Деревня Полу расположена при слиянии рек Кураба и Тереклика на абсолютной высоте 8200 футов. Глиняные сакли в этой деревне тесно скучены; садов нет,[968] но много землепашества. Вокруг поселения и по обеим названным речкам разбросаны поля, всего, я полагаю, около сотни десятин. На них засевают ячмень, пшеницу и горох; другие хлеба здесь не растут.

Помимо земледелия, жители Полу занимаются скотоводством – содержат много баранов, в меньшем числе коров и лошадей. Последние хотя небольшого роста, но славятся своей крепостью и выносливостью. Теперь лошадей у полусцев немного, ибо китайцы, заняв по смерти Якуб-бека Восточный Туркестан, озаботились прежде всего уничтожить туземных лошадей, дававших возможность быстро действовать в случае восстания. Лошади отбирались китайцами для себя, частью же умерщвлялись: их расстреливали, иногда же, по словам полусцев, заводили зимой в реки, или прямо обливали на морозе водой и замораживали. Хозяевам оставлены были лишь в небольшом числе кобылы, от которых имеется нынешний приплод.

В одной версте от деревни Полу, вверх по р. Тереклик, находится мазар, где похоронен Клич-бура-хан, сын черченского царя Аллик-мази. Мазар этот, утыканный, как обыкновенно на здешних магометанских кладбищах, жердями с привязанными к ним тряпками и хвостами яков, лежит на вершине довольно высокого и крутого холма, внизу которого видны две небольшие пещеры; в них иногда временно поселяются желающие спасаться от мирских сует. Затем также в расстоянии версты от описываемой деревни, но уже вверх по р. Кураб, видны небольшие остатки некогда бывшего здесь городка мачинцев.

Колония Полу входит в состав Кэрийского округа. Общественными делами этой колонии заведует выборный аксакал. Старше же его некий халпэ (т. е. настоятель, или игумен монастыря), старик, который хотя и не занимает определенной по администрации должности, но советы его слушаются охотно.

В Полу проведены были нами пять суток. Подобно тому как некогда в Ясулгуне, так и здесь, мы вскоре подружились с туземцами. Они теперь откровенно говорили, что за несколько дней до нашего прихода получено было из Кэрии от китайцев приказание ничего нам не продавать и не давать вожаков; притом китайцы чернили нас самым гнусным образом. Полусцы отчасти поверили этому; даже спрятали свои лучшие вещи и одежду в горах, опасаясь грабежа с нашей стороны; попрятали также и своих женщин. Видя теперь совершенно противное, те же полусцы не знали, как услужить нам, продали все, что было нужно, и назначили вожаков. Китайцам же в Кэрию хитро написали: «Мы не можем исполнить ваши приказания относительно русских, ибо они грозят нам силой; сами мы сопротивляться не в состоянии. Если вы сильнее русских, то придите сюда и расправьтесь с ними». Дружба наша с жителями Полу вскоре возросла до того, что они дважды устроили для казаков танцевальный вечер с музыкой и скоморохами. На одном из таких балов присутствовал и я со своими помощниками. Местом для залы избран был просторный двор сакли и устлан войлоками. Музыка состояла из инструмента вроде гитары, бубна и простого русского подноса, в который колотили по временам. Все гости сидели по бокам помещения; для нас были отведены почетные места. На средину выходили танцующие – мужчина и женщина. Последняя приглашается кавалером вежливо, с поклоном. Пляска состоит из довольно вялых движений руками и ногами в такт музыки. Зрители выражают свое одобрение криком во все горло; иногда же вдобавок к музыке поют песни. В награду музыкантам собираются деньги на подносе, который, по обычаю, проносят над головами танцующих. Наши казаки также принимали участие в общем веселье и лихо отплясывали по-своему под звуки гармони; инструмент этот приводил слушающих в восторг. В антрактах танцев появлялись скоморохи: один наряженный обезьяной, другой козлом, третий, изображавший женщину, верхом на лошади; выделывали они очень искусные штуки. Сначала наше присутствие немного стесняло туземцев, которые даже извинялись, что их женщины не могли хорошо нарядиться, ибо лучшее платье, вследствие китайских наветов, далеко спрятано в горах; потом все освоились и веселились от души. Вообще наши казаки до того очаровали местных красавиц, что, когда мы уходили из Полу, женщины плакали навзрыд, приговаривая: «Уходят русские молодцы, скучно нам без них будет».

