье конной партией, стоявшей при входе, и несколькими стрелками, усевшимися (как было видно издали в бинокль) с фитильными ружьями на скалах; другая конная партия расположилась на скате горы прямо против нашей ночевки; наконец, третья собралась немного сзади, вероятно для того, чтобы атаковать нас с тыла или, быть может, задержать наше отступление. Последнее, впрочем, для нас совершенно было невозможно, если бы даже и желалось. Куда мы могли отступать? Назад за Тан-ла? Но там бы мы встретили все тех же ёграев, притом ободренных нашей трусостью; да, наконец, до Цайдама лежало более 700 верст, быстро пройти которые невозможно было с нашими усталыми верблюдами. Оставалось, следовательно, одно – пробиваться вперед.
Лишь только караван наш тронулся с места, ёграи, которых собралось всего человек 60 или 70, пришли в движение. Передняя партия построилась при входе в ущелье; задняя осталась наблюдать; средняя же поехала шагом на одной высоте с нами, только по противоположному скату гор, окаймлявших долину. Так прошли мы около двух верст под наблюдением и в сопровождении разбойников. В это время средняя их партия приблизилась к нам шагов на семьсот; недалеко также оставалось и до той кучи, которая заслонила вход в ущелье. Сократить еще расстояние не было расчета, так как ёграи на своих отличных конях в несколько мгновений могли прискакать к нам и наш главный шанс – дальнобойные скорострельные ружья не могли бы быть пущены в дело как следует. Поэтому я решил палить отсюда. «На семьсот шагов поставь прицелы!» – скомандовал я своим спутникам, и затем, при слове «пли», двенадцать пуль ударили в ближайшую кучу ёграев. Не успели те опомниться, как прилетел другой залп, а за ним третий. Разбойники бросились на уход, врассыпную, в гору и слезли с коней, вероятно для того, чтобы изображать меньшую цель или даже отчасти прикрывать себя туловищами лошадей. Тем временем мы подняли прицелы у берданок на 1200 шагов и послали залп в партию, стоявшую при входе в ущелье. Однако пули не долетели до ёграев и взрыли песок впереди их лошадей. Я велел казакам взять самый верхний прицел, и следующий залп был удачнее первого. Разбойники заволновались; после же еще двух залпов пустились также врассыпную на уход.
Так мы отделались от конных врагов, которых провожали то залпами, то одиночными выстрелами до тех пор, пока могли доставать наши пули. Были ли убитые или раненые и сколько – мы не могли видеть на пересеченной местности; да притом, пользуясь благоприятными минутами, нужно было спешить пройти ущелье. Людей, сидевших здесь на скалах с ружьями, уже не было видно; тем не менее, я отрядил двух солдат вверх на гору для осмотра местности. Сами же мы шли по-прежнему кучей впереди верблюдов и держали ружья наготове. Но, к крайнему удивлению, в ущелье никого не оказалось, хотя видно было свежее место, где только что ночевали ёграи, караулившие этот важный для них пункт. Вероятно, видя, как далеко бьют наши ружья, защитники ущелья не пожелали испытать на себе действия этих ружей в более близком расстоянии и убрались подобру-поздорову, пока мы стреляли в конные партии. Из них задняя исчезла также неизвестно куда. Две же другие, разогнанные перед тем нашими выстрелами, собрались, быть может, совместно с защитниками ущелья на вершине горы и оттуда, вероятно, глазами грифов провожали наш караван. Последний благополучно миновал короткое ущелье и вышел на широкую равнину, где мы, со своими скорострелками, могли считать себя почти в безопасности.
Горячие минеральные ключи. При выходе из упомянутого ущелья нам встретились минеральные ключи, которые лежат на южном склоне Тан-ла по р. Тан-чю в двух местах, отстоящих одно от другого на 13 верст. Мимо верхних из этих ключей мы только прошли; возле же последних, находящихся на абсолютной высоте 15 600 футов, ночевали. При обратном следовании через Тибет из обоих ключей взяты были образчики воды, химическое разложение которой обязательно сделано профессором дерптского университета, доктором К. Г. Шмидтом.[386] Результаты, им полученные, показывают, что описываемые ключи известково-щелочные, притом слабого минерального состава: в 1000 частях воды сумма минеральных солей для верхних ключей – 1,07, уд. Вес – 1,00095, для нижних – 1,18, уд. вес – 1,00113.
В верхних минеральных ключах собственно один только ключ, но могучий. Его температура, измеренная 11 декабря при обратном нашем пути, была +32 °C. Место, где бьет этот ключ, обставлено большими (8-10 сажен по отвесу) известковыми скалами, образованными частью накипями самой минеральной воды; внизу расстояние между скалами не более четырех сажен. Минеральный ключ выливается здесь из подножия скалы северного берега ущелья. Внутри этой скалы слышится постоянно глухой шум, клокот воды и равномерные удары, как бы молотом; сбоку лежит отверстие вроде трубы, из него выходит удушливый пар. Вода, выливаемая ключом, образует небольшой зимой не замерзающий ручей, который вскоре соединяется с речкою Тан-чю.
Нижние минеральные ключи расположены, как упомянуто выше, в 13 верстах от верхних, также на р. Тан-чю, к которой круто спускаются здесь луговые скаты окрестных гор. На левом берегу стоят небольшие (4–5 сажен высоты) скалы; поверх их видны конические отложения известкового туфа, некогда бывших здесь ключей. Ныне эти ключи существуют лишь по берегу (всего более правому) и местами по дну самой р. Тан-чю, на протяжении около ста сажен. Здесь эти ключи довольно многочисленны. Два из них бьют фонтанами фута на три или на четыре вверх; остальные – то выходят маленькими струйками, то с шипением вырываются из земли, то клокочут, словно в чаше, в собственных отложениях туфа. Наибольшая температура, найденная мной в нижних ключах как при переднем, так и при обратном нашем следовании,[387] была +52 °C. Там, где температура воды не слишком высока (19–20 °C), красовались, несмотря на зиму, зеленые водоросли, толклись мошки и играли рыбки – Nemachilus stoliczkai и Schizopygopsis n. sp.; их мы наловили в свою коллекцию. Кроме того, я убил здесь пару обитавших в скале филинов (Bubo sp.) и случайно зимовавшего крохаля (Mergus merganser). Впоследствии мы узнали, что на нижних минеральных ключах прежде, летом, ставились черные палатки и войлочные юрты, в которых жили больные, приезжавшие из Лхасы и из соседних частей Тибета для пользования минеральной водой. Но однажды ёграи и голыки уничтожили это стойбище, и с тех пор здесь никто не живет.
Нам не сказали, существуют ли подобные минеральные ключи в других частях южного склона Тан-ла, но они, по исследованию пундитов, встречаются также в горах, окружающих оз. Тенгри-нор.