Неудачный разъезд. Расспросами в Полу мы узнали, что вверх по ущелью р. Кураб существует проход в Тибет, но что дорога эта крайне трудная, да притом недавно еще умышленно испорчена китайцами. В прежние времена тем же ущельем пробирались на плато Тибета золотоискатели; изредка тибетцы привозили на продажу лекарства; в 1871 г. здесь прошел из Ладака в Кэрию и обратно пундит; в 1877 г. курабская тропинка была немного исправлена по приказанию хотанского правителя Нияз-бека, рассчитывавшего этим путем удрать в Индию по падении царства Якуб-бека; затем вскоре та же тропа пришла в прежнюю негодность. Вот все, что мы могли узнать насчет столь важного для нас пути. Чтобы окончательно убедиться в его недоступности, я отправился с двумя казаками в разъезд вверх по Курабу. Первые 9 верст от д. Полу пройти, даже со вьюком, [можно] довольно хорошо. Затем, от впадения справа в тот же Кураб р. Там-чю, начинается дикое и узкое (местами лишь сажен 20–30 в поперечнике) ущелье. С обеих сторон его стесняют громадные скалистые горы; дно же усеяно крупными валунами, по которым с шумом бежит быстрый Кураб. Перейти эту речку вброд, во время высокой воды, невозможно.

Боковые скалы описываемого ущелья в нижнем его поясе состоят из сланца, повыше из сиенита. Все эти скалы изборождены трещинами и выбоинами, да притом посыпаны, словно мукой, лёссовой пылью, так что сплошь имеют одинаковый серовато-желтый цвет. Местами залегают крупные осыпи. Узкие же ущелья, то безводные, то с речками, впадающими в Кураб[969] от снеговых вершин, бороздят те же горы. Бесплодие царит здесь всюду. Лишь кое-где, под навесом скал или на более отлогих горных скатах, выдаются небольшие площадки, по которым растут чахлые кустики мелкого злака и врассыпную встречаются альпийские формы растений, каковы: ревень (Rheum spiciforme), твердочашечники (Androsace sarmentosa var. flavescens, A. squarrosula n. sp.), пижма (Tanacetum fruticosum?), молочай (Euphorbia sp.), очиток (Sedum quadrifidum), астрагалы (Astragalus sulcatus? Oxytropis chionobia?), Lloydia serotina, Omphalodes sp. Так в среднем поясе описываемых гор. В нижнем же их поясе скаты, засыпанные лёссом, порастают редкими кустами мелкого лука (Allium oreoprasum) и мелкой полыни (Artemisia frigida), так что издали иногда кажутся совсем зелеными; здесь же красивыми пятнами пестреет цветущий твердочашечник (Androsace squarrosula n. sp.), но других цветов мы не видали. Несколько лучше относительно растительности по самому ущелью Кураба, да и то лишь в нижней его части. Там встречаются, опять-таки в ничтожном количестве, кустарники: белый шиповник (Rosa Beggeriana), барбарис (Berberis kaschgarica), золотарник (Caragana pygmaea var.) и кое-где облепиха; местами вьется ломонос; из трав, кроме лука и мелкой полыни, растет дырисун, а в одном месте, под влажным навесом скалы, мы нашли цветущую герань (Geranium Pylzowianum). Собственно по ущелью мы проехали с великим трудом лишь 12 верст. Приходилось то переходить вброд или по крупным валунам р. Кураб,[970] то итти вдоль нее по тем же валунам, то, наконец, тропинка вилась по узким карнизам над крутыми обрывами. Даже для верховых лошадей здесь чрезвычайно трудно; с навьюченными же местами вовсе нельзя пройти. Подножный корм встречался лишь кое-где в нижних частях ущелья; далее вверх этого корма не было вовсе. От ночлежного нашего бивуака (в 21 версте от Полу) я ходил с вожаком еще версты за две через высокий и крутой перевал к тому месту, где, как нам давно уже говорили туземцы, был мост, умышленно разрушенный китайцами. Оказалось, что вместо моста здесь лежало несколько бревен для расширения короткого и узкого каменного карниза над обрывом. Это приспособление было уничтожено; тропинка же в нескольких местах завалена камнями.[971] Но ни то, ни другое не могло бы нас задержать: камни с тропинки можно было сбросить, а через карниз перетащить багаж на руках. Несравненно более препятствовал самый характер всего ущелья. Здесь, повторяю, с небольшим даже багажом, каковой необходим при научных исследованиях, пройти почти невозможно, в особенности летом при большой воде. Да, наконец, если бы мы и пробрались, рискнув погубить часть багажа и вьючных животных, на плато Тибета, то уцелевшие лошади после столь трудного перехода сделались бы совершенно негодны на дальнейший путь. Все эти причины заставили меня отказаться от намерения пройти в Тибет по Курабу. Взамен того, по заранее намеченному плану, решено было направиться к западу вдоль высоких снеговых гор и поискать там, по правде сказать, с малой надеждой на успех, более доступного прохода. Во всяком случае мы должны были провести наступавший июль в Кэрийских горах.